Что надеть для обольщения - Сари Робинс

Он отдаст ей все. Сделает для нее все… В том числе спасет ее от того, чтобы она носила его недостойное имя.

Исполненный решимости, Прескотт повернулся к сэру Ли:

– Благодарю вас за мудрый совет. Я ваш должник.

Сэр Ли, качая головой, произнес:

– Разумеется, поспешите к ней. Вы нужны ей, мой мальчик. Но я ловлю вас на слове, и в один прекрасный день я могу взыскать с вас ваш долг.

– Это ваше право, – бросил через плечо Прескотт, направляясь в комнаты Эдвины.

– Нет, сынок, – проговорил старик, когда Прескотт удалился. – Это не мое право. Это мой долг!

На следующий день Эдвина сидела с Прескоттом в гостиной ее апартаментов.

– Фу, какая гадость! – поморщилась Эдвина, понюхав ужасно пахнущую жидкость в кружке, которую протягивал ей Прескотт. – Ненавижу ячменный отвар.

– Перестаньте капризничать и пейте. – Прескотт вложил в руки Эдвины кружку с целебным напитком и откинулся на спинку мягкого кресла.

Сегодня Прескотт был одет в охотничий костюм зеленого цвета, который придавал его глазам более яркий, изумрудный оттенок. Каждый раз, когда Эдвина смотрела на возлюбленного, у нее перехватывало дыхание от его красоты. Он был исключительно заботлив и внимателен к ней. Задумывая свой план, Эдвина и представить не могла, как дорог станет ей этот человек.

Он был сейчас без головного убора, волосы у него были распущены и не напомажены. Таким Прескотт нравился ей больше всего. Эдвина не могла оторвать от него взгляд, ей хотелось протянуть руку и растрепать копну его темных, с медным отливом волос.

Но изнутри ее начало грызть сомнение, хочет ли ее Прескотт по-прежнему. Отвращение к любовным играм, которое питал покойный сэр Джеффри, продолжало преследовать бедную женщину, а в памяти внезапно всплыли слова кузена Генри. Он сказал однажды, что мужа держат подальше от спальни, где его жена лежит в родовых муках, потому что, если мужчина увидит свою жену в таком ужасном состоянии, он никогда больше не сможет до нее дотронуться. Эдвина опасалась, что то же самое можно отнести и к ее отравлению, которое не могло не внушить Прескотту отвращения к ней.

Эта мысль так расстраивала Эдвину, что она готова была разрыдаться. Как раз в тот момент, когда она впервые познала страсть, так обидно все потерять…

Эдвина решила сосредоточиться на приятных мыслях о том, каким ангелом был Прескотт, когда так заботливо ухаживал за ней. Старался предугадать любое ее желание, читал ей вслух книги, водил ее на прогулки, пока горничная делала уборку ее комнат.

Он настоял, чтобы ее комнаты вычистили до блеска, а постельное белье сменили. Прескотт буквально сдувал с Эдвины пылинки.

Да, Прескотт трогательно ее опекал. Но целовал ее так, как целуют свою сестру, и прикасался к ней, как нежный брат. А Эдвина стосковалась по его пылким мужским ласкам и страстным поцелуям, от которых кружится голова.

Казалось, Прескотт совсем не видел в ней женщину. Она была для него пациентом, нуждающимся в уходе, другом, которому необходима компания, а не женщиной, испытывающей потребность в своем мужчине. Эдвина понимала, что думать подобным образом эгоистично с ее стороны. Но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось, чтобы Прескотт желал ее – с той сумасшедшей, безудержной страстью, которую она испытывала к нему.

Но Эдвина не собиралась допытываться у Прескотта, как именно он сейчас к ней относится. Она считала, что это все равно, что спрашивать мужчину, почему он не присылает цветов. Все, что она могла себе позволить в этой ситуации – быть благодарной Прескотту за его участие. И это выбивало ее из колеи.

– Ну-ну, не упрямьтесь. Выпейте это, – терпеливо упрашивал он Эдвину, прерывая ее размышления. – Иначе я сейчас же позову Дженел. А вам прекрасно известно, что она сторонница жестких мер и строжайшей дисциплины.

– Боже мой! А вы, оказывается, настоящий тиран, – пошутила Эдвина, изо всех сил пытаясь скрыть, что сердце у нее разрывается на части. – Могли бы быть не столь суровым к несчастной жертве злодейского отравления. – А затем совсем другим, более серьезным тоном добавила: – Я правда очень ценю все, что вы сделали для меня, Прескотт. Мне хотелось бы вычеркнуть из памяти тот ужас, который мне пришлось пережить за эти последние несколько часов. Но я никогда не забуду вашу чуткость и доброту.

Прескотт пожал плечами:

– Я уверен, что будь вы на моем месте, вы бы вели себя точно так же.

– Конечно. Но это нисколько не умаляет ваших заслуг. – Эдвина сделала глоток тепловатого отвара – неприятного на вкус, но целительного для ее желудка. – Я надеюсь, вы перестали винить себя в том, что случилось?

– Похоже, вы не хотите, чтобы я это делал, – улыбнулся Прескотт, но грусть у него в глазах заставила сердце Эдвины сжаться.

Не удержавшись, она тихонько пожала его руку.

– Прескотт, дайте мне слово не упрекать себя.

– Договорились. – Он улыбнулся, поднялся с места и так нежно поцеловал ее в губы, что у Эдвины камень с души свалился и все ее тело охватил радостный трепет.

«Так, значит, он все еще хочет меня!»

Нежно гладя распущенные локоны Эдвины, он прошептал:

– Ах, как же я соскучился по вашим сладким губам! – Вздохнув, Прескотт добавил: – Доктор прописал вам полный покой, но мне кажется, несколько поцелуев вам не повредят. Вы согласны?

Любимый мужчина берег ее от перенапряжения! А она, глупенькая, все это время беспокоилась, что он ее больше не хочет как женщину. Эдвину охватило чувство бесконечной нежности к этому потрясающему человеку.

Эдвина погладила щеку Прескотта и прошептала:

– Ну… я чувствую себя намного лучше… К тому же доктор сказал, что мне нужно проводить как можно больше времени в постели…

Потянувшись к губам Эдвины, Прескотт проговорил:

– Боюсь, это не совсем то, что обычно подразумевают под понятием «полный покой»…

– Гм… – Кто-то тихо кашлянул за спиной Прескотта. – Гм… – Кашель повторился.

Прескотт выпрямился. На пороге стояла леди Кендрик, настроенная по-деловому. Эта женщина была похожа на капитана корабля: она чувствовала себя в ответе за все, что происходило, и пребывала в вечных хлопотах, выполняя свои обязанности с неизменным энтузиазмом. Потирая руки, леди Кендрик довольно заметила:

– Как я рада снова видеть румянец у вас на щеках, Эдвина!

Эдвина вспыхнула.

– Благодаря вашему удивительному гостеприимству и добросовестности ваших слуг я ни в чем не знаю нужды. Благодарю вас за все, миледи.

– Да, хорошо. Но было бы лучше, если бы все это безобразие никогда с вами не случалось. И о чем только я думала, включая в список приглашенных эту ужасную леди Помфри!