Молот Златы (СИ) - Хелен Кир

— Значит, как Ляльку спасать, так ты без предупреждения решил, что ты со мной. И я с радостью принял! Помнишь, Кай? Мы везде вместе! Или тебе про Зацепина освежить мозги?

— Замолчи! — шикает на него жена. — Рус! Тише!

— Сама молчи!

— Руслан! — возмущенно кричит Ляля. — Тут дети, они не в курсе.

— А… да? Черт, да! — на миг теряется Рус.

Мы с Молотом сидим с вылупленными глазами. Я просто замерла, а Ваня значительно напрягся. Он просто в шоке. Чемпион ММА в растерянности. Это, конечно, да, такое следует увидеть. Двухметровый детина с взглядом потерявшегося ребенка.

— Мам? — кивает ей.

— Ой, Вань, потом, — отмахивается Ляля. — Вы два дурака, — тычет в мужа и папу. Два придурка. Скажи, Лен. С вами хоть когда спокойно бывает, а? На хрена детям вывалили наше прошлое. Ну было и было, все же хорошо. Златунь, все пройдет, малыш, все будет хорошо. Ваня тебя защитит всегда. Только, девочка моя, не ходи никогда одна никуда. Предупреждай всегда своего парня. Договорились?

Рус резко поворачивается и с насмешкой смотрит на жену.

— Че, правда? Ты так и делала, Ляль. И делаешь. Всегда!

— Руслан!

— Ладно. Все. Остывай.

Не смотря на страшные события, атмосфера в доме меняется. Папа так смотрит на Ганса, что тот бессильно машет рукой. Наливает себе воды и осушает стакан крупными глотками. Крутит головой и садится в кресло.

— Ганс, — подает папа голос. — Клянусь при всех — без тебя больше никогда. Прости, брат. Не повторится.

— Пошел ты! — бурчит Величанский. — Хорошо, что тачка твоя тюнинговая. Золотой парашют на весь багажник. Эти дебилы не додумались ее спрятать, слава Богу. Да и склады Ката я знал, где находятся. Эти же Коза-Ностры всегда патерно работают. Вычислил после того, как он к тебе в офис приезжал насчет слияния. Вот пригодилось. Я тогда все пробивал, что у него и где. Ну что смотришь? Как знал, что жопу тебе надо будет прикрывать.

Папа тяжело сглатывает и осторожно ссаживает маму. Поднявшись, направляется к Русу и смотрит с непередаваемым чувством. Слышу, как Ваня неловко прокашливается, но не отвлекаюсь. Я смотрю, как сходятся два льва, два крутых мужика, ощущаю их неодолимую силу и мощь.

— Спасибо, брат. Блядь, я знал, что ты приедешь. Я знал, Рус, — они обнимаются. Если папа крепко стискивает Руслана, тот острожничает, боится причинить боль.

— Ну все, Кай. А то, сука, заплачу, — виляет голосом и нарочито грубо отстраняется. — Давай по маленькой.

— У меня есть, — папа берет бокал, поданный мамой. — Наливай себе. Вань, ты выпьешь?

Ваня первым порывом дергается, но я сильнее прижимаюсь к нему и оплетаю телом. Двигаться возможности у него нет. А нечего!

— Нет, Ник, — скрывая улыбку отвечает мой Молот. — У меня режим.

— Да? — с насмешкой спрашивает Руслан. — Ну-ну… Кхм. Вижу… твой режим.

— Бать!

— Ну все! Все! Давай, Ник, — чокается и опрокидывает вискарь. — Ляль, ты за рулем, — тычет пальцем в оторопевшую жену, замершую с открытым ртом над мартини. — Я первый успел.

— Тьфу, зараза! — со стуком приземляет на стол свой фужер теть Ляля. — Ты посмотри на него, Лен! И так все время. Я в следующий раз дома выпью, чтобы тебя обогнать.

— Угу, — смеется Рус. — Ладно, пей. Такси вызовем.

Ваня.

Все тонет в гомоне предков. Все, кроме нее.

Запускаю руки под плед и пролезаю под свободный свитер. Как только касаюсь голой кожи, начинают чесаться зубы. Сжимаю, прогоняю странное ощущение. Злата немного напрягается, и я тут же ослабляю хват. Определенно не сегодня. События не располагают. Даю себе еще секунду, чтобы подумать.

Осторожно вдыхаю запах ее волос. Веду невесомо носом по макушке. Больше никогда… Никогда она не пострадает. В тот момент, когда все поняли, что их взяли в заложники, я познал ужас. Ни с чем несравнимый страх жрал мою душу, как ненасытное животное. Мыслей не было, мозг превратился в густой горячий кисель. Огромные колючие острые шишки ворочались под кожей, рвали и дырявили. В себя пришел только тогда, когда Сварог всёк и словами и делом. Отдуплился мгновенно.

Едва касаюсь ее нежной кожи щек и тут же плавлюсь от горькой нежности. Снова обжигает смертельное чувство, что чуть не потерял свою бэйбу. В те минуты, когда шел по мокрому подвалу, леденел от неизвестности. Больше всего боялся, что обидят сильно. Нет, не то… Я другого боялся… Не могу. Впервые в жизни не могу повторить в голове эти опасения. Не нахожу ничего лучше, чем:

— Уедем? — прижимаю панночку сильнее.

— Я… Да к черту! Едем, — решительно слазит с моих колен. — Ладно, родители. Всем пока.

Мама отрывается от папы и недовольно смотрит. Я понимаю. У нее двойной стресс. Сложно представить, что она пережила, пока нас искали. Одно то, как она бросилась к нам при встрече, говорило о многом. Мама не умеет плакать при всех. Ей удается иное. То, как она говорит глазами — нечто. Только ей подвластна необычная трансформация серого инея. Мама собирает в радужку всю гамму чувств и обрушивает на стоящего перед ней.

В момент встречи мы с папой испытали пронзительную оторопь от ее выплеска. Мама несколько секунд не двигалась совсем, только смотрела. Ветер шевелил ее густые, кудрявые волосы, раскидывал непослушные пряди на шею, на плечи, на щеки. На бледном лице сверкали серые глаза, заполненные страхом отчаяния и потери. Весь скрытый спектр эмоций выстреливал. Папе даже пришлось ее негромко окликнуть, чтобы пришла в себя, вышла из транса.

Вздрогнула. Медленно пошла навстречу, все прибавляя шаги и под конец побежала. Я, вывернувшись из рук Ивана, рванула к ней, что было сил. Крепко обняв, прижалась и долго не могла отстраниться. Моя родная… Так меня успокаивала, так обнимала, так гладила по голове, как в детстве. Я слышала, как бешено бил ее пульс, как громко колотилось сердце, как дрожали пальцы, перебирающие мои волосы. Папа ждал, и я не могла его лишить объятий с мамой, поэтому уступила.

Не могу передать ни словами, ни жестами, ни дыханием, ни сердцебиением их чувств. Я понимала в этот момент только одно — их любовь вечна и нерушима.

Сейчас в эту минуту, после пройденных испытаний, в полной мере осознаю яркое беспокойство мамы. Ей бы меньше всего хотелось, чтобы я исчезала. Но… Умоляюще смотрю на нее. Ваня молчит, только крепче притягивает. Знаю, все равно настоит на том, чтобы уехали. Приведет любые аргументы, лишь бы вдвоем остаться. Я все же не хочу усугублять, поэтому действую сама.

— Мам, пожалуйста…

Она отворачивается и