Трое из Иудеи (СИ) - Леженда Валентин

Впрочем, ведь с ним говорил сам Яхве! А что Яхве какая-то там температура?!!

Загнав себя в сей теологический тупик, Соломон будучи достаточно любознательным молодым человеком всё-таки решил изучить жертвенник подробней, благо никто ему не мешал. Камень был себе как камень, вот только непонятный тонкий хвостик тянулся к противоположной украшенной фресками стене. Хвостик оказался занятным и при ближайшем рассмотрении напоминал длинную искусно сплетённую верёвку.

Соломон ещё больше заинтересовался, решив выяснить, где именно заканчивается сия ритуальная принадлежность непонятного назначения. Принадлежность заканчивалась за небольшой шторой, исчезая в глухой стене. Между стеной и верёвкой имелась некая выпуклость, вырезанная из белой кости. Соломон наклонился и, потянув за веревку, легко выдернул выпуклость из пористого камня. Каково же было его удивление, когда он обнаружил в стене замурованную штуку, очень смахивающую на свиной пятачок с двумя симметричными дырочками.

– Гм… – задумчиво почесал макушку царь, рассматривая металлические рожки на костяном выдернутом из стены украшении.

Рожки идеально совпадали с отверстиями пятачка.

– Однако! – заинтригованно произнёс Соломон, возвращая непонятное на его законное место.

Алтарь за его спиной неожиданно загудел. Царь аж подпрыгнул на месте, когда вновь услышал такой знакомый приятный голос.

– Да-да это я, ты правильно подумал…

Позабыв всё на свете, Соломон бросился вон из храма, успев напоследок услышать:

– Я Яхве! Я Яхве! Я Яхве!..

После того памятного случая пошла среди народа иудейского молва, что молодой царь серьёзно общался в жертвенном храме с самим богом. И любознательные израильтяне всё спорили, что же такого выпросил у всемогущего Соломон и почему, ужаснувшись своей просьбе, бежал без оглядки через весь ночной Гаваон.

Глава 22

Славное судбище царя Соломона

«Глухой слышал, как немой рассказывал, что слепой видел, как хромой быстро-быстро бежал».

В приподнятом настроении вернулся молодой царь в город Иерусалим, посчитав случившееся с ним в жертвенном храме, последствиями периодического недосыпания. В столице Соломон вновь совершил щедрое жертвоприношение у ковчега завета, после чего устроил пир для всех желающих с плясками, выпивкой и массой развлечений, начиная от состязания на боевых колесницах и заканчивая бегом по пересечённой местности от голодных львов-ксенофобов.

Праздник удался на славу. Все хвалили Соломона, вовсю набивая свои животы за царский счёт. На следующий день, одолеваемый приступом полезной государственной деятельности и произнеся крылатую фразу: «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать это!», расположился царь в удобном судейском кресле у городских ворот и стал вершить суд, рассчитывая, что сие действо как следует его развеселит. Так, в конечном счете, и произошло.

Очередь выстроилась немалая. Все хотели высшей справедливости и правые и виноватые. Все желали убедиться в высочайшей мудрости молодого правителя, уделавшего всех претендентов на царский престол одной левой.

И кого тут только не было…

Ну, к примеру, двое нищих калек не поделивших деревянную ногу. Увидев колоритных бедняков, царь разразился очередной своей превратившейся в крылатую фразой: «Кто затыкает ухо своё от вопля бедного, тот и сам будет вопить, – и не будет услышан!».

Впрочем рассматривая самое первое дело Соломон особо повеселился, так как увечья побирушек не соответствовали искусно изготовленному протезу.

– Но ведь у тебя, Ибрагим, нет правого глаза, а у тебя, Авшалом, левой руки, – тихонько посмеиваясь, весело изрекал царь.

– Ну и что?!! – гневно орал одноглазый. – Это ни о чём ещё не говорит! Кто может гарантировать что завтра… да прямо завтра я не лишусь вот этой самой ноги, попав… к примеру, под колесницу. И что я буду делать без сего чудесного протеза?

– А как же я!!! – заглушая своего противника, визжал однорукий. – Ведь эту прекрасную ногу можно приделать на место моей недостающей руки. Кстати, я уже договорился с известным плотником Шимоном Шмунделем, он, кстати, тоже присутствует здесь.

Из толпы праздных зрителей тут же выступил высокий почтенного вида иудей с окладистой бородой в кожаном фартуке и очень важно кивнул.

– Но зачем тебе третья нога? – уже откровенно хохоча, поинтересовался царь Соломон.

– А как же иначе?!! – запальчиво возражал нищий. – А если начнётся облава на попрошаек, как не раз уже бывало при прежнем царе. Ведь на трёх ногах я смогу бежать намного быстрее, чем на двух. Кроме того ко мне не смогут придраться стражники, ибо ни в одном израильском законе нет положений, касающихся трёхногих калек. Я это точно знаю, так как наизусть выучил «Талмуд». Стало быть, мне будет положена за уникальность увечья большая государственная компенсация.

– Давайте всё-таки выслушаем плотника, – предложил царь, утирая расшитым золотом платком выступившие на глазах слёзы.

Шимон Шмундель важно расправил широкие плечи:

– Вы вот это всё здесь рассказываете на полном серьёзе? Ничем не рискуя? Нет, вы мне таки просто начинаете нравиться!

– Что, простите? – переспросил Соломон и даже слегка подался вперед, дабы получше расслышать ответ очень забавно изъясняющегося плотника.

– Приделаю!!! – и плотник грозно топнул ногой. – Но только не вместо руки, а вместо…

Тут на охальника зацыкали со всех сторон, а кое-кто из охраны царя Соломона даже показал плотнику кулак, после чего Шимон Шмундель величественно вернулся в толпу несколько оскорблённый таким поворотом судебного разбирательства.

– Не вели казнить царь, а вели слово молвить!!! – вперёд выступил начальник городской стражи.

– Ну, молви, коль есть что, – милостиво разрешил Соломон.

– Украли они эту ногу, – торжественно объявил седовласый воин. – У одного увечного богача ювелира.

Ой, что тут началось! Нищие калеки сцепились насмерть. Каждый из них тянул деревянный протез к себе. Раздалось оглушительное «крак» и…

Вздох изумления пронёсся по толпе добропорядочных иудейских граждан. Даже Соломона и того проняло, хотя слуги и опасались, что с минуту на минуту придётся отливать хохочущего царя холодной водой.

Деревянная нога разломилась пополам и прямо на мощённую камнем мостовую посыпались ярко переливающиеся драгоценные камни.

– Всё ясно! – молодой царь звонко хлопнул в ладоши. – Вяжите подлых контрабандистов, ребята!!!

Последнее относилось к верной старой неусыпной гвардии.

Выглядевшие несколько отрешённо и безучастно старички мгновенно активизировались и, проявив небывалую для своего возраста расторопность, мгновенно скрутили увечных, благо возмущённая толпа не позволила преступникам безнаказанно затеряться в своих плотных рядах.

– Одноглазому дать пятьдесят плетей, – вынес свой вердикт Соломон под удовлетворенный гул толпы. – Однорукого посадить в сырую яму на неделю. После отбытия положенного наказания оба навсегда изгоняются из Иерусалима. Ну а что касается изъятых драгоценностей, то они переходят в царскую казну, так как их владелец не соизволил заявить властям о пропаже.

– Так, наверное, он не успел на одной то ноге?!! – резонно донеслось из толпы.

– Кто не успел, тот опоздал! – торжественно изрёк Соломон и царские слуги, собрав блестящие камешки, торжественно унесли их с глаз долой.

– Мудр и справедлив! – говорили в бурлящей толпе. – Себя не забывает. Наш человек!

Славное судбище продолжилось.

К сожалению, просто невозможно описать все жалобы и споры в огромном количестве свалившиеся на мудрую голову молодого царя. Впрочем справедливости ради отметим, что Соломон держался молодцом, щёлкая довольно замысловатые на первый взгляд проблемы, словно орешки.

К середине дня царская казна значительно пополнилась изъятыми в пользу правителя вещественными доказательствами. Многие споры решались самым простым из существующих способов – конфискацией и, увидев такое дело, количество жаждущих справедливого суда резко сократилось до пяти человек.