Время жить. Книга вторая: Непорабощенные - Виктор Тарнавский

С этими словами Кэноэ протянул Кмалорну две сложенные пополам полусотенные банкноты – наверное, немногим меньше его заработка за декаду.

— Как вам будет угодно, ваше высочество, — Кмалорн взял деньги и протянул их сыну. — Грини, сбегай в лавку на первый этаж! Скажи, что для особенного гостя.

— Ага, — кивнул мальчик, но так и не тронулся с места. — Ва… ваше высочество, — несмело обратился он к Кэноэ. — А можно, я приведу пару своих приятелей? Они никогда не видели настоящего принца. А если я расскажу, так они не поверят и будут считать меня выдумщиком…

— Можно, — улыбнулся Кэноэ. — Сегодня – все можно…

Маленькая комната была переполнена людьми. Он сам не заметил, как это случилось – просто за детьми приходили их родители, а те, в свою очередь, прокладывали путь для знакомых или соседей. Просто в какой-то момент Кэноэ понял, что обсуждает достоинства запрещенных стихов Лаунимегле со стариком-вахтером и одновременно слушает жалобы о том, как трудно прожить в Старом Городе молодой красивой женщине, чтобы не оказаться на панели или в шоу, что почти одно и то же, и откуда можно уйти только в смерть…

Вообще, он больше слушал, чем говорил сам. Он был первооткрывателем, пытливым исследователем целого неизвестного ему мира, который больше двух веков существовал в тени благополучной и кичливой Столицы. Столичные министерства и учреждения, благоденствующие и разрастающиеся с каждым годом, исполинским пылесосом втягивали в себя людской поток, захватывая в свою орбиту и многомиллионный слой детей заводских рабочих, ищущих лучшей доли для своих сыновей и дочерей. Но на место тех, кто оставлял станки и конвейеры ради министерских коридоров, приходили новые, только что вырвавшиеся с каторги полурабского труда на комбинатах продовольственного пояса. Те же, в свою очередь, освобождали места для молодых провинциалов, ищущих в Столице нет, не карьеры и фортуны, а только иной судьбы для своих детей и внуков и смутной надежды выбраться из привычного круговорота для самих себя…

Он был никто в этом мире – чужак, временный гость, пришелец извне, привилегированный столичный житель, с рождения обладающий всеми теми правами, ради надежды получить которые эти люди обрекли себя на годы нищеты и унижений. Все, что он мог, — это выслушивать их страшные в своей обыденности рассказы о вечном страхе перед высылкой, интригах и доносах, бессовестных хозяевах, постоянном терроре со стороны уголовников, бесправии и безответности и опять о вечном, непреходящем, неуничтожимом страхе…

— Послушайте, — сказал он им. — Я чужой, я не в силах понять вашу жизнь до конца – для этого мне надо было прожить ее рядом с вами – но я не могу понять одного: почему вы все так одиноки, запуганы и пассивны?! У вас хватило мужества, чтобы оставить за спиной прежнюю жизнь, почему же вы так сильно боитесь здесь? Почему те пятеро, которых вы называете бандой Кривули, были хозяевами всего района? Я ведь так легко справился с ними всеми. Почему этого не смог сделать никто из вас?

— Вы не здешний, — подал голос кто-то невидимый за рядами молчаливо и исступленно ждущих лиц. — У вас нет здесь ни семьи, ни детей, вы не знаете, что такое – трястись от каждого стука в дверь. Они сильны. Их пятеро. Что я могу против них сделать один?!

— И вы говорите это здесь?! — с горечью спросил Кэноэ. — Посмотрите вокруг! Вас так много, даже в этой комнате! Ваша беда в том, что вы чувствуете себя одинокими даже среди людей! Научитесь же объединяться! Помогите своему соседу, чтобы он помог вам. И не бойтесь, слышите, не бойтесь! Страх и одиночество – вот что притягивает к себе несчастья и невзгоды!

В эти минуты он, казалось, смотрел на себя со стороны и удивлялся неожиданному повороту событий. Он, принц Императорского Дома, окруженный десятками взирающих на него с надеждой и верой людей, произносит проповедь о единстве, словно революционер в запрещенном романе! Это было так странно, так чудно, что он чуть не рассмеялся в голос.

— Вам хорошо говорить! — громко закричала вдруг женщина, стоящая почти в дверях. — Вам легко ничего не бояться! А что делать мне, если мой муж пострадал во время аварии на заводе и до сих пор не встает с постели?! Я живу здесь, в комнате? 337, и за неуплату нас всех грозят выкинуть на улицу! Что делать мне, я спрашиваю?!

— Я не знаю, — Кэноэ поднялся с места. — Наверное, надеяться на помощь других людей. Пусть кто-нибудь проведет меня к тому, кто принимает здесь решения. В вашем мире я могу немногое, но я постараюсь сделать все, что могу! И помните: не бойтесь и держитесь друг за друга! Только так вы сможете сделать вашу жизнь достойной!

На пути к выходу его на несколько секунд задержал Кмалорн.

— Ваше высочество, — прошептал он, глядя на Кэноэ полными восхищения глазами. — Вы сказали людям именно то, что им необходимо было услышать! Даже если вы больше не вернетесь сюда, мы будем помнить вас. Но и вы не забудьте нас и наших бед, когда станете Императором…

— Скорее всего, я никогда им не стану, — махнул рукой Кэноэ. — Но может быть, это и к лучшему. Император – это всегда где-то наверху, он как Небо, которое одно на всех и которому почти нет дела до отдельных людей. Пусть уж лучше я останусь тем, кем я есть сейчас…

И уходя, он слышал за спиной неясный многоголосый шепот:

— Да благословят вас Звезды…

Владелец дома господин Граух, которого Кэноэ представлял жадным стариком с цепкими костлявыми пальцами, оказался молодым человеком, может быть, даже не разменявшим четвертой дюжины лет. На Кэноэ он смотрел с уважением, но без подобострастия.

— Я польщен вашим визитом, ваше высочество, — с легкой усмешкой поклонился он Кэноэ. — Разрешите догадаться о том, что послужило причиной вашего появления в моем скромном кабинете? Вы пришли просить за неплательщиков из 337-й, верно?

— У вас налаженные источники информации, — холодно заметил Кэноэ. — Очевидно, в этом доме стены имеют не только уши, но и глаза.

— Положение обязывает, ваше высочество. Как добросовестный собственник, я обязан знать, что у меня происходит.

— Собственник? — насмешливо приподнял бровь Кэноэ.

— Да, собственник. Конечно, мне известно, что по нашим законам частные лица не могут владеть целыми домами, но, тем не менее, это здание является моей собственностью так же точно, как если бы это значилось в Имперском кадастре.

— Ладно, оставим эту любопытную тему, — Кэноэ снова подбавил холода в свой голос. — Итак, вы знаете причину моего появления в вашем кабинете. Единственное, что меня здесь не устраивает, это произнесенное вами слово "просить".

— Ах, да. Прошу прощения, ваше высочество. Я забыл. Принцы не просят. Они приказывают.

— Снова неверно. Я не имею власти над вами и не могу вам приказывать. Но, скажем так, настойчиво рекомендую.

— Со всем почтением, я вынужден отклонить вашу рекомендацию, ваше высочество.

— Что?! — Кэноэ не был готов к такому повороту событий. — Вы отказываетесь?!

— Отказываюсь. Но позвольте объяснить, — Граух миролюбиво вытянул вперед ладони. — Я понимаю, ваше высочество, вам нелегко это понять, но этот дом – мой. Он выстроен на мои деньги, я один, лично, несу расходы на его содержание. Я должен платить полиции, чтобы она не трогала моих постояльцев, крыше, чтобы мой дом оставили в покое, различным службам за электричество, воду и все прочее. На все это уходит очень много денег. А ведь я, как бизнесмен, еще хочу получить что-то для себя, возместить расходы на строительство, а затем – построить еще один такой дом. Я не могу прощать долги, ваше высочество. Это означало бы создать прецедент, и вместо одного неплательщика у меня появится дюжина!

— Что же, значит, для вас главное – деньги? — презрительно спросил Кэноэ. — Сколько они вам задолжали? У меня достаточно денег, чтобы покрыть эту сумму.

— Я не возьму у вас деньги, ваше высочество, — Граух твердо смотрел в глаза Кэноэ, не отводя взгляда. — Это означает создать еще один прецедент. Как только вы погасите долги одного квартиросъемщика, у вас тут же появится куча новых нахлебников. Вы хотите этого?

— Я хочу помочь людям! — жестко сказал Кэноэ. — И в частности, тому человеку, который не может заплатить за комнату в вашем доме, так как получил ранение при аварии!

— Понимаю, — кивнул Граух. — Но этот человек уже две декады как здоров. Ему не повезло – он потерял прежнюю работу и не может найти новую. Я надеялся, что он снова начнет зарабатывать, но я не могу бесконечно "входить в положение". Они не платят уже пять декад – это больше полутора сотен! Кстати, ничего страшного с ними не случится. В Старом Городе полно ночлежек, где можно устроиться за впятеро меньшую сумму, чем здесь. Просто люди хотят жить у меня, несмотря на дороговизну, потому что в моем доме поддерживаются чистота и порядок. Что же, те, кто не могут платить, должны уйти. Между прочим, я не собираюсь скачивать с них долг любой ценой.