Ниссо - Павел Лукницкий

Дождавшись темноты, странник долго всматривался в полыхающий на краю селения огонек и, наконец, побрел к нему стороной от тропы, по камням, пустыря, где к этому часу не осталось ни одного из ущельцев, весь день расчищавших свои новые, полученные в минувшем году участки.

Издали узнав в склоненном перед костром человеке Кендыри, странник присел на камень и, вслушиваясь в далекие голоса, доносившиеся из объятого тенью селения, ждал, пока погаснет костер. Тогда, быстро и осторожно, он вошел в ослятню и у самой двери присел на корточки.

- Кто здесь? - резко произнес Кендыри, уже расположившийся спать.

- Я, Бхара! - сказал странник. - Покровительство, убежище и спасение!

- Так, спасение, заслуга, дыханье крестца! - спокойно ответил Кендыри.

- Питателю трав и всех растений, привет солнцу, привет луне, привет пречистому, привет всемирному! - скороговоркой произнес странник, касаясь большим пальцем - соответственно произносимым словам - сердца, лба, волос и, с последним словом охватив пальцами голову, а потом скрестив руки. - Меня и тебя! - вслух добавил он, так как Кендыри в темноте не мог видеть его жестов.

- Говори! - сказал Кендыри, и странник, не шелохнувшись, продолжая сидеть на корточках, заговорил звенящим, высоким, почти птичьим голосом.

- Азиз-хон ждет ответа Бобо-Калона. Все готовы. Ружья, которые ты обещал, пришли на семи лошадях, на восьмой приехал ференги, с ним два человека пешком. Денег не понадобилось, ференги сказал: не надо. Ференги остался у Азиз-хона, ждет твоих слов... Азиз-хон велел передать тебе: ждать долго нельзя, воинам истины надо платить деньги за каждый день. Азиз-хон истратил уже все свои, взял еще у купца Мирзо-Хура, купец плачет, говорит: разоренье, все много едят; просит Азиз-хона: скорее, скорее; ференги кричал на него. Мирзо-Хур говорит: если воины истины простоят на месте еще пол-луны, это ему не окупится... Ференги мне отдельно сказал, велел передать тебе: Азиз-хон боится, что обо всем узнает Властительный Повелитель, с русскими войны он не хочет. Азиз-хон боится его немилости. Если долго не начнем, Властительный Повелитель нашлет на Азиз-хона своих солдат, воины истины тоже боятся этого. Ференги велел Азиз-хону закрыть проходы в горах, чтоб Властительный Повелитель ни о чем не знал. еще сказано, узнать у тебя, где будут костры...

- Это все?

- Все, Поднимающий руку времени, все...

- Сколько ружей привез ференги и какие они?

- Девятнадцать "мартини", на каждом надпись "Ма-Ша-Аллах". Тридцать три новых, - говорят, их путь лежит через три моря и океан, - не видел раньше таких ружей - одиннадцать зарядов.

- Патроны к ним есть?

- На каждое сто. Воины истины очень довольны. Ференги учит их, как стрелять новыми...

- Хорошо, - сухо и повелительно заговорил Кендыри. - Иди сразу. Скажи: Бобо-Калон обещал стать ханом, благословляет Азиз-хона за помощь. Судья Науруз-бек будет, уже составляет список грехов. Когда Азиз-хон придет, все верные помогут ему. Азиз-хону отдельно скажи: женщина здесь, не уйдет. Самое главное, что скажешь ты Азиз-хону: ждать надо, терпеливо ждать, ждать, пока от меня приказания не будет. Пусть риссалядар держит воинов на короткой узде. Шо-Пир скоро за караваном уйдет. Начнем, когда придет караван. Бахтиор для каравана будет чинить дорогу, когда починит - можно будет ехать верхом. Ничего сейчас пусть не делают, ни одного человека пусть не выпустят никуда из Яхбара, сами - ждут у Большой Реки. Два костра будут в горах над устьем, три костра - над селением здесь. Свое дело, Бхара, ты знаешь. Купцу скажи: пусть не плачет, большой караван придет, все окупится. Ференги скажи: пусть следят за тропой. Когда Шо-Пир мимо устья пройдет, пусть ференги сразу идет сюда. Теперь слушай внимательно. Скажешь ференги отдельно, точно скажешь ему: "Волк, входящий в стадо до того, как проснулись пастухи, попусту съест овец". Повтори!

- Волк, входящий в стадо до того, как проснулись пастухи, попусту съест овец! - звенящим голосом повторил странник.

- Он поймет. Скажешь так. Помнишь все?

- Помню все, как дважды рожденный.

- Хорошо. Иди. Тебя не видел никто?

- Никто.

- Пусть не видят.

И, пробормотав во второй раз те же слова привета, странник Бхара выскользнул в ночь и исчез.

Кендыри вытянулся на соломе и очень скоро спокойно заснул.

Утром он встал, как всегда, долго правил свою железную бритву и, наблюдая, как ущельцы один за другим выходят на свои участки, стал зазывать их голосом просительным и протяжным. Но и в этот день, как всегда, мало кто из ущельцев соглашался бриться, - ведь до Весеннего праздника бороды вырастут снова, и тратиться на бритье никому пока не хотелось.

7

Поля и сады селения окончательно освободились от зимнего покрова. Только в затененных местах, среди скал, у подножья осыпей, сохранились еще груды зернистого, посиневшего снега. Они медленно твердели и оседали. Некоторые из них обычно удерживались в таких щелях между скалами до середины лета, как упрямые свидетели отлетевшей зимы.

Сверкающие белизною вершины уже избавились от туманов. Погода установилась ясная. Воздух был необычайно чист. На деревьях уже набухали почки. Никто в селении больше не думал о дэвах, все радовались солнечному теплу; мир и спокойствие природы не нарушались ничем; все чаще в селении слышались девичьи песни, вечерами здесь и там разливался тихий рокот двуструнок и пятиструнок. Вокруг вдохновенных музыкантов собирались соседи, и всем было весело, и все говорили о пахоте и о севе, о новых товарах, какие к Весеннему празднику привезет караван, о прошедшей зиме, деревьях и травах, наливающихся соками новой жизни.

С наступлением темноты вдоль оград осторожно пробирались влюбленные юноши, и не было таких преград и запретов, какие могли бы помешать им перемолвиться словом с молодыми затворницами, ревниво оберегаемыми родителями. Ибо разве можно уследить за девушкой, идущей к реке с кувшином на голове или ищущей среди скал убежавшего из загона козленка? Разве можно не спать всю ночь, чтобы поймать свою дочь, когда бесшумно и осторожно она выскальзывает среди ночи на плоскую крышу дома, потому что ей тесно и душно лежать под одной овчиной с матерью на жестких каменных нарах и потому что в прохладе ночного воздуха только ей предназначен тихий настойчивый шепот скрытого темнотой смельчака?

Только Ниссо не выбирается по ночам из своей пристройки, и Бахтиор напрасно блуждает по своему саду. "Выйдет или не выйдет она?" Ну, конечно, зачем ей выходить к Бахтиору, когда никто не запрещает им все дни проводить вместе? Все решено, никуда не уйдет от него невеста, не изменит своему обещанию, надо только ждать, ждать, быть спокойным, верить, что каждые сутки приближают тот заветный, нестерпимо далекий срок. Лучше даже, пожалуй, не жить здесь пока совсем уйти куда-нибудь из селения, пробродить как можно дольше в одиночестве, чтоб незаметней сократился этот долгий срок!

Вот почему Бахтиор с радостью согласился на предложение Шо-Пира: собрать бригаду факиров и отправиться с ними вниз по ущельной тропе, чтобы проверить ее всю - от селения до Большой Реки, починить карнизы, расчистить завалы, подготовить путь для долгожданного каравана, за которым скоро отправится в Волость Шо-Пир.

Бахтиор взялся за дело. Вместе с Шо-Пиром поговорил он с ущельцами, год назад строившими канал. Тех из них, которые согласились идти на тропу, Шо-Пир обещал наградить товарами. Другие за такую же награду взялись подготовить к пахоте и вспахать участки ушедших на работу товарищей. Больших споров на этот раз не возникло, обещаниям Шо-Пира теперь верили безусловно.

Собрав кирки, лопаты, ломы, взяв с собой на полмесяца муки и риса из запасов, сохраненных до весны Шо-Пиром, шесть ущельцев во главе с Бахтиором однажды утром вышли из Сиатанга.

В числе ушедших был Карашир, и Рыбья Кость долго кричала ему вслед, чтоб он получше подвязал к своей спине джутовый мешок, - зацепится за скалу, растеряет рис и муку. Карашир даже не обернулся. Что, в самом деле, ведь не накурившись же опиума идет он, чтоб не разбирать пути? Пора бы отучиться приставать к нему с глупостями!

- Грустно тебе? - спрашивает Мариам молчаливую Ниссо, когда, проводив Бахтиора и оставшись одни, девушки взялись за приборку дома.

- Не грустно, - в задумчивости говорит Ниссо.

- А о чем ты думаешь? Ведь он скоро вернется.

- Ничего ты не понимаешь, Мариам! - Ниссо устремляется к двери.

- Подожди, Ниссо, что с тобой? - останавливает ее Мариам. - Почему сердишься? Чего я не понимаю?

- Ничего! Совсем ничего!

Ниссо редко бывает такой: в тоне ее раздражение, досада.

- Сядь, Ниссо. Куда ты хочешь идти? Скажи мне, что у тебя на душе? Разве я тебя не пойму?

- Сколько времени живем вместе, - с обидою отвечает Ниссо, усаживаясь на край постели, - а вот не понимаешь! Не хочу тебе говорить!

Мариам подсаживается к ней, обнимает ее: