Моя герцогиня - Элоиза Джеймс

Наконец он увидел, куда именно так спешила Джемма. Оказывается, она заметила припозднившуюся торговку и, склонившись к ней, что-то настойчиво выясняла.

— Понимаете, о каком джентльмене я говорю? — услышал Элайджа, подходя.

— Разве это джентльмен? — рассмеялась укутанная в шерстяную шаль старушка. — Это же Стаббинс. Пондер Стаббинс.

— Да-да, конечно. А не могли бы вы объяснить, где можно найти мистера Стаббинса?

Торговка снова хихикнула:

— Странно слышать, как Стаббинса называют «мистером».

— Он близко живет?

— Нет, что вы! — ответила старушка. — Придется ждать следующего рабочего дня. Всего лишь пару дней, не больше.

— Нам необходимо разыскать доктора, который покупает у Стаббинса цветы и готовит из них лекарство, — пояснила Джемма. — Дело очень срочное, не могли бы вы помочь?

— Стаббинс живет на Вигго-лейн, — наконец сообщила торговка. — Найдете его там или за конюшнями, где он выращивает свой товар. Кажется, иногда он там и ночует.

Супруги отыскали Вигго-лейн без труда. Узкий переулок ответвлялся от Кэки-стрит неподалеку от стекольного завода. Ближе к вечеру Спитлфилдз выглядел совсем не так, как утром. Возле домов сидели люди, а вокруг с криками и смехом бегали дети. Здесь же, несмотря на дым от печек, сохло выстиранное белье.

Найти Стаббинса оказалось труднее.

— Когда-то он жил здесь, — ответил один из местных, смерив лакея неприветливым взглядом. Остальные даже не считали нужным ответить, а лишь враждебно смотрели на богатый экипаж и отворачивались в угрюмом молчании.

— Ничего не получится, — вздохнул Элайджа, наблюдая, как Джеймс безуспешно пытается добиться ответа, в то время как собеседник не на шутку собрался пустить в ход кулаки. — Едем на Коу-кросс! — окликнул он.

Дверь приюта снова оказалась открытой. В коридоре царил обычный полумрак, а навстречу, все так же щурясь, вышел Нэбби.

— Это опять я, герцог, — представился Элайджа. — И герцогиня со мной.

Нэбби не стал скрывать удивления.

— Как хорошо, что вы снова к нам приехали, да так скоро! Все отдыхают во дворе. — Он повернулся и быстро направился к двери.

— Мы пытаемся найти одного человека, который, как нам сказали, живет в Спитлфилдзе, — пояснил Элайджа, однако Нэбби уже вышел во двор.

Сегодня здесь было заметно спокойнее, чем в прошлый раз.

— Капли спит, — объявил Нэбби. — Софисбу снова забрал муж, а у миссис Ниббл обострилась язва желудка, и она перебралась к сестре.

Поздоровавшись с каждым из постояльцев, которые, по обычаю, расположились на стоящих кружком стульях, Элайджа громко объявил:

— Мы приехали, потому что ищем Пондера Стаббинса. Этот человек выращивает цветы на продажу. Может быть, кто-нибудь его знает?

Наступило долгое молчание.

— Но ведь это же наш герцог, — наконец неуверенно произнес Уакси, и стало ясно, что верность кварталу Спитлфилдз вступила в противоречие с верностью родному стекольному заводу.

— Не бойтесь, мы не причиним Стаббинсу зла, — заверила Джемма. — Всего лишь хотим найти доктора, который покупает у него цветы.

— О! — с откровенным облегчением воскликнул Нэбби. — Ну, раз так, Стаббинс совсем близко, за углом. Живет он где-то в другом месте, кажется, на Вигго-лейн, но почти никогда там не бывает, потому что жена у него — настоящее чудовище. Он и ночует за конюшнями на Фиш-стрит.

— Прекрасно. Благодарим за помощь. — Элайджа снова прошел по кругу и пожал вытянутые на звук голоса трясущиеся руки.

Герцог и герцогиня уехали.

Конюшни оказались двухэтажным деревянным строением. Первый этаж был занят лошадьми, целенаправленно производящими навоз. Это обстоятельство значительно облегчило дальнейшие поиски: достаточно было идти на запах. Запах оказался особенно выразительным и щедрым — должно быть, потому что задняя стена добротного строения выходила на восток, и солнце все утро прогревало кучи.

Стаббинс организовал пространство чрезвычайно строго и аккуратно: справа у него находились цветочные грядки, а слева неуклонно росли те самые ароматные горы.

— А-а, это вы? — приветствовал он, перестав копать и опершись на лопату. — Так и думал, что придете.

— Думали? — удивленно переспросила Джемма. — Неужели ожидали увидеть нас здесь?

— Не вас, конечно, мадам, а вашего мужа. Заметил, что он заинтересовался навозом, и не ошибся, правда? — Не дожидаясь ответа, он принялся с гордостью показывать Элайдже свое хозяйство. — Нельзя допускать перегрева, тогда цветы сгорают. Поэтому я постоянно перекапываю кучи и выдерживаю четыре-пять дней. Иногда поливаю свежим молоком.

Технология объясняла остроту запаха, подумала Джемма.

— Потом перекладываю сюда и смешиваю с землей. И только после этого сею цветы.

Он показал сарайчик, где хранил семена и инструменты. Элайджа очень серьезно все осмотрел и задал множество сложных, правильных вопросов, так что Джемме сразу стало ясно, почему и стекольный завод, и приют процветают. Секрет заключался в отношении хозяина: внимание, сочувствие и желание вникнуть вызывали уважение, людям хотелось оставаться рядом.

После нескольких минут разговора герцог, наконец, спросил о докторе.

— Он жил в Бирмингеме, — подтвердил Стаббинс, — а потом уехал в какую-то далекую страну. Но тамошний климат плохо сказался на легких, и потому он вернулся и поселился в Лондоне. Кажется, снял квартиру на Харли-стрит. Сам я ни разу там не был: он регулярно присылает человека, который скупает мои цветы.

Сердце Джеммы радостно подпрыгнуло.

— Это он! — Она схватила мужа за руку. — Доктор Уидеринг! Да-да, все сходится!

Минуту спустя они уже ехали на Харли-стрит.

Глава 27

4 апреля

— Директору приходской школы при соборе Святого Павла ничего не известно об учебном заведении Гриндела в Уоппинге, — с порога провозгласил Эшмол. Старик появился в кабине герцога Вильерса, словно хищная птица. — Точнее, директор полагает, что в Уоппинге школ вообще нет.

— А что слышно от Темплтона?

Глаза Эшмола сверкнули откровенным восторгом, который слуги неизменно проявляют, уличив в провале кого-нибудь из себе подобных. Вильерс не раз замечал неумеренное злорадство. Трудно было представить стаю более плотоядную, чем население дальних комнат, узнавшее о беременности одной из горничных.

Дворецкий выпрямился во весь рост — чуть выше двенадцатилетнего мальчика — и торжественно оповестил:

— Мистер Темплтон освободил свою контору.

Вильерс гордился собственным умением невозмутимо принимать самые неожиданные и недружественные новости, однако сейчас слуга с удивлением услышал вырвавшееся из благородных уст смачное англосаксонское ругательство.