Ольга-чаровница и змиев сын - Светлана Алексеевна Кузнецова

— Быть посему, — бросила Моревна в его сторону. — Теперь ты, Ольга. Появись, не бойся.

— И не собираюсь бояться.

Ольга приняла крыло в сторону. Шел от того стылый холод, который она практически не ощутила.

— Не желаешь со мной знаться? — усмехнулась Моревна. — Так быть посему. Не дочь ты мне более! Будешь в полоне сидеть! Ощутишь всю беспомощность человеческую. Прощай! — И резко развернувшись, исчезла.

Снежен обессиленно опустился на пол. Ольгу ноги тоже отказались держать, а потому некоторое время сидели они рядом, Снежен даже за плечи ее обнял.

— Греза… — тихо рассмеялась Ольга. — Мастерица кошмаров. Владетельница зимы.

— У нее много имен, — проговорил Снежен нехотя.

— Ты, что же, брат мой оказываешься?

Снежен фыркнул и плечом дернул.

— Хотел бы сказать: «боги упаси», да не решусь. Впрочем, она только что отказалась от тебя, не заметила?

— Не скажу, будто не рада, — ответила Ольга и расхохоталась пуще прежнего.

Со смехом уходило напряжение. Его место занимал озноб.

Ольга

«Если распознаешь чужой морок, станешь над ним хозяйкой и все свое могущество возвратишь», — так сказала Моревна, то ли действительно решив помочь, то ли возжелав поиздеваться.

Убедить себя в морочности окружающего — недостаточно, необходимо знать наверняка. Ольга пыталась разглядеть мельчайшие неточности — неверно легшую тень, преломившийся не под тем углом луч света, трещины, расколовшие камень не так, как должно — увы. Если она находилась в грезах, Снежен подошел к созданию их со всей тщательностью. Плести чары не выходило по-прежнему. Ускользали даже самые легкие.

Снежен, пусть и обмолвился о том, что не по злому умыслу, лишь чужой злой воле потакая, умыкнул ее, отпускать или возвращать во дворец Горана не собирался.

«Ну и как быть?..» — она провела рукой по лицу, стирая холодный пот. В комнате отнюдь не было жарко, но от переживаний и попыток достучаться до собственной силы Ольга взмокла, словно бежала с час по полю. Это было абсолютно бесполезным, но она все же ущипнула себя за запястье, поморщилась; что было силы, ударила по стене, сбив в кровь костяшки, и, конечно же, почувствовала боль.

«Нет, не выйдет, — подумала она. — Даже если найду кинжал, изрежу руки или вообще зарежусь, то попросту умру во сне. Это, разумеется, тоже выход: неплохой щелчок по носу Снежену, да и Горану руки развяжет, но все же я рассчитываю еще немного пожить так, как хочу, с тем, с кем хочу».

По спине словно провели ледышкой. Пришлось постараться не поежиться и никак не измениться в лице. То ли Снежен играть с ней затеял, всякий раз предупреждая о своем появлении таким вот образом, то ли ничего не мог поделать с предвестником-холодом.

— Как ты, сестрица-чаровница? — издевательски пропел он, входя.

— До этого момента — неплохо, — огрызнулась Ольга и практически повторила интонации Горана, прибавив: — Братец.

— Дерзость не всегда является признаком ума, — посетовал тот. — Ты находишься в моем хрустальном дворце, а значит…

— Всего лишь похищена, — молвила Ольга и пожала плечами. — Думаешь, мне впервые находиться в заточении? В мороках в том числе?

— Так ты считаешь, будто находишься в грезах? — лукаво поинтересовался Снежен. — Тогда ясно.

— И что же именно?

— Почему не угрожаешь прилетом Горана.

— А с какой стати?

Снежен плечом повел.

— Он ведь обязан защищать тебя. Ты ведь его чаровница. Кстати, о нем. Если действительно желаешь, то могу и вернуть.

— Неужели? — удивилась Ольга. — Но с одним условием?

— Парой, — рассмеялся Снежен. — Я не разбойник, конечно, но выкуп стребую. А то в последнее время все-то от меня отказываются. Грусть-печаль. Потому, ты напишешь Горану письмецо, в котором слезно будешь умолять освободить, и…

— Нет! — перебила его Ольга. — И Горан мне ничего не должен, — добавила она с некоторым сожалением, проскользнувшим в голосе. — Наоборот, это я задолжала ему. Кроме того, Горан знает: я не принцесса, которую необходимо вызволять из башни, и предпочитаю справляться сама.

— Как же жаль, что ты не оценила мою помощь.

Ольга тоже досадовала по этому поводу. Подумай она чуть лучше, оглядись по сторонам, задуши страх беспомощности и не опешь после встречи с Моревной, смогла бы договориться. Что есть речь, если не сотворение зеркала, в котором слушающий видит себя, других и мир? И зеркало это можно искривить или добиться практически идеальной ровности — это уже зависит от намерений говорящего. Жаль, теперь поздно. Лишь стоять на своем и осталось.

Ольга презирала тех, кто врал из одной лишь любви ко лжи или пытался выглядеть лучше в глазах окружающих; полагала низким разгребание жара чужими руками; пустые слухи считала мерзостью, очернение кого бы то ни было — гнусностью, за которое убивать впору. Когда-то, отправляясь в замок Горана, окружив себя гнилушками да корягами, она собиралась погибнуть даже в случае победы, и, не назови змий своего истинного имени, так и случилось бы. С ним произошел почти поединок: хитрость против силы. Однако Снежен ударил исподтишка, а значит, против него дозволялась многое — не какими-то замшелыми правилами, а совестью самой Ольги.

— Мне кажется, ты могла бы быть со мной полюбезнее, — заметил Снежен. — Я помог тебе в бою, пошел у тебя на поводу и спас ту тварь болотную, поселил в покои, где есть все необходимое, от Грезы спас ценой своего благополучия, кормлю и пою, окружил теплом, хотя сам его не переношу, а ведь мог бы сделать твое пребывание здесь невыносимым.

— И что тебе даст моя смерть от холода?

Кажется, он действительно удивился; лицо приобрело какое-то изумленное выражение.

— Почему смерть?! Я не…

— Не хотел бы моей встречи с Кощеем? Он ведь моей гибели не пропустит, как и многих, за кем следит. Знаешь, я тоже пока не желаю ее, но именно что пока. Люди слишком недолговечны, Снежен. В этом их слабость, но и сила. По ту сторону врат многочисленные жрецы придумывают всякие небылицы, к примеру, про ад и рай; правители непрестанно брызжут слюной, осуждая тех, кто смерть рабству предпочитает, но