Счастливая звезда (Альтаир) - Владимир Немцов

Новый забег. На стартовой черте инвалиды с костылями. Все одноногие. Глаз аппарата скользит по голодным, измученным лицам.

Опять веселые трибуны. На экране пистолет стартера. Легкий дымок. Старт! Люди бегут, падают. Ломаются костыли. Скачут одноногие...

Журавлихин задохнулся от боли и гнева.

- Нельзя этого смотреть! Нельзя! Стыдно!

- Черт с ней, с наукой! - решительно сказал Митяй и выключил телевизор.

Глава 6

ЗОЛОТЫЕ ЗАЙЦЫ

"Поисковая группа" была еще очень далека от цели. Вот уже несколько часов "Альтаир" не заявлял о своем существовании и в положенные ему пять минут ничего не показывал, безмолвствовал.

Женя Журавлихин, на правах старшего в группе, собрал "чрезвычайный совет". Развернули на диване карту и стали обсуждать причины столь тревожного молчания "Альтаира".

Расчеты Митяя показывали, что аккумуляторы не могли разрядиться. Недели две они еще будут работать. По твердому убеждению Левы, чемоданный телевизор тоже был в порядке. Значит, техника не подводила, а виновата... природа.

Лева сформулировал это предположение не совсем точно. Надо было пояснить, что условия распространения ультракоротких волн на участке от Казани до Куйбышева оказались невыгодными. На пути радиолуча находились высокие холмы, сквозь них он пробиться не может.

Скептически настроенный Митяй предполагал самое худшее:

- Где-нибудь стали выгружать ящик, да и шмякнули об пол. Будь здоров!

Лева замахал на него руками.

- Придумал тоже! Мрачный юмор у тебя, Митяй.

- А я что? Я трезво смотрю на вещи.

- Смотри, да помалкивай. Нечего нам мозги засорять.

- Они у тебя с самого рождения такие.

Пришлось вмешаться Журавлихину.

- Отставить! - властно приказал он и сам удивился, откуда у него в голосе появились повелительные нотки.

- Правильно, - поддержал его Лева. - Теперь... это самое... прикажи Митяю панику не разводить.

Митяй посмотрел на него снисходительно. Ишь ты, какой прыткий! Недавно ходил, словно в воду опущенный, а как получил нормальные штаны, задаваться стал. До чего же люди бывают неблагодарными!

Внимательно изучили профили на карте. Ничего не поделаешь, Лева прав. Волга в этих местах извилиста. Вполне возможно, что теплоход с аппаратом находится сейчас где-либо у Тетюшей. Расстояние до этой пристани не очень большое, но правый берег высок, он забирает, или, точнее, поглощает, всю радиоэнергию "Альтаира".

В заключение Журавлихин категорически отвел пессимистическое предположение Митяя. Во-первых, аппарат достаточно прочен; ребята потрудились на славу, делали на совесть, а не на живую нитку, Во-вторых, в упаковочном ящике закреплены прокладки из губчатой резины, они смягчают даже самые сильные удары...

- А в третьих, - решительно заявил Женя, разглаживая карту, - если бы мы всерьез думали о печальном прогнозе Митяя, то вернулись бы обратно с первым теплоходом. Когда не веришь в успех, ничего не получится... Истина!

Митяй это тоже понимал. Но почему бы, скажем для ясности, не рассчитывать на трагический случай? Несомненно, и он, Митяй, воспринял бы окончательную потерю "Альтаира" лишь как трагедию, как стихийное бедствие. Но и к этому надо быть готовым. Мало ли что может стрястись? Разобьется ящик, или упадет в воду, или спрячут его в подземный склад, откуда радиоволны не проходят. Да всего можно ожидать...

По предложению Левы Усикова "чрезвычайный совет" поисковой группы достойно осудил злостную вылазку маловера Митяя Гораздого и предложил ему серьезно задуматься над своим поведением.

А Митяй и не возражал. Он, конечно, задумается, но выводы для его друзей будут неутешительными. Если Левка еще раз выкупается в малиновом сиропе, Митяй палец о палец не ударит, а Жене... придется искать другого почтальона.

В кармане Митяя похрустывало письмо. Адресовано оно было Журавлихину до востребования. Летело авиапочтой. Но не это главное. Кто его отправил на казанскую пристань, он пока еще не догадывается.

Одно письмо, из комитета комсомола, Журавлихин уже получил. Митяй сам вызвался зайти на почту, взял у него паспорт и посоветовал не вылезать из каюты. Некоторым товарищам жидкого здоровья ходить по дождю абсолютно противопоказано.

На почте Митяю выдали два письма. Он не мог не поинтересоваться обратными адресами, из-за чего пришел к выводу, что девушкам, желающим сохранить в тайне свою переписку, никогда не следует посылать заказных писем. В этом случае на конверте придется ставить свой адрес и фамилию. Найдутся любопытные друзья, вроде Митяя, и, заметив под чертой знакомую фамилию, скажем, Нади Колокольчиковой, заставят смущенного адресата краснеть, и неизвестно в чем оправдываться.

Так и получилось. Белое письмецо с тонкой сиреневой каемкой Митяй, не дожидаясь конца заседания, насмешливо щурясь, передал Журавлихину.

Председатель "чрезвычайного совета" мельком взглянул на конверт и, зардевшись до ушей, сразу сложил свои полномочия. В таком состоянии он не мог председательствовать.

Лева Усиков почувствовал не совсем обычное и спросил по наивности:

- Неужели от Пичуева?

Он удивился столь быстрому ответу из Москвы. Ведь только вчера послали телеграмму о рекордном приеме телевизионного передатчика из лабораторий Пичуева. Надю было видно прекрасно.

Журавлихин в нерешительности вертел письмо, почти физически ощущая, как две пары нетерпеливых глаз сверлят конверт насквозь.

- Да, из лаборатории, - как можно равнодушнее ответил он, но, встретившись с глазами Митяя, добавил: - От Нади. Вячеславу Акимовичу не до нас.

Последнее замечание служило как бы оправданием, что письмо прислано Надей, а не руководителем лаборатории, однако даже доверчивый Лева не принял его всерьез. Странно ведет себя Женечка. Чего он медлит?

А Женя смутился еще больше. Готов был провалиться сквозь пол каюты, только бы остаться наедине с Надиным письмом и, главное, не чувствовать на себе испытующих глаз друзей.

Чтобы как-то собраться с мыслями, Журавлихин рассматривал штемпель авиапочты, даты и номера почтовых отделений, но видел только одну ласково звенящую фамилию Нади рядом с ее домашним адресом. Вспомнил ночь на берегу, у маленькой пристани, когда рвал письмо. Клочки его плыли по черной воде, как крупные нетающие снежинки. Значит, Надя написала первой, и это особенно волновало Журавлихина.

Конверт был из плотной бумаги. Неповинующимися пальцами Женя старался вскрыть письмо, но бумага казалась пергаментом, выделанным из кожи.

Друзья сочувственно смотрели на Журавлихина, и каждый из них понимал, что предложить свои услуги по меньшей мере бестактно, Женечка не выпустит драгоценность из рук. Наконец он вынул из конверта сложенный в несколько раз большой лист. К удивлению и Левы и Митяя, он был похож на подробную анкету, разлинован на отдельные графы, вопросы напечатаны на машинке. Журавлихин пробежал их глазами и, сдерживая невольный вздох, протянул Митяю.