Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка - Роман Евлоев

К счастью, большинство китайских эмигрантов попадало все же к относительно честным миграционным брокерам, «к’о т’уу». Хотя эти «торговцы мечтой» отнюдь не были добрыми самаритянами, они все же предоставляли клиентам известный уровень защиты – например, от т. н. морских похорон. Трансокеанский пароходный рейс длился в те времена от 4 до 8 недель, и если в пути кто-то из пассажиров «третьего сорта» умирал от голода (некоторые отказывались есть непривычную еду) или болезней, то капитан приказывал выбросить тело за борт. Брокер же за дополнительную плату мог гарантировать возвращение останков умершего на родину предков. Вдобавок брокеры осуществляли доставку новостей и почтовых сообщений между переселенцами и их оставшимися в Китае семьями. Для тех же, кто стремился в Новый Свет, но не имел денег на дорогу, существовало кредитование с очень щадящей[220] по нынешним временам ставкой в 4–8 %. На погашение кредита у среднестатистического заемщика уходило около пяти лет.

К 1851 году счет прибывающих в Калифорнию китайцев пошел на тысячи. Знаменитых Золотых ворот Сан-Франциско еще не существовало, зато настоящего золота – прекрасного катализатора городского роста – было с избытком. Всего за три года с начала старательского бума население города увеличилось в 30 раз. При таких темпах развитие городской среды, разумеется, не поспевало за ее расширением: до 1850 года в Сан-Франциско не было даже полиции, а до 1852 года – судов и тюрем[221]. На улицах, заполненных преимущественно амбициозными молодыми мужчинами, все решала грубая сила. В начале 1850-х годов 5–6 убийств в неделю было для Сан-Франциско нормой.

Суровые законы – а вернее беззаконие – Дикого Запада нашли отражение, например, в популярном китайско-английском разговорнике, изданном в Сан-Франциско в те годы. Так, в число обязательных для китайского золотоискателя фраз на английском входили: «Он напал на меня без какой-либо провокации с моей стороны», «Он захватил мой прииск», «Он вымогает у меня деньги», «Обвинение в краже мною часов – клевета», «Убитого с помощью лассо задушил грабитель» и, конечно, «Эта женщина доступна для быстрого секса».

Такие разговорники пользовались большим успехом у приезжих, которых становилось все больше. В 1853 году свыше половины населения Сан-Франциско составляли эмигранты, и весомая часть из них приехала в Штаты из Китая – вклад одной из древнейших цивилизаций мира в одну из самых молодых. Довольно скоро они заменили традиционные конические доули и шелковые фески на широкополые ковбойские шляпы, но, помимо узнаваемых голубых хлопчатобумажных рубах и широких штанов, продолжали бережно хранить еще одну китайскую традицию: вдоль хребта каждого уважающего себя эмигранта из Поднебесной висела длинная, блестевшая на солнце косичка цвета воронова крыла.

Восемьдесят пять процентов китайцев Калифорнии были заняты на золотодобыче, где они быстро заслужили репутацию прекрасных тружеников. «Они тихие, мирные, послушные, не подвержены пьянству, – писал в восхищении Марк Твен. – Среди них крайне редко встречаются беспокойные типы, ленивого же китайца не встретишь никогда». Другой писатель того времени, Джон Дэвид Бортвик, описал лагерь китайских золотоискателей как «замечательно чистый» – в противовес обыкновенно неряшливым, а зачастую и откровенно грязным становищам других золотоискателей. Особенно поразил Бортвика вечерний туалет уроженцев Поднебесной: «Многие из них выбривали начисто свои головы, а затем заплетали в косу прядь волос а-ля “свиной хвостик” на макушке». В условиях, где большинство золотоискателей не имели ни времени, ни сил на поддержание устоев цивилизованного общества, большинство китайских батраков скрупулезно придерживались высоких стандартов личной гигиены.

Кроме того, китайские золотоискатели подкупали честных людей своим благоразумием. Мало кому из них удалось сразу намыть достаточно золота, чтобы жить на него всю оставшуюся жизнь. Остальные брали методичностью. Например, когда одна из артелей китайских старателей обнаружила сорокафунтовый самородок, то переплавила его на маленькие кусочки, которые продавала вместе с намытой ими же золотой пылью. Так каждый из членов группы мог получить равную долю, а главное, множество мелких кусочков не привлекало внимания к их находке и не подвергало членов группы дополнительной опасности.

Китайцы творчески использовали технологии, почерпнутые из прошлой жизни. Так, традиционную водокачку для орошения рисовых полей они приспособили для намывания золота. Особым преимуществом выходцев из Поднебесной был их коллективизм. Слаженная совместная работа не только увеличивала безопасность всей группы, но и позволяла претворять в жизнь непосильные для одиночек масштабные проекты. На севере Центральной Калифорнии члены китайской артели обнаружили под руслом реки Юба крупную золотую жилу и сообща соорудили плотину. В Юте китайцы, наоборот, прокопали от реки Карсон до Золотого каньона целый ирригационный канал, чем существенно облегчили золотодобычу и заодно чрезвычайно впечатлили местных мормонов.

Разумеется, не все оценивали такую продуктивность положительно. В 1852 году только что избранное законодательное собрание Калифорнии, подчиняясь настроениям толпы, пыталось запретить иностранцам – французам, мексиканцам, чилийцам и, конечно же, китайцам – работать на золотодобыче, зарезервировав эту сферу исключительно за гражданами США. Упорство и дисциплина дальневосточных старателей вызывали негодование у их американских коллег, отовсюду спешивших в Калифорнию попытать счастья, – и обнаруживавших, что удача, как и везде, сопутствует прежде всего трудолюбивым.

Выходцы из Поднебесной, более прочих выделявшиеся среди американцев и внешностью, и повадками, подверглись наиболее жестким нападкам. В итоге Комитет по приискам провозгласил, что само «их присутствие – большое моральное и социальное зло». На этом калифорнийский губернатор Джон Биглер не успокоился и потребовал от законодателей ужесточить налоги для кули, а затем и вовсе «остановить поток азиатской иммиграции». В 1852 году легислатура[222] штата ввела два новых налога: первый – чтобы отвадить новых китайских иммигрантов, второй – чтобы слегка «осадить» уже работающих на американских приисках китайских золотоискателей. На капитанов всех прибывающих в Калифорнию кораблей возложили обязанность вносить по 500 долларов залога за каждого прибывшего на судне пассажира-иностранца и выплачивать таможенную пошлину от 5 до 50 долларов – и поток наполнивших бюджет денег тотчас размыл непримиримо-ксенофобскую позицию властей до терпимой неприязни.

Не сумев добиться запрета на въезд китайцев в страну, представители белого лобби попытались отстранить их от золотодобычи. Главный судья штата Хью Мюррей постановил, что, раз Христофор Колумб поначалу ошибочно считал Сан-Сальвадор одним из островов китайского моря, значит, китайцы – по сути, те же индейцы. А раз они индейцы, то, согласно законам США, заниматься золотодобычей они не могут. На всякий случай Мюррей дополнительно постановил, что даже если китайцев и нельзя отнести к одной с американскими аборигенами расе, то понятие «черный» все равно уместно распространить на всех не-европеоидов.

Кроме того, ни один китаец-старатель не мог работать, не заплатив предварительно золотой пылью пошлину, размер которой правительством Калифорнии