Боги, пиво и дурак. Том 8 - Ник Гернар

же ты выпил, если считаешь, что та же Деметра поведется на вот этот твой Кабуки?

Чтобы не видеть происходящей сцены, я аж ладонью глаза прикрыл.

Еще бы уши выключить, чтобы совсем хорошо.

Но я продолжал слышать.

— Пьяница? — переспросила Демка, надвигаясь на нас со своим неумолимым диагнозом. — Способный выдать зубодробительную тираду, которую любой нормальный человек и прочитать без запинки не сможет, не то, чтобы выродить и озвучить?

— Идишь ты… — проговорил Лёха. — И правда похож!..

— Что значит «похож»? Да это он и есть, вон как глаза сразу забегали и в воздухе энергией запахло!

— Да я… Я не… — продолжал мямлить Оракул.

Тут уж я не выдержал:

— Хватит! Все. Конечная станция, приехали. И с платформы говорят: «Это город Ленинград». Спалился ты, братец, по-черному. И не говори, что я не пытался тебя остановить!

Оракул со вздохом опустил голову. Руки его, изъеденные соком паутины до красно-розовых отметин, безвольно повисли вдоль тела.

— Да знаю я… — пробормотал бедняга. — Всю твою матершину как собственные мысли слышу…

— Подождите, — проговорила Арахна, все еще с недоверием вглядываясь в лицо своей жертвы. — Получается, что я едва не съела… великого протобога?.. И даже не почуяла этого?

— Ну, видимо, энергию он контролирует куда лучше, чем язык, — со вздохом сказал я.

— И это вполне объяснимо, — проговорил упавшим голосом Оракул. — … поскольку энергией я владею уже много тысяч лет, а языком обладаю всего несколько месяцев.

— Отчего же вы не показали госпоже Арахне свою истинную сущность? — обеспокоенно проговорила своим нежным голоском Ника. — Ведь вы были в огромной опасности!

Оракул усмехнулся.

— Наивное дитя. Показать свою сущность зачем? Чтобы она сожрала меня в три раза быстрее?

Арахна глубоко вздохнула.

— О, зато с каким благоговением я бы это сделала… — почти сладострастно прошептала паучиха.

Деметра озадаченно посмотрела сначала на Оракула, а потом на меня.

— Не поняла. А что мешает покинуть тело, как это было с другими одержимыми, через которых ты вещал до сих пор?

— Ты видишь у меня белые глаза? — спросил ее Оракул, повернув лицо. — Слышишь тяжелое дыхание?

— М-мм… Нет, — озадаченно проговорила Демка.

— Так вот, я не гость в этом теле. Я и есть это тело.

Рыжий присвистнул.

Он собирался было тоже что-то сказать, но я так взглянул на него, что Рыжий умолк, еще не начав говорить.

— Давайте закроем тему, — попросил я. И, обернувшись к Оракулу, сказал:

— Отправляйся лучше обратно к своим жрецам. Я был неправ. Нельзя тебе одному по городу шастать. И озадачь там своих птиц хорошенько, пусть вместо того, чтобы раскачиваться без дела обустроят для своего бога нормальное жилище — с местом для сна, возможностью помыться, и приличную еду достают в положенное время. Ладно? А когда я вернусь, мы поговорим.

— Даня, ты что? — воскликнула Демка. — Нельзя его вот так отпускать! Он же и есть твоя удача. Не понимаешь? Он же может стать для нас настоящим маяком!

— Это ты не понимаешь, — как можно мягко возразил я. — Этот маяк так не работает, как тебе бы хотелось.

Оракул усмехнулся.

— Да уж. Этот маяк… — он постучал пальцем себе по темечку. — работает так, как даже мне не хочется. Так что… — он перевел усталый взгляд на меня. — не пойду я к жрецам, Даня. Не могу. Там… там слишком тихо. И я все слышу. Сплетения вероятностей там говорят слишком громко, чтобы я мог выносить это.

— Так поехали с нами! — обрадовалась Демка.

Оракул усмехнулся.

— Да с удовольствием. Только не рассчитывай на подсказки — их не будет. Иначе я все испорчу. Он знает, — ткнул Оракул мне пальцем в грудь. — В этом и заключается вся ирония сложившейся ситуации. Невыносимая необходимость в соблюдении информационной тишины, которая может стать залогом обновления исходных данных, от сочетания которых зависит диапазон возможностей… Это же у кого угодно лампочка… в маяке перегорит…

Все молча наблюдали за ним, не смея прерывать поток его внезапного откровения. Было что-то щемяще-грустное, и несмотря на нелепость ситуации, тем не менее — величественное в том, что сейчас происходило.

А Оракул, безжалостно растирая липкую субстанцию по своим раскрасневшимся рукам, продолжал:

— А хуже всего, что для меня нет прошлого. Оно все… Все здесь! — приложил он указательный палец к своему виску. — И все теперь разговаривает. Спрашивает, почему я не вмешивался до сих пор. И я не знаю ответа. У меня его нет. Я следовал предназначению. Природе. Так делают боги. Так делают животные. Так какого рожна, мать вашу, так не делают люди⁈ Что это за… лососи вселенной, идущие против течения, в пресную воду, которая вас убивает, чтобы выродить лучшее, на что вы способны, и умереть⁈ Что за чушь… Э-эх… — он разочарованно махнул рукой — мол, кому я вообще это все рассказываю? И повернулся ко мне.

— Если честно, я бы еще выпил.

— Не надо. И так вполне достаточно.

Черт возьми, этот древний протобог сейчас напоминал мне заблудившегося ребенка. Которым он, по сути, и являлся на самом деле.

— Короче, давай-ка ты и правда поедешь с нами, — бодрым голосом заявил я, хлопнув его по плечу. — Поедешь ведь?

— Почему? — озадаченно спросил Оракул. — Ты ведь не хотел. И до сих пор не хочешь.

— Не хочу, — признался я. — Но без присмотра тебя оставлять еще страшнее. Как пойдешь с похмелюги направо-налево народу рассказывать, какие они лососи… Ничем хорошим это не кончится.

— Хорошо было брату моему Сототу в чревовидной пещере, — пробормотал себе под нос Оракул, прекращая, наконец, свои нервные движения руками. — Чудесный камень абадонин. Не дает ни видеть, ни слышать…

— Ну… Вообще-то у меня один такой имеется.

Оракул вздрогнул. Повернулся ко мне.

— Правда?..

— А ты не видел? Я взял его в пещере. Для чего — сам не знаю.

Я подошел к своему коню, забрался в седельную сумку и, поковырявшись в боковом кармашке, вытащил белый камешек, похожий на сахар.

— Вот, — вложил я Оракулу в ладонь свою давнюю находку. — Держи.

Тот с любопытством посмотрел на камень. Потом приложил к уху — и облегченно выдохнул. Взгляд его посветлел.

— А ведь