Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг - Чарльз Тилли

На Пиренейском полуострове наблюдается интересное сочетание всех трех типов: Каталония под властью Барселоны действовала сходно с городом–государством, пока процветала торговля на Средиземном море; Кастилия, строившая военную мощь на основе воинов–аристократов и закрепощенного крестьянства, но также за счет иностранных богатств пользовавшаяся наемниками; Португалия, резко делившаяся на Лиссабон и сельскую глубинку. Еще другие комбинации можно видеть в Валенсии, Андалусии, Наварре и других районах. Но ведь и все государства обнаруживают больше составных элементов, чем того требует моя типологизация: Великобритания с Англией, Уэльсом, Шотландией, Ирландией и другими заморскими владениями; Пруссия, которая со временем растянулась от сельской Померании до урбанизированной Рейнской области, громадная Оттоманская империя, раскинувшаяся от Персии до Венгрии и включающая важные для торговли острова Средиземного моря, различные империи Габсбургов и их наследников, разбросанные почти во всех климатах и экономиках Европы. Выделение путей формирование государства с интенсивным принуждением, интенсивным капиталом или с капиталом и принуждением хотя и охватывает значительную часть географических и временных типов, но не исчерпывает всех возможностей.

Почему, несмотря на очевидную склонность к противному, правители часто идут на установление представительских институтов основных классов для населения, находящегося в юрисдикции государства? Все монархи играли в одну игру — они играли в войну и боролись за территории — но при совершенно разных обстоятельствах. Чем дороже и сложнее становилась война, тем больше приходилось монархам вести переговоры для получения на нее необходимых средств. В результате переговоров возникали или укреплялись представительные институты: Штаты, Кортесы и, наконец, национальные законодательные собрания. Переговоры велись в самых разных формах: от кооптации с предоставлением привилегий до подавления при помощи массовых армий. Но в результате переговоров суверен приходил к договору со своими подданными. И хотя правители таких государств, как Франция и Пруссия, в течение нескольких веков умудрялись обходить старинные представительские институты, но со временем эти институты или их преемники приобретали все больше власти (сравнительно с властью короны), поскольку росло значение регулярных налогов, кредитов и выплаты долгов в деле дальнейшего строительства вооруженных сил.

Почему европейские государства так сильно различались в отношении включения городских олигархий и институтов в структуру национального государства? Есть две причины, почему в целом городские институты стали устойчивыми элементами структуры национального государства там, где — и до известной степени потому что — преобладал концентрированный капитал. Во–первых, мощные группы капиталистов в течение долгого времени имели стимулы и средства блокировать всякую попытку землевладельцев–некапиталистов аккумулировать в своем регионе власть принуждения. Во–вторых, потому, что поскольку масштабы войны и траты на войну росли, правители, имевшие доступ к кредиту и коммерциализованной, легко облагаемой налогами экономике, получали преимущества в деле ведения войн. Это обстоятельство обеспечивало главным торговым городам и их олигархиям значительное влияние при ведении переговоров.

На одном полюсе мы видим Польшу, где из–за слабости капитала в государстве наибольшим было влияние землевладельцев, причем настолько, что польские короли никогда не имели действительной власти над своими подданными. За исключением Гданьска, польское дворянство дочиста обирало города. На другом полюсе располагается Голландская республика, где сильный капитал практически превратил национальное правительство в федерацию городов–государств. Причем колоссальная коммерческая власть этих объединенных в федерацию городов–государств давала им средства быстро создавать флоты или нанимать армии. В регионах столичных городов правители подчиняли города государству и использовали их как инструмент правления, но также употребляли их капитал и капиталистов для создания вооруженных сил. Государства обычно не включали городские институты и олигархии в национальную структуру как таковые, но посредством переговоров устанавливали такие формы представительства, которые обеспечивали им значительную власть.

Почему политическая и экономическая власть перешла от городов-государств и городов–империй Средиземного моря к крупным государствам и относительно подчиненным городам на Атлантике? Произведенный нами анализ тысячелетия, с 990 г. по 1990 г. позволяет рассмотреть этот переход в перспективе, и у нас есть сомнения в том, что имел место простой переход гегемонии, скажем, от Венеции к Португалии и затем к Великобритании. Может быть, мы могли бы вручить пальму первенства Великобритании на некоторый период XIX в. (и этим объяснить тот факт, что в 1815–1914 гг. не было, можно сказать, больших европейских войн). Но до этого времени, по крайней мере, два сильных государства всегда боролись за первенство в Европе; причем ни одно так никогда и не преуспело. С коммерческой точки зрения, продвижение к Атлантике, ставшее очевидным уже в конце XV в., наталкивалось на большой круг европейских городских зон. Оно способствовало сначала распространению Ренессанса, центром которого оставались города–государства Северной Италии, но который достиг также и Германии, Фландрии и Франции, а потом Реформации, начавшейся в городах Южной и Центральной Германии. Несмотря на развитие атлантических зон, Венеция, Генуя, Рагуза и другие средиземноморские города-государства, затем продолжают процветать, если даже не господствовать, и в XVIII в.

И тем не менее «центры тяжести» коммерческой и политической деятельности после XV в. перемещаются на северо–запад. Сначала сократился коммерческий обмен Европы с городами Востока (по суше и побережьям) в результате набегов кочевников, болезней и позднее установления морских путей в Азию вокруг Африки. Затем взаимно друг друга поддерживавшие атлантическая и балтийская торговли обогатили Кастилию, Португалию, Францию, Англию и Нидерланды больше, чем остальную Европу. Все эти государства воспользовались своим новым богатством для создания военной мощи, а свою военную силу использовали для преумножения богатства. Способность создавать массовые армии, большие корабли, совершать длинные путешествия и осуществлять завоевания за морем — все это обеспечивало им большие преимущества перед средиземноморскими городами-государствами, водные пути которых были обрезаны действиями мусульманских государств.

Почему города–государства, города–империи, федерации и религиозные организации утратили свое значение преобладающих форм государственности в Европе? На протяжении всей истории европейских государств ведение войны и защита зависели от деятельности по изыманию ресурсов у населения, чем была вызвана необходимость вести переговоры с теми, кто был держателем этих средств ведения войны и защиты. Переговоры иногда приводили к тому, что государства вмешивались в производство, распределение и вынесение судебных решений. А это, в свою очередь, приводило к созданию какой–то государственной структуры в зависимости от типа наличной экономики и классового строения того общества, где эти процессы протекали.

В свое время и в определенных местах города–государства, города–империи, федерации и религиозные организации — процветали в Европе до XVI в. Больше того, империи того или иного рода все еще были преобладающими образованиями в Европе даже при отречении Карл V в 1557г. Затем приоритет начинают завоевывать национальные государства. Для этого были две связанные причины: во–первых, коммерциализация и накопление капитала в более крупных государствах, как Англия и Франция, лишали небольшие торговые государства преимуществ в ведении войн. И, второе, войны растут в размерах и стоимости, частично как функция от возросшей способности больших государств получать средства на вооруженные силы от своей экономики или колоний. Такие государства выигрывали в военном отношении. Попытки меньших государств защитить себя приводили к их трансформации в национальные государства или поглощению и присоединению таковыми.

Почему войны перестали быть завоевательными с целью получения выкупа (или военными действиями между вооруженными получателями выкупов) и стали продолжительными битвами массовых армий и флотов? Вспомним о переходе от патримониализма к брокеражу — к созданию национальных государств — специализации. Что вызывало эти переходы? Получатели дани, если они действовали успешно, оказывались в положении, когда им приходилось осуществлять непрямой контроль громадных земель и населения, управление которыми и их использование, — в особенности, во время войн с другими крупными державами — требовало создания устойчивых государственных структур. Те густонаселенные государства, которые сумели подключить значительный капитал и капиталистов к своим приготовлениям к войне, первыми создали посредством брокеража массовые армии и флоты. Затем они включали вооруженные силы в государственные структуры в эпоху создания национальных государств, за которой следовала эпоха специализации. На каждом этапе в их распоряжении были средства получения и применения самых эффективных военных технологий, причем в гораздо большем масштабе, чем это было доступно их соседям. Поскольку в войне лучшие результаты дает действенность, эффективность (effectiveness), а не умение (efficiency), то они (эти государства) не оставляли большого выбора своим соседям: предпринять такие же усилия в дорогом строительстве вооруженных сил, стать жертвой завоевания или найти приемлемую нишу среди подчинившихся. Национальные государства покончили с другими формами войны.