Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж

Когда Бандар встретился с Чарли Уилсоном, это соглашение действовало уже два года. Уилсону не терпелось выяснить, распространяется ли обязательство саудитов на дополнительные 40 миллионов долларов, полученных ЦРУ по его законопроекту. Кроме того, он хотел знать, как отреагируют саудиты на гораздо значительное увеличение афганского бюджета ЦРУ, на которое он рассчитывал.

Оказалось, что Уилсон не мог найти более сочувственного слушателя. Бандар не только поддерживал войну в Афганистане; тайные соглашения с правительством США были у него в крови. Уилсон мог видеть это, когда смотрел на огромную фотографию в золотой раме, установленную на пьедестале в гостиной принца. На фотографии был изображен один из политических кумиров Уилсона, президент Франклин Рузвельт, беседующий с дедом Бандара и основателем современной Саудовской Аравии, королем Абдулом Азизом.

Все, что в тот день говорил принц Бандар, радовало Уилсона. Никто не говорил о контракте, но Бандар ясно дал понять, что саудиты продублируют любые будущие ассигнования, которые он сможет провести через Конгресс. Для Чарли это означало, что каждый раз, когда ему удастся выбить помощь для моджахедов, на Советский Союз обрушится вдвое более тяжелый удар.

Много лет спустя, после ухода Советской армии из Афганистана, Бандар устроил для Уилсона торжественный прием в Саудовской Аравии. Но даже в 1984 году можно представить, как приятно было принцу встретиться с таким нетрадиционным представителем парламентского большинства в Конгрессе. Бандар привык к демократам, зависевшим от еврейского лобби, которые неизменно голосовали против продажи оружия саудитам, даже если в личных беседах высказывали свое уважение к умеренной позиции королевства. Конгрессмены из демократической партии не желали иметь ничего общего с ЦРУ, если это не имела отношения к расследованию деятельности Агентства. Теперь Джоанна познакомила принца с политическим тяжеловесом, который не только встал на сторону Саудовской Аравии в исторической конфронтации с произраильским лобби, но и лично гарантировал значительное увеличение расходов США на исламский джихад.

В течение года после этого ланча Гаст Авракотос не раз воспользовался дружескими отношениями между принцем и конгрессменом. Афганский бюджет ЦРУ дважды удвоился и достигал сотен миллионов долларов, но король запаздывал с выделением таких же средств. Иногда Кейси и Авракотос вылетали в Джидцу или эр-Рияд для личных переговоров, но чаще у них не было времени на дипломатические тонкости. Просроченные счета могли испортить отношения с многочисленными поставщиками. Тогда Авракотос, не хотевший показаться королю слишком назойливым, обращался к Уилсону.

«Аллах будет недоволен, если король бросит борцов за свободу на произвол судьбы, — говорил Чарли принцу Бандару с серьезным лицом, но шутливым тоном. — Если вы не примете меры, я пожалуюсь Джоанне». Принц со сдерживаемым смехом изображал, что встревожен этой фальшивой угрозой. «О нет, только не это! Скоро Аллах будет улыбаться, Чарли. Я позабочусь об этом».

Большая часть деловых вопросов в Вашингтоне решалась в такой манере. Именно поэтому Джоанну Херринг так огорчали многочисленные письменные извинения от приглашенных на ее ужин.

«Я провела три недели у телефона и лично связывалась со всеми, — вспоминает она. — Мы должны были вернуть их. Я попросила Чарли повлиять на его друзей в комитете по национальной безопасности и Пентагоне». Уилсон уже помогал Джоанне и даже подключил нескольких своих секретарш к решению материально-технических проблем, как это было в прошлом году перед вечеринкой в честь Зии уль-Хака. Использование парламентского персонала для такой работы было нарушением внутреннего регламента, но всегда можно было возразить, что приемы у Джоанны имею важное значение для некоторых аспектов американской дипломатии.

Между тем другие друзья Джоанны тоже собирались с силами. Чарльз Фосетт, находившийся в стесненном финансовом положении, выехал на поезде из Лос-Анжелеса в Вашингтон. Джоанна прислала ему билет на самолет, но он из гордости вернул подарок. В поезде Фосетта ограбили, и он остался без приличной одежды, которую мог надеть для вечеринки. Но бывший пилот Королевских ВВС, звезда второсортных кинофильмов и защитник афганцев нарисовал чрезвычайно точный карандашный портрет грабителя, и его черный гастук-бабочка был возвращен полицией как раз вовремя.

В то время Джоанна проявляла романтический интерес к другому техасцу по имени Джимми Лайонс, который прилетел к ней на личном реактивном самолете. Лайонс был сыном женщины, много лет назад принявшей Джоанну в общество Джона Бирча и пригласившей ее в шоу Minutewomen. Теперь он с гордостью называет себя ультраконсерватором и верит, что Трехсторонняя комиссия и Совет по зарубежным связям являются подлинными силами, которые стоя! за коммунизмом.

Роман между Джоанной и Чарли всегда вращался вокруг Афганистана. После появления Джимми Лайонса она загорелась идеей другого романтического крестового похода. На этот раз речь шла об Анголе и Джонасе Савимби, лидере местных «борцов за свободу». С точки зрения Лайонса, большой бизнес находился в преступном сговоре с коммунистами, и нигде это не было более очевидным, чем в Анголе, где Gulf Oil и другие американские корпорации бесстыдно сотрудничали с марксистским правительством. Когда Конгресс запретил ЦРУ оказывать помощь Савимби, Лайонс лично вмешался в конфликт. Он не только возил партизанского командира на своем самолете, но и подстрекал Савимби взрывать нефтедобывающие предприятия Gulf Oil. Джоанна был зачарована рвением Лайонса и его готовностью тратить личные средства на борьбу с силами зла. «Джимми был готов предоставить все, в чем я нуждалась, — мечтательно вспоминает Джоанна. — И у него был такой замечательный самолет!»

В день приема Лайонс, Фосетт и Уилсон были верными слугами Джоанны, пока она вносила последние изменения в расклад гостевых карточек и обстановку большого бального зала отеля Hay-Adams. Вероятно, только она могла организовать мероприятие такого размаха с помощью трех мужчин, которые в разное время были ее любовниками.

Когда начали прибывать первые гости, почетный консул Зии уль-Хака снова создала видение пакистанского дворца. Зал блистал парчовыми скатертями с золотой вышивкой и бронзовыми подсвечниками. Джоанна волшебным образом превратилась во фривольную и беззаботную красотку из южных штатов. Никто не смог бы догадаться, что потенциальная катастрофа превратилась в триумф благодаря ее героическим усилиям.

Генри Киссинджер, который часто останавливался в Акапулько с бароном ди Портанова и принадлежал к кругу Джоанны, специально прилетел для того, чтобы поднять тост за Бандара. Улыбающийся принц сидел справа от Джоанны, а ее друг детства Джеймс Бейкер находился слева. Зал был наполнен блистательным собранием техасских нефтяных магнатов, военачальников, сенаторов, астронавтов и дипломатов.

В тот вечер Уилсон не находился в центре внимания, но Джоанна усадила его на почетное место между Пышечкой и Барбарой Уолтере. Ди Портанова развлекал его историями о том, какой опасности могут подвергнуться США, если Сан-Марино — крошечная республика размером с Манхэттен, почетным консулом которой он был, — станет коммунистической. Для Чарли вечеринка была очередной блестящей победой Джоанны. Разумеется, не мешало иметь особый канал связи с богатейшей мусульманской страной в мире или с представителями консервативной элиты, такими как Бейкер или Каспар Уайнбергер. И еще было приятно сознавать, что, хотя брачные планы расстроились, они с Джоанной по-прежнему сражаются бок о бок.

Первое свидетельство решимости ЦРУ заблокировать инициативу Уилсона по приобретению «Эрликонов» было получено из Пентагона. Пока Уилсон находился в Пакистане, генерал Ричард С. Стилвелл, отвечавший за всю подпольную деятельность в Пентагоне, ворвался в офис конгрессмена и потребовал разговора с его помощником по административным вопросам. Когда появился Чарльз Симпсон, Стилвелл сразу же заорал: «Кто такой этот Чарли Уилсон и какого черта он думает, что может подмять под себя афганскую программу?»