Рекламщик в ссылке для нечисти - Олли Бонс

за заповедник будет, если мы всё отменим? Ради чего люди сюда ходить станут, на что смотреть?

— А и не надобно им сюда ходить, — припечатал Горыня. — Живите себе честно, да и всё. Ежели я уразумею, как с колдуном совладать, без того свободны станете.

— А если не уразумеешь? Ты вот, кстати, для чего сюда пришёл, что ищешь? Может, мы тебе что-то подскажем.

Но Горыня только посмотрел недружелюбно, с прищуром.

— Дело своё я уж старосте обсказал, — ответил он. — Не таково оно, чтобы каждому докладывать. А заповедник ваш, прямо скажу, дурная затея. Честных людей токмо с пути сбивать.

— Да уж будто, — не согласился Деян. — Мы указатели поставим.

— Скука у нас была, — поддержал и Любим. — А теперь думаем, отчего б и не зазвать гостей.

— Дядька без людей тоскует, — подал голос и Хохлик.

Он лежал на горке свежей стружки, водил руками и ногами, как будто делал снежного ангела, и шешки повторяли за ним.

— Как знаете, — с нескрываемым осуждением сказал Горыня. — Да лучше б ещё подумали.

Больше он ничего не сказал, примолк.

День клонился к вечеру. Ясное небо тускнело, тянуло прохладой. Исчезли пчёлы, зазвенели комары, куры отправились спать. Работники, возводившие гостевой дом, прошли мимо. Судя по разговорам, шли на ужин к Незване.

Ушёл Хохлик, весь в стружке, на прощание хитро сказав Василию, что оказал ему услугу, но какую, не сознался, и это тревожило. Незаметно исчезли шешки. Над частоколом прогорал закат, подёрнутый сизой дымкой.

Деян поднялся, упёрся руками в поясницу, потянулся, посмотрел наверх. Сказал:

— Дождя, видать, не будет…

В сарай он убрал только таблички. Василий ему помог, при этом нервно оглядываясь на Горыню: тот складывал инструменты в ящик и собирался уйти.

— Ну, дальше ты сам, — торопливо сказал Василий, потому что богатырь зашагал прочь. — Бывай!

Нагнав Горыню на дороге, он окликнул его:

— Эй, богатырь! Подожди, есть разговор. О Казимире, это важно… Да подожди ты!

Как назло, навстречу им шёл староста. Видно, искал гостя, и сейчас это было совсем некстати. Василий сказал с отчаянием:

— У меня всего пара вопросов…

Горыня остановился, развернулся к нему и сказал сурово:

— О колдуне, значит, поспрошать хочешь? Мне уж обсказали, ты помощи его ищешь, а не погибели, так что не союзники мы с тобою, и докладывать я тебе ничего не стану. А увижу, что крутишься и выспрашиваешь, пожалеешь.

Тут подошёл и Тихомир, пригласил Горыню в дом. Сказал, Марьяша уже зашила и выстирала его рубаху дорожную, и с ужином расстаралась, накрыла стол для гостя дорогого…

По-хорошему, нужно было уйти, но Василий стоял, борясь с желанием дать Горыне в челюсть, и его аж трясло от злости. Староста истолковал это по-своему и насмешливо спросил, мол, Василий тоже ждёт приглашения? Больше во всей Перловке никого не нашлось, кто бы с ним хлебом делился, и он, бедолашный, голодает небось? Ничего, может, скоро и рыбку ловить научится…

Как попал домой, Василий не помнил. Просто обнаружил себя уже там: стоит и бьёт кулаком в стену, и костяшки уже сбиты. Душила обида, и он вообще не понимал, почему. Разве ему это всё не на руку?..

С Тихомиром нормально же общались, чего он? И Марьяша обещала подождать, а сама, блин, сразу всё отцу и выложила. Зачем? Просил же её не спешить! Если бы с Перловкой всё получилось, его бы уважали больше, он бы дом себе обставил, едой бы запасся. Лошадь бы, блин, купил самую модную. Что тогда сказал бы Тихомир?

Василий тяжело вздохнул и понял, что запутался. Вот чего он хочет, жениться или кому-то что-то доказать?

Он долго сидел без сна, ни о чём не думая, даже огня не жёг. Просто — сидел, уронив лицо в ладони. По ощущениям, прошла целая вечность, а потом за окном послышались голоса: кто-то шёл.

— Заночевал бы у нас, а?

— Сивушку одного бросать не хочу. Давно мы с ним в дороге, почитай и не разлучаемся. Да мне и на сеновале ладно будет.

Василий поднял голову.

Если он хотел устроить богатырю проблемы, то самое время. Горыня решил ночевать на сеновале, а значит, никто не сможет подтвердить, что он никуда не отлучался. И ведь он ещё, как нарочно, при всех говорил, что идея заповедника ему не нравится. Прямо-таки идеально.

Василий на ощупь нашёл на полке кремень и кресало, положил в карман. Терпеливо дождался, когда староста проводит Горыню к хлеву и пойдёт обратно, выждал ещё минут десять и вышел за дверь. Тёмное время, удобное, луна ещё невысокая, бледная. Лишь бы никто не заметил.

Он задами пробрался к дому плотника, замирая от любого шума. Ему чудились взгляды из окон, чей-то шёпот, тихие шаги за спиной. Он приседал, успокаивая себя: просто ветер шумит в листве. А это возятся куры на насесте. Наверное, нужно было выйти позже, вдруг этот проклятый Горыня ещё не спит, вдруг его понесёт куда-нибудь, или Деяна понесёт, да мало ли кого тут носит по ночам…

У нужного двора Василий хотел повернуть обратно. Его тошнило от волнения, или от того, что не ужинал, или от всего сразу, а заодно от собственной жизни. Он опять почувствовал, что стоит на распутье: можно