Алана Инош - Ты

– А-а, вон как всё сложно… Мда. А я думала – ты Ксюхина новая девушка. Вы с ней, кстати, хорошо смотритесь.

Мою курящую собеседницу звали Эля. Она была давней знакомой Ксении и пришла на новогоднюю вечеринку со своей подругой – щуплой стриженой девушкой в мешковатых штанах, на вид – пацан пацаном. Это был союз очень разных людей, причём во всём – от возраста и внешности до уровня доходов.

Иногда так бывает: совершенно незнакомому человеку раскрываешь свою душу, как не раскрываешь и близким. Обе слегка «подогретые» вином и шампанским, мы разговорились как-то неожиданно легко, будто знали друг друга уже много лет. Наверно, было в моей случайной собеседнице что-то располагающее… Даже не знаю, что именно – может быть, ласковая искорка в глазах, прячущаяся в уголках губ добродушно-ироничная улыбка, тембр голоса – низкий, с приятной хрипотцой, царапающей, как нагретый песок летнего пляжа. Решительно стряхнув пепел вниз с балкона, Эля сказала:

– Я думаю так: если ты чувствуешь, что человек тебе – родной, что тебя тянет к нему как магнитом и, как ты говоришь, даже дышать больно в разлуке, то какого хрена ты мучаешь себя и его? М?

Пытаясь оградить себя от холодного дыхания зимней ночи, я потуже запахнула дублёнку, в которой я ходила уже пятый год. Рядом с царственно-роскошной шубой Эли она смотрелась весьма убогонько. Но ночь, утешая, накинула на мои плечи чёрный бархатный плащ, расшитый блёстками звёзд и городских огней – это было самое богатое одеяние, какое можно только измыслить.

– Просто с гибели Яны прошло ещё слишком мало времени, – призналась я с глухой болью в душе. – Четыре с половиной месяца – это ничтожно мало… Я хочу подождать хотя бы год, прежде чем задумаюсь о каких-то новых отношениях. Да и не знаю, честно говоря, буду ли вообще задумываться. Я просто не могу…

Эля выпустила дым длинной струёй, философски прищурив тяжёлые от толстого слоя туши ресницы.

– А зачем это всё? Думаешь, она хотела бы, чтобы ты вот так хоронила себя заживо? Носила вечный траур? Пойми ты, дурочка… Ты плачешь здесь – её душа плачет ТАМ. Вы всё ещё связаны, и твои страдания заставляют страдать и её. Пойми, она хочет тебе счастья, а не этого монашества в миру… Год… – Эля хмыкнула, щёлкнув по сигарете. – Выдумала тоже. Целый год самоистязания… Думаешь, твоя Яна этому сильно обрадуется? Стань ты наконец счастливой, чтобы она была спокойна за тебя!..

Она попала в мою болевую точку. Ведь с мамой я уже постигла эту науку – отпускать ушедших близких, почему же так трудно повторить это с тобой?.. Словно в первый раз… Огни города поплыли перед глазами в солёном тумане.

– Э! А ну-ка, отставить сырость… – скомандовала Эля, смахивая с моей щеки слезинку пропахшим сигаретным дымом пальцем. – Слушай… У тебя глаза, оказывается, зелёные-презелёные!.. А я никак не могла понять, какого они цвета. Чудо ты глазастое, вот ты кто!

Эля засмеялась, да так заразительно, что мои губы невольно сами растянулись в улыбку.

– Саша меня так называет – «чудо», – сказала я, вытирая остатки слёз. – Уж не знаю, что она во мне «чудесного» находит…

В чайной глубине тёмно-карих глаз Эли замерцали задумчивые блёстки.

– Светлая ты потому что. Так и хочется погреться возле тебя, как у костра. Ох, заварила же ты кашу, красавица, своими ясными глазками… – Ласково любуясь мной, Эля пропустила пряди моих волос между пальцами, расправляя их и перекладывая из-за плеч вперёд. – Нет, я за Ксюху не беспокоюсь: она у нас натура увлекающаяся, влюбчивая, но ветреная. Сегодня – одна дама сердца, завтра – другая… Хотя… Если за четыре с половиной месяца она всё ещё не потеряла к тебе интерес, значит, зацепила ты её не по-детски. У неё ж любовь – максимум на месяц, а тут… Прямо небывалое дело какое-то. Похоже, занозочка ты та ещё!..

Снежинки, падая, искрились, как пузырьки в шампанском. Там, внутри, за балконной дверью, блестела ёлка, разговаривали, ели, пили и веселились люди. Кроме Эли и её подруги пришло ещё пятеро или шестеро гостей, причём все – темные. Я мало с ними общалась, и сейчас их образы в моей памяти уже почти стёрлись. Поэтому я вырежу их в виде бумажных фигурок, нарисую условные лица, кому-то оставлю длинные волосы, кому-то – обкорнаю. Поставив их в хоровод вокруг ёлки, я обозначу только их присутствие, но не их личности. Возьму щепотку конфетти, подброшу вверх – вот вам и новогодняя тусовка у Ксении дома.

– А знаешь, я ведь сюда пришла на тебя посмотреть, – сказала вдруг Эля, по-прежнему глядя на меня сквозь задумчиво-смешливый прищур. – Из любопытства – что же за зазноба такая у Ксюхи появилась? Прямо femme fatale какая-то.

– Какая уж там из меня «фам фаталь», – усмехнулась я.

– Верно, – кивнула Эля, снимая с себя широкий кашемировый шарф и набрасывая его мне на голову в виде накидки. – Рафаэлевская Мадонна. Вот на кого ты похожа… Ох… Не слушай меня, пьяная я, вот и несу Бог знает что, – оборвала она сама себя, засмеявшись.

Мы вернулись внутрь – в тепло, к мерцающей огнями красавице-елке, шампанскому и салатам, а также к бумажным фигуркам гостей. Ксения шутливо набросилась на Элю:

– Элька, ты же мне Лёню совсем заморозила!

– Значит, надо скорее отогреть её в жарких объятиях, – засмеялась та, уже действительно слегка хмельная.

Как вообще получилось, что я встречала Новый год в незнакомой компании? Что в это время делала Александра? Перенесусь на машине времени на несколько дней назад.

В декабре мы виделись с Ксенией довольно часто: она приезжала встречать меня с работы. По вечерам зимой темно, девушкам опасно возвращаться домой в одиночку – так она объясняла свою неустанную заботу. Я так привыкла, выходя после рабочего дня на улицу, видеть её машину, поблёскивающую в свете фонарей, что это стало частью меня. Если Ксения здесь и ждёт меня – значит, всё в порядке, мир ещё стоит.

А ждала она зачастую не с пустыми руками. То коробка конфет, то шоколадка, то цветы или какая-нибудь милая плюшевая зверушка с пищалкой в животе – в целом, стандартный, но никогда не надоедающий набор. По выражению Аиды в «У сумрака зелёные глаза» – неувядающая классика. Впрочем, вскоре я попросила её больше не дарить ничего: это было похоже на ухаживание, а я не могла предложить ей что-то кроме дружбы. Ксения со вздохом сожаления согласилась на это условие, и наше общение продолжилось без оттенка романтики, чисто в дружеском ключе. В конце концов, было бы глупо, грустно и жестоко прогнать её совсем, если она не переходила границ дозволенного, ни на чём не настаивала и не приставала. Ксения была приятной собеседницей, остроумной, неизменно жизнерадостной, и время с ней пролетало в один момент, а самое главное – я забывала о боли и тоске. Мне становилось хорошо, светло и легко рядом с ней, она осыпала мои серые будни блёстками радости, покоряла своей заботой и рыцарским отношением. Однако время от времени меня начинал грызть изнутри жестокий зверь – совесть. По его мнению, я должна была прекратить с Ксенией всякое общение, если не хотела подавать ей надежду и подпитывать её чувства, которые явно были отнюдь не просто дружескими. Промучившись этими противоречиями достаточно долго, я всё же решилась сказать о них Ксении.

Когда мы проезжали мимо заснеженного, сонного парка, она предложила там прогуляться.

Я люблю мягкую снежную погоду, хотя при этом мне частенько хочется спать. В тот вечер я чувствовала себя очень усталой, но зима наколдовала в парке такую красоту, что отказаться от прогулки было просто нереально. Пелена туч подсвечивалась с земли городскими огнями, ещё и отражающимися от снега, и небо выглядело не чёрным, а сизым. Шагая под руку с Ксенией посреди зимнего волшебства безлюдной аллеи, я ощущала себя в сказке. Светящиеся шары фонарей, неподвижные ветки, словно щедро обсыпанные сахарной пудрой, скрип шагов, таинственная тишина…

– Не знаю, стоит ли нам продолжать в таком духе, – вздохнула я. – Вы знаете, что я не смогу перейти на иную ступень отношений… А дружба вас когда-нибудь перестанет устраивать.

Мы остановились. Завладев моими руками в двойных пуховых варежках, Ксения с улыбкой заглянула мне в глаза. Снежинки цеплялись за её ресницы, пушисто дрожа.

– Пусть это вас не тяготит, Лёня. Если вы думаете, что я страдаю оттого, что не могу назвать вас своей девушкой, то ошибаетесь… Мне вовсе не нужно обладать любимым человеком, чтобы быть счастливой. Стремление обладать кем-то – это уже не любовь, а собственничество, оно закрепощает и причиняет мучения обеим сторонам. Меня делает счастливой уже просто факт вашего существования, возможности видеть вас, говорить с вами. Ваша улыбка, ваш смех. Вы вдохновляете меня на жизнь, на работу, на движение вперёд. И я хочу сказать вам за это спасибо.

Её лицо приблизилось, и губы легонько коснулись моих. Снег снова заскрипел под нашими шагами, шары фонарей поплыли мимо, а сахарные ветки заблестели, переплетаясь таинственной вязью.