Евреи, которых не было. Книга 2 - Андрей Буровский

Вот эта Одесса и определила двадцатилетие нашего культурного развития. Одессит рассматривался примерно как пастух и пастушка во французском придворном фольклоре XVIII века: эдакий эталонный «представитель народа».

А советская «голова» сделала своим «официальным мужиком» мелкого жулика или бандита! И тот, кого сделали, похоже, ничего против не имел.

Даже одесский жаргон, местный ломаный русский, стал считаться в кругах советской интеллигенции почему-то «очаровательным» и «прелестным». Чем «таки да», «ой» или «вы ж понимаете» лучше «кругом шашнадцать» и «туды твою в качель» — это постигнуть не очень просто. Если вы, дорогой читатель, тоже родились от самки гоя, а не от истинно аристократического сон здания (скажем, не от базарной торговки на Привозе), вам вряд ли под силу понять всю глубину и мощь именно такого искажен ния и уродования русского языка. Но бывшее — было, что тут еще можно прибавить.

Остатки Одесского периода истории нашей культуры сказывались еще и в послевоенное время — как усилиями потомков ed создателей и носителей, так и молитвами ценителей и почитателей. И Бабеля переиздавали (хотя и с большими купюрами из его «Конармии»), и Багрицкого, и Светлова. Но уже канул куда-то Джек Алтаузен, потерялись в сумраке времен Сфорим и Бялик… большинство. И странные, жутковатые чувства испытывал хозяин квартиры в многоэтажном современном доме, почитывая метельным вечером Пашу Когана или Антокольского.

Но, конечно же, маразм уже никогда не крепчал с такой силой, как в одесское двадцатилетие. Ведь в 1950–1970-е годы в России было хоть что-то, кроме продукта, извергнутого головами еврейского Горыныча, а в довоенное время — почти что и не было. Бог знает, сколько верст накрутил над Россией этот трехголовый Горыныч.

В собственном представлении этот Горыныч, поднимаясь над Русью с клекотом из Троцкого и Жаботинского, разворачивая паруса сочинений Бялика и Сфорима, был грозен и прекрасен и к тому же необыкновенно умен и несказанно учен. С видом высокомерного презрения к мужичью и черносотенному быдлу, копошащемуся на земле, приросшему ко всяким там Россиям, брезгуя любителями «русского слова и русского лица», трещал Горыныч жестяными крыльями прогресса, выпускал отработанные газы из лакированного афедрона8, тряс хвостом, разбрасывая по дикой стране плоды просвещения.

Если бы мнение Горыныча о самом себе хоть немного соответствовало бы действительности — трудно даже вообразить, какие сокровища мудрости, какие чудеса культуры возникли бы в это двадцатилетие между мировыми войнами.

ШАНС ДЛЯ ЕВРЕЕВ АШКЕНАЗИ

Вообще есть жесткая закономерность, которую можно сформулировать так: «как только народу дают такую возможность, он тут же начинает создавать шедевры культуры». Эти шедевры могут быть очень разными; получив свой шанс, греки сделались блестящими скульпторами и ваятелями, мусульмане сочиняли стихи, а норвежцы придумали китобойную пушку. Но закономерность железная: как только у народа появляется достаточно людей, избавленных от тяжелого ручного труда, имеющих образование и досуг, — и тут же они создают что-то такое, что входит в сокровищницу уже не только национальной, но и мировой культуры.

Весь феномен афинской культуры VI–V веков до P. X. создавался совсем крохотным коллективом: число афинских граждан никогда не превышало 30–40 тысяч человек. Но благодаря удачным войнам, работорговле и эксплуатации союзников этот коллектив стал богатым. Тысяча человек из этих 30 или 40 была скульпторами и архитекторами… Живи Афины только собственным трудом — и эта тысяча, и остальные пасли бы коз, выращивали маслины и ловили бы рыбу. А так — построен Акрополь, великолепные храмы, изваяны статуи, прожили свои жизни Эсхил и Аристофан, выступали на народном собрании Мильтиад и Перикл.

До сих пор неизвестна ни одна имперская нация, не создавшая светочей ума в тот краткий миг, когда империя была на взлете и в ней появился слой достаточно культурный, богатый и свободный, чтобы творить. В конце концов, весь «золотой век» русской литературы создан сословием, которое насчитывало порядка 400–500 тысяч человек. Этим людям дали возможность реализовать свои таланты и способности, вот и все.

И потому полет трехголового Горыныча над Русью — исключительный исторический шанс. Вдруг, в одночасье, уже не 400 тысяч, а почти 3 миллиона человек начинают жить в условиях свободы, образования, сравнительной обеспеченности и приобщения к культуре. И никаких ограничений! Наоборот.

Действительно — какой исторический шанс! Как невероятно много могли бы дать ашкенази миру… если бы им было что сказать. Потому что в действительности результаты их владычества не просто малозаметны… Они исчезающе ничтожны и во всех случаях проигрывают результатам культурного развития любой из русских голов (в том числе и поэтов ненавидимого и презираемого ими крестьянства).

Впрочем, это касается не только еврейских ученых, живших в эту эпоху в России. Тут вообще есть некий парадокс мирового масштаба: крупнейшие еврейские ученые, составившие, казалось бы, славу своему народу, никому не известны. Кто слыхал о великом языковеде Сегюре? Чьих ушей коснулась слава известнейшего археолога Ральфа Солецки? Многие ли слыхали о расчетах и теориях Фридмана, изменивших картину Вселенной? Этих людей не рекламируют в еврейских газетах и в журнале «Лехаим». О них не трубят сионистские организации. Их не включают в список «100 знаменитейших евреев мира». Их как бы и нет для пропаганды. Они — не знамя.

Одновременно же на щит поднимают людей, чьи заслуги пред наукой невероятно раздуты, а порой и попросту анекдотичны. Спроси 90 % людей: «Кто самые гениальные евреи за всю историю?». И большинство людей назовут имена Альберта Эйнштейна и Фрейда. Позволю себе повеселить читателя, рассказать подробнее, чем же прославились эти два великих ученых.

ДВА САМЫХ ЗНАМЕНИТЫХ

Стоит заняться вопросом всерьез, и выясняется прелюбопытная вещь: эти гиганты науки, которых нам с такой силой разрекламировали, или вообще никогда не делали того, что им приписывается, или их достижения, выражаясь мягко, преувеличиваются.

Эйнштейн, при ближайшем рассмотрении, вовсе не «открыл» законы относительности, а попросту повторил давно уже сделанное Пуанкаре. Этот «мировой гений» выучил английский язык только за семнадцать (17) лет, диссертация его позднее была признана ложной, а подробности его частной жизни просто пугают. Всю оставшуюся жизнь после «создания» теории относительности Эйнштейн занимался теорией сионизма да какими-то сомнительными прожектами мирового государства [179, с. 26–91]. Когда об этом говорят вслух, обязательно находятся люди (не только евреи), которые страшно обижаются за «гения». Вот только опровергнуть этих фактов пока никому не удавалось. А обижаться и сердиться — дело нехитрое.

То есть получается, что вся колоссальная слава Эйнштейна досталась ему за то, чего он не совершал.

Фрейд, по сути дела, просто повторял вещи достаточно общеизвестные, а многие его техники больше всего напоминают шаманизм самого худшего свойства.

Привлеченные громким именем, люди (в том числе и люди из новых поколений, моложе нас) доверчиво берут эти книжки, стремясь изучить себя, понять, подкорректировать… И что же они обнаруживают?

Итак, у человека есть подсознание… Само по себе открытие не столько уж и потрясающее, знали это еще в Древнем Шумере, знают и индусские брамины. Открытие это, говоря мягко, запоздало… Тысяч на пять лет, если не больше. Жрецы Древнего Шумера Фрейда ученым не считали бы.

Но Бог с ним, будем считать, что Фрейд поставил учение о подсознании на научную основу и тем велик. Подсознание — это еще так, семечки, прелюдия к главному… К тому, что все человеческое естество, все достижения культуры построены на «сублимации» — то есть на превращениях сексуальной энергии. Но и этого мало!

Выясняется, что у каждого человека с грудного возраста в подсознании образуются комплексы. Эти комплексы, как правило, тоже связаны с сексуальной сферой и настолько неприличны и преступны, что человек сам их пугается, старается о них не думать и не осознавать своих подспудных желаний. Но зловредные комплексы, конечно же, никуда не деваются, а только «вытесняются», то есть погружаются в глубины подсознания. И сидят там, подлые, нахально манипулируя сознанием человека! Сам-то человек, носитель комплексов, искренне думает, что принимает рациональные, глубоко осмысленные решения. А на самом деле — ничего подобного! То, что ему хочется, «на самом деле» диктуют как раз комплексы, а на сознательном уровне он просто ищет объяснений, почему это ему хочется именно этого, а не того.

Скажем, хочется ему воевать. Почему? А потому, что в возрасте пяти лет отец отшлепал его за разбитое блюдце. Мальчик стал бояться папы и стал сравнивать свой половой член с папиным. Он легко убедился, что папин половой член больше, и у него возник комплекс неполноценности. Он стал еще больше бояться папы и одновременно захотел с ним конкурировать. Поскольку мальчик не смеет и подумать о папе плохо, он начинает искать другого врага, на которого он сможет обрушить свою ненависть, не вступая в подсознательный конфликт с самим собой. Враг, с которым он хочет воевать, — это его папа, которому мальчик хочет доказать, что его пися теперь не хуже.