Левая Рука Бога - Пол Хофман

— Мадемуазель Арбеллу? Да, мадам.

— Ах, — на сей раз достопочтенная Эдит Матерацци вздохнула с нежностью, словно бы навеянной каким-то давним дорогим воспоминанием. — Она так красива, не правда ли?

— Да, мадам.

Теперь достопочтенная Эдит Матерацци взяла Рибу за руку:

— Так вот, я хочу оказать тебе доверие и одновременно помочь, потому что чувствую, что у тебя доброе сердце и ты способна понять материнскую тревогу. Я права, Риба?

— Да, мадам, надеюсь, что это так, — ответила девушка, насторожившись.

— Я так и думала, — с облегчением сказала достопочтенная Эдит Матерацци, словно она заглянула в Рибину душу и увидела там сплошную доброту и сочувствие своей материнской тревоге. — Мне тяжело говорить об этом, но материнство важнее гордости, как ты сама наверняка поймешь, когда станешь матерью, — она снова вздохнула, теперь горестно. — Мой муж ненавидит меня и делает все, что в его силах, чтобы не давать мне видеться с дочерью. Что ты об этом думаешь?

Риба в изумлении вытаращила глаза:

— Я думаю, что это очень грустно, мадам.

— Так и есть. Он препятствует нашим встречам и настраивает дочь против меня. Но я лишена возможности бороться, потому что, если она встанет на мою сторону, это пагубно скажется на ее будущем. Этого я допустить не могу. Поэтому, Риба, мне остается только терпеть. Я вынуждена смириться с тем, что моя собственная дочь, которую я люблю всем сердцем, считает меня холодной, равнодушной, совершенно ею не интересующейся. Как тебе это?

— Я… — Риба колебалась. — Я думаю, что это должно быть для вас ужасно.

— Да, это ужасно. Но ты можешь мне помочь.

Риба еще больше вытаращила глаза, не зная, что на это ответить.

— Я слышала, что ты замечательная наперсница и обладаешь непревзойденными умениями в области женской косметики.

— Спасибо, мадам.

— Все говорят о том, как твои таланты преобразили эту неблагодарную девицу Джейн. По правде сказать, красавицей она не была, но ты сделала из нее почти красавицу.

— Благодарю, мадам.

Достопочтенная Эдит Матерацци выдержала паузу.

— Так вот, я хочу, чтобы ты сделала кое-что, что, кстати, поможет и тебе получить замечательное место. Я устроила так, что ты станешь косметичкой моей дочери.

— О! — воскликнула Риба.

Достопочтенная Эдит Матерацци улыбнулась:

— Действительно — о! Разве это не чудесно?

— Да, мадам.

— Уверена, ты отлично справишься. Но я попрошу тебя о двух вещах. Одну из них тебе сделать будет трудно, потому что я вижу: ты девочка добрая и честная. — Она посмотрела на Рибу, которая уже чувствовала подвох. — Я хочу, чтобы ты не говорила моей дочери, что попала к ней благодаря мне. — Она крепко сжала руку Рибы, словно желая предотвратить ее совершенно естественный протест. — Знаю, тебе кажется, что это дурно, и понимаю тебя, но это необходимо по той причине, что иначе она тебя не примет. Чтобы сделать большое добро, иногда приходится допустить маленькое зло. И второе, о чем я тебя попрошу, это время от времени заходить ко мне и рассказывать, как она живет, о чем говорит, что ее тревожит. Всякие мелочи, те, которыми дочь обычно делится с любящей матерью. Ты сможешь это сделать, Риба?

Разумеется, она могла, а кроме того, что еще ей оставалось? Она заключила соглашение с достопочтенной Эдит Матерацци, и, если даже она ей полностью не доверяла, что это меняло? У Рибы действительно не было выбора, и они обе это знали.

Его Святейшество Искупитель Боско сидел у себя на балконе и смотрел вниз, на солдат, которые заполняли все пространство Святилища сколько видел глаз. Кричали люди, ревели мулы, ржали кони, которых с проклятьями и ругательствами понукали погонщики. Зрелище и звуки великого приготовления доставляли ему удовольствие — в конце концов, это было началом воплощения честолюбивой цели всей его жизни. Он съел еще ложку своего любимого супа из куриных ножек и зеленых овощей, который в Мемфисе называли «ослиной радостью» и ценили только за его полезность, а отнюдь не за вкусовые качества.

Раздался стук в дверь.

— Войдите.

Это был Искупитель Стремечко Рой.

— Вы хотели меня видеть, Ваше Благочестие.

— Я хочу, чтобы ты взял двадцать Искупителей и попытался убить Арбеллу Матерацци.

— Но, Ваше Святейшество, это невозможно! — запротестовал Рой.

— Я прекрасно отдаю себе в этом отчет. Если бы это было возможно, я не посылал бы именно тебя.

Раздосадованный и испуганный, Рой тем не менее подавил желание спросить Боско, что, черт побери, тот имел в виду.

— Ты злишься на меня, Искупитель Стремечко Рой.

— Я безропотно повинуюсь вам, Ваше Благочестие.

Боско встал и сделал знак Искупителю подойти к столу, на котором лежала карта мемфисских укреплений.

— Ты ведь участвовал в осаде Ворхейса, не так ли?

— Да, Ваше Благочестие.

— Сколько он продержался?

— Почти три года.

Боско указал на карту мемфисских фортификаций:

— Исходя из своего богатого опыта, как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы сровнять с землей Мемфис?

— Больше.

— Насколько больше?

— Гораздо больше.

Боско повернулся и посмотрел на него.

— Какими бы могущественными мы ни были, мы можем растратить много ресурсов, пытаясь взять Мемфис силой, вот почему мы этого делать не будем. Ты слышал, что говорят о том, почему мы похитили Арбеллу Матерацци?

Искупитель Рой был явно смущен:

— Слушать сплетни — грех, и еще больший грех передавать их, Ваше Благочестие.

Боско улыбнулся:

— Конечно. Но в данном случае я разрешаю тебе нарушить обет и отпускаю твой грех заранее.

— Больше всего говорят о том, что она — тайно обращенная Антагонистка, распространяющая их слово, что она ведьма, что она устраивает оргии, тысячами совращает мужчин и под пыткой заставляет пленных Искупителей осквернять себя поеданием креветок.

Боско кивнул:

— Она выдающаяся грешница, если все это правда.

— Я только передаю слухи, я не сказал, что верю в них.

— Тем лучше для тебя, Искупитель, — улыбнулся Боско. — Причина, по которой я приказал похитить ее, состоит в том, что я хотел выманить Матерацци за пределы мемфисских крепостных стен. Для любого подданного их империи она — королева, они поклоняются ей как идолу из-за ее молодости и красоты. Она для них — звезда на тверди небесной. По всей империи, в любой занюханной дыре, превозносят ее достоинства, многие из которых, разумеется, вымышлены или, во всяком случае, преувеличены. Ее обожают все, Искупитель, и в первую очередь — ее отец. Тем не менее, узнав, что похищение провалилось, я не слишком огорчился. Достаточно дать им понять, что мы способны сделать нечто столь ужасное, — и моя цель может считаться достигнутой. По идее, Матерацци должны были бы стремительно рвануться из Мемфиса, полные жизненных сил и готовые стереть нас с лица земли.