Надежда патриарха - Дэвид Файнток

– Как объявлю? С больничной койки?

– Мы не будем говорить, что вы в госпитале. – Он помолчал. – Вы улетели с Земли на совещание и берете решение всех вопросов под личный контроль.

– Это будет ложью.

– Господин Генеральный секретарь, идет война.

– Нет, не война! – закричал я.

Мы не могли воевать с собственным Флотом. Это было бы гнусно. У меня заболела спина.

– Пусть этим занимается Валера, – выдохнул я.

– Вы как-то несерьезно к этому относитесь. Он перебежит к ним через минуту. Он мнит себя едва ли не пупом Земли.

– Тогда давайте поговорим со Стангером. Арлина покачала головой:

– Если ты только дашь ему знать, что ты жив, он устроит массовую облаву или, что еще хуже, лазерную атаку.

– Подождите, – сказал Джеренс. – Тут кое-что показывают по общественному информационному вещанию ООН. – Последовала долгая пауза. – Валера рассказывает про ультиматум Стангера. Говорит, что принимает его, чтобы спасти Объединенные Нации. – Пауза. – Чтобы спасти человеческие жизни. Якобы введен в заблуждение «зелеными» политиками…

– Сукин сын!

– Сожалеет о гибели Генсека, и так далее… Ублюдок! – Голос Бранстэда звенел от ярости. – Как действующий Генсек он приказывает ВВС ООН и Адмиралтейству не оказывать сопротивления, пока ситуация не прояснится.

– Уже прояснилась!

Послышалась длинная вереница ругательств Джеренса.

– Валера поддерживает контакт со Стангером. «Галактика» не будет вести огонь по Ротонде. Он созывает в семнадцать часов совместное заседание Сената и Ассамблеи, чтобы провалить пакет экологических законов. Перед. этим он выступит с заявлением.

Я скатился с кровати, забыв о предупреждающих болевых сигналах.

– Арлина, мою одежду. Бевин, найди в госпитале мобильник с видеорежимом. Установи его напротив белой стены. Не хочу, чтобы по фону съемки кто-нибудь мог догадаться, где мы находимся. Живо! Джеренс, задействуй сети для экстренного сообщения.

– По какому праву? Валера ни за что…

– Специальное правило 3-18, ты знаешь. В такой сумятице никто не посмеет остановить тебя. Скорее, они подумают, что это должен звонить Валера.

– На какое время?

– Шестнадцать тридцать по восточноамериканскому времени. – Я посмотрел на часы. Два часа. – Мы будем передавать сигнал тебе. А ты его ретранслируешь. – Возможно, благодаря этому удастся скрыть настоящее место съемки.

– Что вы собираетесь…

– Я обращусь ко всему миру. Они не распустят мое правительство. Они не лишат меня власти! – В ярости я встряхнул свежую рубашку. – С этого момента вступаем в борьбу, Джеренс. Если потеряешь контакт со мной, звони через Джеффа Торна в Лондоне. Он будет на нашей стороне, что бы ни случилось.

– Да, сэр.

Я отключился.

– Почему вы не в постели? – Доктор Дженили вошел в палату вслед за Дереком.

– Оставьте нас наедине. – Твердым голосом сказал я.

– Я вам говорил: пятнадцать минут в день. Если больше – вы себя погубите.

– У нас кризис.

– Меня это не волнует. Вы проходите курс лечения стимулятором роста. Санитары заберут вас…

– Вон! – взревел я. – Сию же минуту!

Он ретировался, шокированный и чрезвычайно обиженный одновременно.

– Бевин, закрой дверь! – Я начал натягивать на ноги штаны, а на моем лице стала прорисовываться маска спасителя человечества.

Я сидел в зале заседаний госпиталя, потирая колено и радуясь, что оно снова болит.

Ну, и что их там, в этом аду Господнем, задерживает? Связь должна быть вот-вот установлена.

– Джеренс?

Ответа не последовало. Я вытер вспотевшие ладони.

«Галактика». Я постарался погасить ее образ перед моим мысленным взором. Наш великолепный новый корабль, с богато отделанными сверкающими коридорами, элегантными каютами для пассажиров. Неутомимый интендант и его служки, выполняющие все пожелания клиентов. Учтивые молодые гардемарины, спешащие по своим делам таким быстрым шагом, что вот-вот перейдут на бег, за который они могут заработать внеочередные наряды. Лазерные башни, поблескивающие на куполе.

И на сверкающем капитанском мостике – раковая опухоль, распространяющая метастазы и проникающая в горячо любимый мною Флот.

И хуже всего было то, что я получал об этом предупреждения. Робби Боланд говорил мне, что с Флотом творится неладное. И Хазен говорил. Даже Дерек. Но в своем упоении Генсековской властью я все это игнорировал.

У меня под носом преданных нам адмиралов заменяли нужными людьми. Дубровик был ранен и убран с дороги. Потом Маккей. Напрасно я спрашивал Бранстэда, на самом ли деле это несчастный случай. И никакого расследования я не провел.

Не желая сталкиваться с вызывающими тошноту политиканами, я не занялся ни вставшим в оппозицию Адмиралтейством, ни политизированными офицерами, ни глупостью при сооружении «Галактики», ни прекращением строительства новых кораблей.

Я оставил их наедине с собственными страхами и проблемами.

Из-за моей самоуверенной слепоты поднялось восстание.

Если я оставлю клинику, то рискую навсегда остаться парализованным. И ни в коем случае не смогу вернуться на Землю, чтобы руководить ответными действиями моего правительства.

Хотя какая разница? Будь у меня больше подвижности – что бы я смог сделать?

Уйти в отставку. Принять последствия моей глупости.

Нет. Пока нет.

Я доиграю эту пьесу до конца.

У меня не было времени писать свою речь. Я собирался говорить без всяких шпаргалок. Попрошу мир о помощи, попрошу о времени для разрешения кризиса. Призову к терпению. Это было все, что я мог сделать.

Шестнадцать тридцать. На линии связи с Ротондой – тишина.

Напротив меня в зале заседаний, вне поля зрения голографокамер, сидят Арлина, Дерек, Майкл и два серьезных молодых человека в серой униформе. Ансельм вернулся с базы Лунаполиса должным образом одетый. Если он и был возмущен насильственным возвращением в детство, то никак этого не показывал. Возможно, государственный переворот заставил его забыть обо всем. Он сказал, что при получении новой униформы на базе не заметил ничего необычного. Интересно.

Я посмотрел на голографокамеры. Я был одним из немногих среди общественных деятелей, кто ненавидел съемки и редко в них участвовал.

Господи, где же Бранстэд? Было уже без пятнадцати пять. Если ждать слишком долго, линию может занять Валера.

– Вы на месте, господин Генеральный секретарь? Я подскочил на стуле:

– Да.

– Прошу прощения, но ситуация осложнилась… Люди Валера требуют ваш офис. Я тяну резину. Видеть вас не могу. Только аудиосвязь.

– Дерек!

Он подошел с голографокамерой.

– Позвольте-ка мне, сэр, – отстранил Дерека Бевин. Мальчик защелкал клавишами. Через мгновение установилась полная видеосвязь.

– Сэр, Валера в эфире! – сказал Джеренс.

– Можем мы его отключить?

– Сомневаюсь, что работники сети нам это позволят. Я вскипел от ярости:

– Сразу, как только он закончит!

– Хорошо.

Валера напыщенно разглагольствовал о моей трагической гибели и о том, что надо предотвратить подобное в будущем. О моем не правильном идеализме.

Он возносил хвалы патриотизму Флота. Я не переставая ругался, пока не подошла Арлина и не взяла меня за руку.

Сенат и Ассамблея заседали как раз в тот момент, когда Валера говорил. Через несколько мгновений они смогут, голос за голосом, навсегда похоронить экологические законы. А потом Валера благополучно продолжит свое выступление.

Он не оставлял мне времени для раздумий. До того как я успею воззвать к общественному мнению, все будет потеряно.

Экран погас.

Сбитый с толку, я забыл, о чем хотел сказать.

– Сейчас, господин Генеральный секретарь. Вы будете в эфире через три… две…

Я пригладил волосы, поправил галстук.

– Один… Давайте!

– Я – Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Сифорт. Я не был ранен во время варварской атаки, которая разрушила мой дом. Я обращаюсь к вам сегодня из надежного места, которое не будет раскрыто, и призываю верные Объединенным Нациям силы подавить восстание капитана Улисса Стангера с корабля «Галактика».

Этого было недостаточно, и я понимал это. Через несколько мгновений, отрекшись от нашего законодательства, Сенат и Ассамблея признают правомочность государственного переворота Стангера.

Оставалось только немыслимое.

Да будет так.

– Руководствуясь Уставом Объединенных Наций, Божьей милостью, я объявляю военное положение. Действие Устава ООН повсюду на Земле, в Лунаполисе, на околоземной станции и всех колониях Солнечной системы, космических кораблях и станциях приостанавливается.

Мои слова разносились по тишине клиники.

– Сенат и Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций распускаются. Все указы, распоряжения, законы и декреты, изданные с этого времени, я объявляю не имеющими юридической силы. С этого момента я, Николас Эвин Сифорт, беру на себя всю полноту власти на Земле и в других мирах.