Не ходи, Эссельте, замуж - Светлана Багдерина

Кхм.

Причем тут Змей?

Змей, Змей, Змей, Змей…

Причем же тут Змей?..

Да Господи, какая разница! Просто все дамы так устроены, что их постоянно надо защищать, оберегать, заботиться о них…

Вот!

А еще она беззащитная!

Если это считается за комплимент, конечно…

Конечно, считается! Ведь я себя чувствую рядом с ней самым настоящим богатырем, витязем былинным, ратоборцем легендарным, готовым горы своротить и реки вспять повернуть… зачем-то… А без нее…

Нет.

Если быть честным хотя бы перед собой, то рядом с ней я себя больше всего чувствую гиперпотамом в посудной лавке: хочу, не хочу – но обязательно что-нибудь да задену, сворочу, разобью, растопчу, испорчу…

А без нее – Иваном.

Просто Иваном.

Родства не помнящим…

Как всё просто и хорошо было в Сумрачном мире… и как все непонятно и необратимо исковеркалось в этом…

Испустив тяжелейший вздох с видом приговоренного к пятнадцати годам смертных казней, царевич остановился на самой горбушке неширокого каменного моста, положил руку на плоские неровные перила, приятно-теплые от полуденного солнца, и ностальгически оглянулся назад, надеясь отыскать хотя б едва заметный след от закрывшихся уже наверняка межмирных Врат, чтобы бросить последний взгляд на ставший для него и счастьем, и бедой мир…

И замер.

Портала не было.

На его месте зияла серыми тучами огромная, неровная, с каждой секундой увеличивающаяся дыра, уже выросшая до размера купеческого дома, и ничуть не собирающаяся на этом останавливаться. Из чужих небес в испуганно отодвигающийся голубой небосвод Эйтна то и дело залетали, косясь на странно-зеленую землю настороженными оранжевыми глазами, любопытные земляные орлы.

Удивиться загадочному явлению Иванушка не успел.

Дальний крутой склон реки Широкой, источенный норами птиц и чуть видный с моста, вздулся вдруг, вспух, взбух, словно изнутри к яркому эйтнянскому свету пробивались какие-то чудовищные ростки, и стал осыпаться землей и суглинком прямо в воду, открывая широкие черные тоннели. А из них, как из рога проклятого изобилия, посыпалась-полилась странная угольно-черная, угрожающе колышущаяся чем-то острым масса, покатилась по осыпи, по воде, по редкой седой траве – и прямо к ним.

Кто-то из идущих следом налетел на неподвижного лукоморца, заворчал, увидел выражение его лица, обернулся тоже…

И над мирной рекой, над тихой равниной, над веселыми толпами сиххё прокатился отчаянный, безысходный, испуганный крик:

– Гайны!!!..

Секундное замешательство, панический взгляд назад, рваный вздох изумления, смешанного с ужасом, и наполненный страхом и растерянностью вопль одуревшей птицей заметался над головами людей и беженцев:

– Гайны, гайны, гайны!!!..

И даже тем из людей, кто никогда не видел и не слышал про кровожадных обитателей Сумрачного мира, стало жутко.

– Кто это?..

– Зачем они?..

– Как?..

– Отчего?!..

– Врата, Врата разрушились!..

– Федельм!!! Сестра!!!..

Последний, полный ужаса и боли возглас принадлежал Арнегунд, но его уже никто не услышал.

Еще несколько мгновений – и с пасмурной блеклой территории иной вселенной через рваную дыру в ткани мирозданья на роскошное разнотравье Эйтна потекли улюлюкающие и размахивающие дубинами и копьями орды гайнов.

Единороги, впряженные в телеги, взвились на дыбы и взбесились, едва попутный ветер донес до них запах врага. Сталкиваясь на ходу, путаясь в постромках, падая, переворачивая возы, сбивая людей и сиххё, животные метались в истерике, намертво блокируя всяческий проход на мост. Пешие путники с визгом и криками, бросая ношу, тоже рванулись прочь. Те, что успели зайти на спасительный мост, словно обезумев, неслись к другому берегу, сшибая и давя друг друга. Те, что оказались позади телег, в ужасе бросились врассыпную по равнине, в последнем, сумасшедшем рывке надеясь обогнать свою смерть.

Под первыми же ударами азартно завывающих завоевателей пали сброшенные испуганными лошадьми Мелор, Финниан и дюжина придворных и офицеров из свиты короля. Габран со своими воинами едва успели сделать по несколько выстрелов, как смрадная, исступленно ревущая волна черных мохнатых тел накрыла и их, молотя дубинами и топча. Трещали, ломаясь, телеги и кости. Злобно рычали гайны, стараясь пробиться на мост сквозь нагромождение возов и их груза – но в воду не шли.[81] Дико, отчаянно ржали единороги…

В считанные минуты полотно моста опустело.

Гайны, увидевшие, что ловить им тут больше некого и нечего, и не горящие желанием перебираться сквозь завалы и неистово хлещущие копыта застрявших среди них единорогов, остановились в нерешительности, крутя дубинами и головами. Но уже через несколько секунд кто-то из их рядов – командир, или вождь – рявкнул нечто хриплое и гортанное, и вся орда послушно повернула плосколобые ушастые головы в сторону, противоположную реке.

В сторону Холмища.

Еще несколько выкриков на чужом, рвущем ухо языке – и всё застопорившееся войско взметнуло ввысь оружие и с ликующими воплями рвануло к виднеющейся на горизонте деревне.

Кроме полусотни захватчиков, отчего-то не сводивших глаз с Ивана.

– Боги милосердные… сколько их… сотни… тысячи… Боже мой, Боже мой…

Оглянувшись, царевич понял источник такого интереса врага, и напряженные бледные губы его дрогнули в еле заметном подобии улыбки.

За его спиной на нешироких перилах, как на насесте, с оружием наготове, пригнувшись и впившись глазами в противника, как и он сам, сидели Бриггст, Олаф, Морхольт во главе тройки эйтнянских арбалетчиков, Агафон, Ривал, Конначта, Кримтан, Амергин, Фиртай, Арнегунд, Друстан… и Серафима.

– Садимся на Масдая – и дадим им прокашляться, а, Агафон? – хищно оскалил зубы конунг, сверкнув голубыми, как все ледники Отрягии, очами.

– Большинством голосов принято, – недобро ухмыльнулся маг, с нетерпением посмотрел направо, налево, на настил…

– Остается только выяснить, где?..

– Помогите!!!.. Спасите!!!..

– Что?..

Мгновенно повернувшись на звук, люди и сиххё поняли, что исходит он из-под моста. Оттуда, где натужно вопя, боролся за свою жизнь в сонных водах местной речушки отважный Кириан. Держась, подобно пресловутому утопающему, за Масдая.

– К-кабуча!!!..

– Болван!!!

– Встань немедленно и возьми ковер в руки!!!

– Быстро!!!

– Идиот!!!

– Тут глубины – метр!!!..

– Я нечаянно упал!.. Меня толкнули!.. Мост покачнулся!.. Голова закружилась!.. Черные бросили копьё!.. Дубину!.. Две дубины!..

– Дубина… Две дубины… Один кретин!!!.. – свирепо взвыл Конначта, не сдержавшись, подхватил с настила оброненный беглецами котелок и исступленно запустил в опального кандидата если не в утопленники, то в висельники теперь – точно.

– Ай!..

Поднявшийся было на ноги менестрель снова с плеском обрушился в воду, увлекая за собой Масдая…

Не принимающая участие в гвентянской народной игре «обзови поэта» повелительница сиххё, белая, как саван, с глазами – океанами боли, не говоря ни слова спрыгнула в реку и стала пробираться к заполоненному телегами и гайнами берегу.

– Арнегунд, ты куда, постой!!! – вслед за королевой соскочил Кримтан.

За ним горохом посыпались все остальные.

– Габран мертв, ему не поможешь! – выкрикнул Амергин, с шумом и плеском рассекая мирные воды.

– Останься здесь!

– Иди на тот берег!

– Тут, похоже, везде мелко!

– Не ходи туда!!!..

– Габран мертв… да… я знаю… – давясь слезами и задыхаясь, отрывисто бросала на ходу через плечо взволнованным поданным и не менее обеспокоенным людям, королева. – Но там… там… я видела… я поняла, как они открыли Врата… не дали им закрыться… мы должны…

– Что?

– Что ты видела?

– Что поняла?

– Федельм!.. Федельм была там!.. Моя сестра!.. Они убили ее!.. На пороге Врат!.. Она была жива, а они ее убили!..

– И что? Что это значит, и что нам делать? – тревожно выкрикнул Агафон, не сводя глаз с угрожающе набухающего черным горизонта Сумрачной степи.

– Провалиться мне, если это не то, что я думаю… – перехватил его взгляд и нервно подернул плечами Морхольт.

– Новые черные твари… – поморщился страдальчески Ривал.

– И сколько их… – тоскливо протянул Друстан.

– Они… они убили ее… как будто снова… мы думали… а она была жива… жива… всё это время… – не слыша и не видя больше ничего, как в горячечном бреду сбивчиво бормотала Арнегунд, ступая с каждым шагом все медленнее и медленнее, – а они… они… они… и Габран… Габрана… Габрану…

Она остановилась, словно внутри нее, наконец, сломалась какая-то пружина, доселе толкавшая ее вперед, медленно осела на колени на мелководье и закрыла лицо руками.