Особняк - Иезекииль Бун

местом. Только в последующие годы оно заросло травой. Кладбище было обнесено новым литым железным забором, плавно переходящим в лес, но, даже несмотря на густой ковер из вьющихся растений и плюща, который прерывали древесные всходы и быстро растущие сосны, она смогла разглядеть, что на могилах стояли все те же маленькие, плохо обтесанные песчаники, имена и даты смерти на которых рассмотреть было невозможно. В определенном смысле лучше всего было ничего не трогать, позволив природе поглотить кладбище, и оставить мертвых в покое. Казалось, что это место было оборудовано так, чтобы о нем было легче забыть. Эмили подумала, что разумно было поставить забор и таким образом оградить кладбище от любопытных гостей, решивших побродить по территории. Кажется, в заборе имелась калитка, так что, если кто-то захочет попасть на небольшой участок кладбища, ему придется самостоятельно перешагнуть через забор высотой до бедра. Также там были небольшие предупреждающие знаки, тактично намекающие гостям на то, что вход воспрещен. Сейчас семейное кладбище, на взгляд Эмили, выглядело более естественно, чем дюжину лет назад, когда о нем заботились и очищали от сорной травы. Тогда его легко можно было использовать: казалось, будто вот-вот должно было что-то случиться и кладбище должно быть готово принять тело в любой момент. Теперь оно выглядело как должно – как часть прошлого Шона. Погребенная часть.

Эмили сориентировалась по кладбищу, снова вышла из леса, затем прошла две-три дюжины шагов и остановилась, почувствовав, как по спине пробежал холодок. Она повернулась и взглянула на главное здание, а затем на реку. «Да, – подумала Эмили, – это то самое место». Здесь и стояла хижина. Именно сюда Шон и Билли приехали после выпуска, и здесь они вдвоем жили практически в первобытных условиях, создавая костяк Нелли и то, что позже выросло в Eagle Technology.

На самом деле это случилось не так уж давно. Двенадцать – нет, прошло тринадцать лет с тех пор, как она оказалась здесь. Боже милостивый, как Шону удалось уговорить ее поехать с ним после той вечеринки на Хэллоуин? Но это случилось: она провела здесь ночь, а когда проснулась утром, рука Шона была перекинута через ее плечо, а его ладонь покоилась на ее груди. И тогда ей уже не хотелось уезжать. Эмили удалось преодолеть неловкость и чувство стыда в тот момент, когда она открыла глаза и увидела, что Билли лежит на пенке и пялится на нее из своего спального мешка. Но затем он приветственно помахал ей рукой и отвернулся, чтобы она могла спокойно одеться. Эмили сходила в туалет, испытывая одновременно восторг и отвращение, что приходится делать это на улице, а когда вернулась, Билли сидел на крыльце хижины на пне, который пытался выдать себя за предмет мебели.

– Я варю кофе, – сказал он. Говорил он очень тихо. – Решил, тебе не помешает после вчерашнего. Я Билли, сосед Шона. Можешь пойти разбудить его, если хочешь.

– Спасибо, все в порядке. Пусть немного поспит. Я никуда не тороплюсь. И спасибо за кофе.

– Не спеши благодарить. Кофе и сам по себе ужасен, но все становится еще хуже, учитывая, что у нас нет ни сахара, ни молока. К тому же уходит целая вечность, чтобы его сварить. Нужно, чтобы нагрелась печь, закипела вода, а потом… ну, в общем, это долгий процесс.

Билли сходил за одеялом, чтобы она могла в него закутаться, а потом, через какое-то время, снова вернулся обратно в хижину и принес ей чашку черного кофе, который, как он и говорил, оказался ужасен. Они болтали и болтали. Только когда из двери показался Шон – вид у него был жалкий, и он зевал, – Эмили поняла, что проговорила с Билли почти два часа.

– Эй, – сказал Шон. Он натянул джинсы, но ступал босыми ногами, несмотря на холод, а также надел красный свитер с логотипом Университета Кортаки на голое тело. Он замешкался, а затем подошел к ней, нагнулся и поцеловал.

Это было мило.

Эмили не помнила, как так получилось, что она провела там весь день, а потом они все трое поехали в Кортаку, чтобы она могла заступить на смену в баре «Звездная пыль». К тому времени, как Эмили закончила, она была настолько измотана, что валилась с ног. Выйдя с работы, Эмили увидела, что Шон сидит на скамейке возле бара. Он скрючился над ноутбуком и грохотал ключами. Она встала рядом с ним, а когда он закрыл ноутбук, взяла его руки в свои. Его пальцы были обжигающе холодными. Он натянул на голову капюшон и застегнул куртку, но все равно весь дрожал.

– Давно ждешь? – спросила она.

– Всю свою жизнь, – ответил он.

Ей было двадцать.

Ей никто никогда не говорил таких красивых слов. Разумеется, она влюбилась.

Эмили села в его колымагу, и они заехали к ней домой, чтобы взять смену одежды и зубную щетку. Билли спал, свернувшись калачиком на заднем сиденье – теперь, когда она вспоминала этот эпизод, ей впервые пришло в голову, что он, скорее всего, напился и вырубился, – и проспал всю дорогу до хижины Шона, не проснувшись, даже когда они остановились. Она провела вторую ночь с Шоном, как и большую часть ночей в этом месяце. Иногда Эмили одалживала машину соседки, чтобы съездить в Уиски Ран, а иногда Шон забирал ее или давал ей машину, чтобы она могла съездить на занятия и на работу и вернуться обратно. Эмили была влюблена, и ей казалось, что вся ее жизнь в Кортаке – всего лишь игра, пройдя которую она сможет вернуться в хижину к Шону. Занятия, друзья, смены в баре «Звездная пыль», День благодарения с родителями Мардж в Нью-Йорке – все это уходило на второй план. Важнее всего для нее было проводить время с Шоном. Эмили начала иногда пропускать занятия ради пары лишних часов или дней в хижине. Соответственно, от этого начали страдать ее оценки. И все же ей удалось вытянуть на одну пятерку, две четверки с плюсом и одну четверку с минусом.

Пять недель зимних каникул Эмили планировала провести в одиночестве в своей квартире и взять дополнительные смены в баре, но вместо этого она жила с Шоном и Билли в Уиски Ран и ездила в Кортаку на «универсале», когда нужно было выйти на работу. Рождество Мардж пригласила ее провести на Гавайях с ее родителями, и Эмили просидела там всю неделю, сгорая от желания поскорее вернуться к Шону: пляжный домик не произвел на нее никакого впечатления. Канун Нового года в тесной хижине с горящей красным огнем печкой и редко падающим снежком стал самым счастливым в ее жизни.

И теперь, все эти годы спустя, Эмили стояла у особняка Игл: она была тридцатитрехлетней женщиной, которая оказалась замужем не за тем из двух парней и забыла, каково это – быть двадцатилетней. Она даже не смогла припомнить, когда отношения с Шоном начали портиться. Должно же было все с чего-то начаться. Должен был быть определенный момент в прошлом, к которому можно было вернуться, указать на него пальцем и сказать, что вот, именно с этого все и началось. Может, разлад произошел, когда Шон начал разъезжать в поисках инвесторов, которые могли бы обеспечить их стартовым капиталом для следующего этапа разработки Eagle Logic, и оставляя их с Билли наедине так надолго, иногда на несколько дней кряду? А может, еще раньше, когда с посудой и другими обязанностями по дому ей помогал именно Билли? Шон слишком быстро привык к мысли, что о нем кто-то заботится. Или это случилось тогда, когда начался новый семестр, а Эмили не пошла на занятия и бросила всю свою жизнь к ногам мужчины, который не оценил того, какую жертву она принесла, отказавшись от колледжа? А может, ситуация изменилась еще раньше, в то самое первое утро, когда она проснулась в хижине и увидела, что Билли смотрит на нее? Тогда никто из них ничего не понял. Возможно, все началось в тот раз, когда едва забрезжили первые лучи ноябрьского утра, а он лежал в своем спальном мешке и груде одеял и смотрел на то, как она спит в объятиях Шона Игла? «Именно тогда, – подумала Эмили, – Билли сделал свой