Ничей - Ольга Швецова

Алексей рассмотрел сквозь стекло тончайшую нить накаливания лампы — от ее сохранности зависит, произойдет ли взрыв. Нужно зафиксировать, найти какую‑то трубку и осторожно досыпать смесь в последний момент. Ну, это уже мелкие проблемы… Которые нужно позже спокойно решить, никто не помешает, ведь он один в пустом бункере, как того желал чуть больше полугода назад. Можно быть счастливым, желание исполнено. Но не хватает самого важного, о чем он тогда даже не мечтал…

Алексей продолжал сидеть за столом, обдумывая завтрашнюю позицию для наблюдения. Потому что идти сейчас в холодную постель совершенно не хотелось. Даже сугроб у периметра казался не таким насквозь промерзшим, как эта койка, накрытая пожелтевшей тряпкой. А зачем ждать завтрашнего дня? Он проверил, заряжен ли прибор ночного видения, взял куртку и ушел наверх. Лучше свист ветра на поле аэродрома, чем звенящая тишина бункера и напрасное ожидание женского голоса, который зовет по имени.

Глава 13

СТРАХ КАК СРЕДСТВО

К утру злость не прошла, только стала сильнее. Преодолевать километры по бескрайнему заснеженному полю с каждым разом становилось почему‑то легче, давно не мучили приступы лихорадки. Возможно, врач оказался прав — радиотерапия действует. А может, просто на фоне постоянного напряжения организм включил скрытый резерв. Надолго ли его хватит? На подготовку теракта отведено пять дней. Главный Привратник уже договорился с соседями о времени визита к ним, отступить нельзя. А если его накроет приступ в самый неподходящий момент? Ну, когда это случится, тогда и будет думать.

Крыша капонира представляла собой поверхность малой кривизны, чуть повыше, чем бетонный купол бункера, сливающаяся с ландшафтом. Ворота, предназначенные для небольшого самолета–истребителя, были надежно заперты изнутри. Безопорный полукруг на первый взгляд… Алексей пытался понять, где конструкция наименее прочна или где больше провалится при взрыве. Нужно вспоминать, где расположена жилая зона. Пока этот вопрос всего лишь технический.

Свет прожектора помогал ему, проходя как раз по краю строения. Нет, о воротах нужно забыть — неэффективно. Прямо сверху заряд тоже не положишь, взрывная волна рассеется по плоскости. Алексей уже начал находить в этом свой интерес: сможет ли он справиться с новой задачей, не отвыкли ли мозги от работы? Или эмоции наносят необратимый ущерб интеллекту? Через четверть часа напряженные размышления все же были прерваны, и он не отрывал взгляда от знакомой фигурки в мешковатом комбезе. Знакомой… Никто их друг другу не представил, имени не назвал. Но все‑таки среди других неузнанных и безликих девушка чем‑то выделялась. Алексей опустил бинокль — не время для развлечений, когда нужно подумать.

Неровные кирпичи крыши не держали снег, он таял от тепла изнутри, здесь не было трехметрового слоя бетона, как в бункере. Осмотр со всех сторон ему не требовался: размеры, толщину стен и вид с реки он и без этого помнил неплохо. Он вглядывался сейчас до боли в глазах в едва различимые трещинки кладки, оценивая, где конструкция наименее прочна.

Изрядно пострадавшая с северной стороны крыша так и не была восстановлена. Слой грунта с нее снесло при бомбежке еще двадцать лет назад, от времени разрушений только прибавилось. И все же капонир оставался неуязвимым для десятка килограммов пусть и мощной взрывчатки. Оставались коммуникации… Новый водопровод, подведенный к освоенному убежищу, находился со стороны ворот, крепко вмурованный в бетонный пандус. К тому же слой снега и льда не дал бы к нему подобраться. Вентиляция при подрыве просто выйдет из строя, по трубам пронесется волна огня, сжигая людей внутри. Эффектно! Но как‑то не слишком разрушительно… Нет, одним пшиком тут не обойтись.

«Кто ты мне, Главный? Кто ты, чтобы я шел на смерть ради тебя? Чтобы убивал для тебя. Я не безвольное орудие в твоих руках, не бездушный автомат. И ничего тебе не должен… Потому что не просил о помощи, ты решил за меня сам». Еще не хватало размышлять: нужно ли испытывать чувство благодарности или не нужно! Оно или есть, или нет. Никакими размышлениями его себе не надумаешь и не создашь, как ни старайся. Но такие проценты на долг даже у китайгородской братвы не накручиваются. Совсем Грицких оборзел, не по понятиям это. «Ты, знающий, всегда знающий, как надо жить… Жил ли ты сам хоть когда‑нибудь? Или представляешь собой этакий сгусток мыслящей материи? Я жил… Пусть в прошедшем времени, зато я могу с уверенностью сказать об этом!»

С рассвета безымянная девчонка ловко орудовала лопатой, расчищая дорожки в снегу. Алексею даже казалось, что она пританцовывает на месте под неведомую музыку. Он пытался угадать ритм мелодии, но не сумел. Просто снова смотрел на нее в бинокль, забыв об охранниках на вышках и холоде, — и так не пропустит момент, когда они сменяются, без противогаза обзор намного лучше, засечет движение. Может быть, она рыженькая? Но капюшон химзы был плотно надвинут, никак не разглядеть. Зато ее маршрут, постоянный и уже предсказуемый, хорошо изучен, эти знания понадобятся, когда он окажется внутри периметра.

Часть взрывчатки уже покоилась рядом с ним в сугробе. Еще можно выбросить ее, высыпать в реку. Но бомбы делают не для того, чтобы их уничтожать, жаль вложенный труд. Алексей помнил свой страх, когда соединял провода, подсознательно ожидая взрыва каждую секунду. Это не игрушки, хотя изготовление детонатора напоминало ранние опыты с лампочками и батарейкой, — электрическая цепь так же проста и незамысловата, только слишком уж тяжела для детских рук.

Завтра он принесет остальное. Соединить всё вместе и… Взрослые мальчики тоже любят ставить опыты с батарейками. Он уже не мальчишка, не Пищухин — снова вспомнился не к месту этот боевой парень, не знающий, как и распорядиться‑то своей силой и природным, на халяву доставшимся обаянием, заблудившийся в каком‑то незримом для остальных лабиринте условностей, совести и сраной этики! Можно ведь просто не замечать этих стен, не петлять между ними, расходуя силы, а идти напрямую. Алексей, вообразив это зрелище, улыбнулся, но улыбка быстро увяла. Посреди лабиринта хочешь одного: найти выход. А куда направиться тому, для кого и не существует никаких препятствий?

Главный Привратник чувствовал, как на глазах растет авторитет: его охрана быстро наводила порядок среди недовольных. Испуганные люди теперь подозревали, что кто‑нибудь еще вдруг получит доступ к оружию и начнет снова убивать. Грицких успокаивал: всё под контролем. И тут же провел несколько обысков личных вещей, найдя немало интересного. Неподотчетного оружия не оказалось, всего лишь книги, неведомо откуда взявшийся кокаин и золотая цепочка, излучение которой было небезопасно для здоровья. Наркотик был сдан Фролову, предстояло еще выяснить, какой идиот притащил из города эту гадость, потому что белый порошок, безошибочно опознанный Главным, был найден в тумбочке вовсе не у сталкера. А в карцере прибавилось народу…

Серяков пытался защитить свой отряд, но понимал, что без его ребят это дело никак не могло обойтись.

— Не знаю, Юрий Борисович, кто и где наткнулся на этот кокаин! Видно, давно это было, потому что только летом мы в квартиры заглядываем. Ведь никогда не знаешь, к кому в гости попал, может, и в притон какой… И если до сих пор провалялось, значит, побоялись нюхать! Так что и беспокоиться пока не о чем, кто к этой отраве привык — запасов делать не будет.

— У сталкеров ваших, похоже, рефлекс выработался: всё в дом тащить, авось пригодится. Но не до такой же степени, уж и не знаю, смеяться или плакать! Наверное, думали, что это употребляют внутривенно, а шприц у нас достать не легче, чем сам наркотик. Надо на Совете его Привратникам раздать, говорят, способствует творческому озарению… Заодно срок годности проверим. Шучу, разумеется. Игорь Яковлевич, у меня еще по книгам к вам вопросы будут… Почему не сдаете в библиотеку, как положено?

— Потому что люди… Про книги я знал, их в карман не спрячешь. А у них вечно то лифчик из разгрузки вывалится, то ювелирка. Цепочку просмотрел вот, но там излучение невелико. Хорошо, эта дура ее почти не носила, а сталкеров дозиметром проверяли‑то возле шлюза, который сам уже фонит, как реактор. Нормальные мужики, чего же вы хотите? — Серяков искренне не понимал, почему Главный возражает против мелких подарков, которыми сталкеры пытались хоть как‑то компенсировать серость жизни в бункере.

— Проблемы женского белья меня не волнуют. А политику Совета по книгам вы не хуже меня знаете, порядок заведен еще при Нестерове, — теперь серые глаза Главного снова начали отливать стальным блеском, раз уж командир допускал подобные вольности, что же говорить обо всем отряде?

— Вы запретили записи, но не можете изменить человеческую память. Поступки недостойные летописей… Но стереть их нельзя.