Аку-аку - Тур Хейердал

После этого мы миновали ветряную мельницу в долине Хангао-Тео. Некогда здесь было большое селение, но долина давно обезлюдела. Дальше Лазарь отмерил жестами примерно стометровую полосу и объяснил, что в этом районе находится подземный тайник, куда его двоюродный брат Альберте Ика ходил за драгоценными дощечками ронго-ронго, по аку-аку тут же заставил его отнести их обратно.

Вдруг на лице Лазаря отразился испуг — он приметил людей на берегу. Мы ничего не могли разглядеть, но Лазарь, который днем видел, как орел, а ночью, как сова, утверждал, что на камне сидят четыре человека. Зачем они сюда пришли, что тут делают? Он не сводил глаз с камня, пока тот не исчез за очередным мысом. А волна становилась все круче, и нам стало ясно, что сейчас лучше и не пытаться подходить к берегу. Мы сделали несколько кругов над обрывом, и Лазарь попытался нам показать карниз, где был вход в его пещеру. Мы решили, что тоже видим ее, но, когда стали проверять друг друга, оказалось, что каждый подразумевает другое место, и в конце концов мы сдались. Механик развернул катер, и, прыгая по крутым волнам, мы сквозь соленые брызги пошли обратно. Хотя ветер ничуть не усилился, лишь немного сместился, море все больше разгуливалось. Идти прямо было невозможно, рулевой то и дело разворачивал катер, чтобы встретить носом идущий с океана особенно высокий вал с белым гребнем. Лазарь не произносил ни слова, только крепко держался за поручни. В липнущей к телу промокшей одежде, не поспевая вытирать сбегающие по волосам и лицу соленые струйки, мы напряженно следили за рулевым и за подбирающимися к нам волнами.

Снова показалась мельница Ханга-о-Тео, и тут мы все увидели на краю плато четыре точки — четыре человека. Трое сели на коней и направились в ту же сторону, в какую шли мы, четвертый помчался галопом к деревне.

— Это брат того самого Альберте поскакал, — сообщил Лазарь; он явно был удивлен. — Остальные, должно быть, его сыновья.

Вскоре мы потеряли всадников из виду, и долго размышлять, что они тут делали, нам не пришлось — показалось экспедиционное судно. Его тоже заметно качало. Бурлящие волны не отставали от нас и в Анакенской бухте, где они с ревом разбивались о берег.

Лазарь поспешил прыгнуть на сушу так, словно сам дьявол гнался за ним по пятам. Мы молча побрели в лагерь, мокрые, как утопленные котята. Билл, такой же угрюмый как Лазарь, снял забрызганные морской водой очки и пытался протереть их мокрым платком. Он признался мне, что чуть не отдал богу душу от морской болезни, но не показал виду, боясь, как бы Лазарь не усмотрел в этом дурной приметы…

После второго завтрака мы снова отправились в путь, но теперь уже верхом вдоль северного побережья, по древней дороге, петляющей между грудами камня на плато. После скрипучей мельницы в Ханга-о-Тео нам попался мощеный участок, очень похожий на какую-нибудь инкскую дорогу в Перу. Вскоре Лазарь, сойдя с коня, подвел нас к скале и показал горельефное изображение огромной змеи с круглыми углублениями вдоль всей спины. Это была та самая змея, о которой он нам прежде говорил и которую видел патер Себастиан. Билл одновременно был восхищен и озадачен: на этих островах нет змей, откуда древние ваятели взяли мотив?

Затем мы миновали каменного великана, которого бросили, не дотащив самую малость до аху на берегу. При мысли о трудностях, стоявших перед древними, мне даже стало страшно: семь километров от Рано Рараку по прямой, а на самом деле, учитывая сильно пересеченную местность, где и верхом-то проехать не просто, неизмеримо больше… Мы свернули с древней дороги и через каменистое поле направились к обрыву. Море по-прежнему было исчерчено пенистыми гребнями. Когда мы пересекали высохший ручей, у меня лопнуло стремя, но я ухитрился его спрятать, прежде чем Лазарь что-либо заметил. Дальше я ехал с одним стременем, а промоины следовали одна за другой.

Только теперь, когда осталось совсем немного до места, Лазарь начал заметно нервничать. Подхлестнув прутиком своего коня, он попросил меня прибавить ходу, чтобы мы опередили остальных двоих. Мы оторвались метров на двести, когда же подъехали к двум огромным лавовым глыбам, Лазарь соскочил с коня, привязал его и предложил мне сделать то же. Потом живо сдернул с себя рубаху и штаны. Захватил веревку и, сбегая в одних трусах босиком по откосу к обрыву, попросил меня побыстрее раздеваться и догонять его с курицей. Я не представлял себе, где у него лежит курица, а на мой вопрос он почти сердито буркнул что-то невразумительное. Увидев, что к его седлу привязана старая сумка, я схватил ее и поспешил следом за ним, тоже босой и в трусах. Наши спутники еще петляли между камнями метрах в ста от нас.

На краю обрыва я догнал Лазаря. Не оборачиваясь, он велел мне съесть гузку и дать ему кусочек мяса, когда он вернется. А сам скрылся за краем обрыва, оставив без ответа мой недоуменный вопрос: есть ли мне гузку сейчас или подождать его?

Ощипанная и зажаренная курица лежала в сумке, завернутая в банановые листья. Я не сразу разобрал, где перед и где зад, и только-только успел оторвать гузку, когда снова показался Лазарь. Сунув в рот свою долю, я подал ему кусок белого мяса, и он стал жадно его поедать, все время озираясь по сторонам. Вот так ритуал — на краю пропасти, в одних трусах!

Подъехали наши друзья и тоже спешились. Лазарь попросил меня положить несколько кусочков куриного мяса на камень, потом, уже не такой озабоченный, сказал, что можно спокойно доедать курицу вместе с двумя нашими товарищами.

Сам же он не мог ни минуты сидеть на место, все торопился. Накинул веревку петлей на круглый камень, соединенный со скалой только комом высохшей глины, и сбросил конец вниз. Миг, и уже исчез снова за краем обрыва, не проверив надежность веревки, — сам-то он в ней не нуждался! Глядя на него сверху, я осторожно спросил, можно ли на нее положиться. Оп только удивленно посмотрел на меня и ответил, что ему она вообще не нужна, а мне-то чего бояться, со мной ничего не может случиться!

Да, не всегда выгодно слыть сверхъестественным существом…

Веревка была бы мне очень кстати, но, зная как скверно она закреплена, я не решался браться за нее. И в одних трусах я полез вниз за Лазарем, держа в зубах завернутые в бумагу ножницы, которые он велел мне непременно захватить.

Я далеко не альпинист, и мне все это страшно не нравилось. Осторожно спуская ноги вниз, я уперся кончиками пальцев в узенькую полочку, но руками не за что было ухватиться. У подножия обрыва, в сорока — пятидесяти метрах под нами, рокотала между острыми камнями вода, кипела пена. Как будто зеленое морское чудовище яростно фыркало и облизывало языками-струями зубастые лавовые челюсти, готовые схватить все, что только свалится сверху. Не больно-то приятно попасть в эти челюсти… А значит, покрепче прижимайся к скале — одно неосторожное движение, и равновесие нарушится. Лазарь, будто канатоходец, легко и уверенно шел боком по карнизу, показывая мне путь. А у меня вдруг пропал всякий интерес к его пещере, и я проклинал всех аку-аку на острове, включая своего собственного, из-за которых влип в такую историю. Я предпочел бы, пока не поздно, вернуться наверх, на плато. Да пет, не годится это… И я, судорожно прижимаясь одной щекой, животом и обеими руками к скале, медленно последовал за Лазарем вниз по наклонному карнизу.