Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы - Славомир Мрожек

Мать. Ну, наконец-то.

Скрипач. Что-то прояснилось.

Мать. Лучше поздно, чем никогда. Дорогая, займись им. Так или иначе, остальное зависит от тебя. А я тем временем пойду домой и все приготовлю к вашему приходу. Только не задерживайтесь долго. Жду вас к ужину.

Скрипач. Подожди! А мое выступление?

Мать. Никакого выступления не будет. Ты вернешься домой.

Скрипач. Ага, вернусь домой.

Мать. Вот теперь, когда все выяснилось, тебе нечего здесь делать. Отдай им их ножи и скажи, что раздумал. На ужин будет цветная капуста.

Скрипач. Мама, подожди немного. Я сказал, что начинаю понимать, и теперь хочу понять все до конца.

Мать. Ну, в чем дело?

Скрипач. Если ты говоришь, что тебе надо, чтобы я стал мужчиной, это значит, что тебе надо что-то совершенно противоположное. О, мама, я тебя слишком хорошо знаю, чтобы верить тебе.

Мать. Я отдаю ее тебе, дурачок! Что я могу сделать больше? Разве это тебя не убеждает?

Скрипач. Наоборот, ты хочешь, чтобы я стал ее любовником. Но мужчиной таким путем не становятся.

Мать. Нет?

Скрипач. Нет. Быть любовником — это еще совсем не означает быть мужчиной.

Мать. Ты слышала что-нибудь подобное?

Скрипач. Ты внушаешь мне, что одно имеет что-то общее с другим. А это неправда. Так для чего ты мне это внушаешь? Для того, чтобы опять меня обмануть. Ты хочешь, чтобы я остался девственником. На этот раз навсегда, абсолютным девственником.

Мать. Выслушай меня, пока я окончательно не потеряла терпение. Ни одна мать не решилась бы на то, что делаю для тебя я. Эти дела сыновья решают сами. Я хочу тебе помочь, потому что вижу, что без меня ты ничего не сумеешь! Я не могу допустить, чтобы мой сын был исключением, чтобы он развивался ненормально.

Скрипач. Исключением. Вот именно. Исключения вы не допускаете.

Мать. Кто это «мы»?

Скрипач. Вы, женщины. Вы не выносите мужчин, настоящих мужчин. Не выносите, потому что не хотите иметь конкурентов. Поэтому создаете мужчин ненастоящих, ложных, псевдомужчин. Эти для вас неопасны. Будучи уверены, что они настоящие мужчины, они на этом успокаиваются и ни к чему больше не стремятся. Вы их обманываете, а они позволяют вам без помех сохранять свою монополию.

Мать. Какую монополию, на что монополию, что ты мелешь?

Скрипач. Монополию на жизнь, на тайное знание жизни, то есть на истину в последней инстанции. Вы — девушки, невесты, любовницы, жены, но все это только видимость, хитрые уловки, чтобы ввести нас в заблуждение, завлечь и приручить. По сути, все вы являетесь матерями, это и есть ваше настоящее лицо и настоящая природа. Игра заключается в том, чтобы родить, произвести на свет детей. Поэтому вы такие сильные и спокойные, поэтому вы не мечетесь, не ищете ничего ни в искусстве, ни в науке, ни в политике, ни в религии или философии. А что вы должны искать, какой секрет, какое решение, вы, хранящие в себе величайший секрет? О, каким бы простым казалось мне все, если бы я был женщиной!

Мать. Обращаю твое внимание на то, что ты ею не являешься. Поэтому веди себя, как полагается твоему полу, и не устраивай истерик. В конце концов ты тоже играешь свою роль.

Скрипач. …Подчиненную. Кем вы хотите, чтобы я стал — любовником? Я должен стать ассистентом, слугой, помощником вашей женственности? Хуже, всего лишь инструментом, орудием, которое орудием и останется как после употребления, так и до. Ничто в нем не изменится, ничто. В то время как вы всегда являетесь чем-то большим — началом и целью. Вы жертвуете мне подчиненное положение, и чтобы утешить, обещаете мне за это мужское достоинство. Как будто у вас есть право им распоряжаться, как будто бы обычный придаток к женственности заслуживает этого титула, принадлежащего только тому, кто вам неподвластен, и от вас не зависит, кто может быть вам равен.

Мать. Хорошенькие вещи мы здесь узнаем. Значит, по-твоему, твой отец не был мужчиной?

Скрипач. Если ты называешь его мужчиной только потому, что он меня зачал, что подтвердил, дополнил твою женственность, что услужил твоей женственности, то он мужчиной не был. Разве только в этом заключается мужественность? Но я не хочу напрасно его унижать, я не знал своего отца. Ты знала его лучше. Скажи мне, мой отец… кого-нибудь убил?

Мать. Он?!

Скрипач. Твое удивление с оттенком пренебрежения уже ответ.

Мать. Как ты смеешь подозревать его в этом! Собственного отца!

Скрипач. Да нет же. Просто мне так подумалось. Что поделать, его на это не хватило.

Мать. Ты жалеешь, что твой отец не был убийцей?

Скрипач. Нет, моего положения это не изменит, но мне неприятно за него самого. То есть за то, что он был только моим отцом, но не был мужчиной.

Мать. Это уже за пределами всякого понимания.

Скрипач. Он был девственником, был девушкой до конца своих дней, бедняжка. Что такое девственность? Не эта ваша девственность, придуманная вами, которая, как известно, заключается в том, что он к вам не допущен. Девственность — это незнание окончательной тайны, а не того, что вы скрываете от нас, впрочем, с явным лицемерием. Игры с вами невинны, потому что не приводят нас ни к чему существенному, хотя и дают иллюзию этого. И даже не о неизвестности тайны идет речь, но о неучастии в ней. Посвящение — уже есть участие. Теоретически я знаю эту тайну, но что из того? Знаю, но не участвую. Только участие в тайне крови приводит к потере девственности. И здесь заключается различие между нами и вами. Вы участвуете в этой тайне без усилия, естественным образом. А мы…

Мать. Если я тебя правильно понимаю, ты хотел бы родить ребенка. Предупреждаю тебя, что ты столкнешься с принципиальными трудностями.

Скрипач. Вот высокомерие посвященных. Нет, я не хочу родить ребенка. И твоя ирония не по адресу. Я действительно не могу родить, но у меня есть другой шанс.

Мать. Какой?

Скрипач. Я могу убить.

Мать. Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

Скрипач. Знаю, это звучит неприятно. И не скажу, что мне самому это не доставляет огорчения. Но в этом мой единственный выход. У меня нет другой возможности оказаться в центре тайны, не будучи женщиной. А что мне остается? Я уже не думаю, что постигну истину в последней инстанции, гонясь за ней как артист, святой или политик. Об обманчивости любви я уже не говорю; я достаточно об этом говорил. Настало время последнего испытания, которое должно быть первым, потому что это уже не испытание, это уверенность. По правде говоря, жизнь закрыла передо мной парадную дверь, но черный ход оставила открытым. Я войду через черный ход и буду убивать. Только так я могу участвовать в окончательной тайне. У нас, мужчин, нет другого выбора, если мы хотим быть равными вам, женщинам.

Мать. Я не разрешу тебе стать убийцей. Я не допущу этого!

Скрипач. Я вижу, что это тебя по-настоящему задело. Лучшее доказательство того, что на этот раз я действительно потеряю девственность. Я войду в число посвященных и уже не буду нуждаться в маме. Наконец-то я стану самостоятельным, обращенным непосредственно к тайне. Первое убийство, которое я совершу, окончательно освободит меня от мамы, так как сравняет факт моего рождения. Я убью, как будто рожу. Только смерть может лишить невинности.

Мать (к Флейтистке). Ну ответь ему, скажи что-нибудь! У меня уже нет сил с ним спорить.

Флейтистка. Все это… комплименты.

Мать. Комплименты? В чей адрес?

Флейтистка. В ваш, разумеется.

Мать. Все эти кровожадные бредни являются комплиментами?

Флейтистка. Да. В принципе он нуждается только в нашем признании, только в том, чтобы нам понравиться. Ему кажется, что мы удивимся, когда увидим его с оружием в руках, испачканного кровью. Что тогда мы скажем: «Ах, какой же это мужчина, образец мужественности. Какой храбрый, какой грозный, какой бравый!» Но он забыл, о чем сам говорил минуту тому назад, что мы, женщины, рожаем и знаем о крови больше, чем сам главнокомандующий. Угодно вспарывать внутренности? Может быть, ты думаешь, что этим вызовешь у кого-либо из нас удивление и признание? Женщины всегда будут смотреть на тебя как на несчастного карьериста, потому что хотя ты и убивал без конца, это всегда будет только чужая кровь, чужое страдание и чужая жизнь. Ты был прав, мы содержим в себе то, что ты ищешь в других. Поэтому твои усилия, твои действия будут лишь вызывать в нас сожаление к твоим жертвам и отвращение к тебе.