Слишком много подозреваемых - Нэнси Гэри

– Когда точно это было?

– Точно я не скажу. В конце мая, в день, когда состоялось собрание, о котором я, кажется, упомянула.

– А какого рода информация потребовалась Майлзу?

– У вашего отца имелись подробнейшие досье на всех людей, с кем он общался. В одном из ящиков он хранил, как я знаю, документы, касающиеся его сугубо личных дел. Этот ящик, естественно, не открывался после того, как он перестал бывать у себя в кабинете.

– И все-таки что там хранится?

– Я не знаю. Возможно, какие-то дневники, оплаченные счета, личные письма, рецепты… Не имею представления, что оттуда мог почерпнуть мистер Адлер.

– А Клио пользовалась этим кабинетом?

– Нет. Я не думаю, что миссис Пратт испытывала тягу копаться в делах своего супруга. Они были идеальной парой. Я ни разу не видела, чтобы она заходила туда. Возможно, поводом для ее решения перепланировать офис и послужило желание изменить свой статус.

– Сесть в кресло мужа? – спросила Фрэнсис.

– Я бы не взяла на себя смелость сказать так… Пока лишь кабинет мистера Пратта остается таким, каким он был прежде.

– А полиция туда заходила?

Белл пригубила бокал с лимонадом, вытерла рот салфеткой и вновь разложила и расправила ее у себя на коленях.

– Да. Они прямо с раннего утра явились с ордером на обыск и забрали из ящиков все папки. У меня создалось впечатление, что кто-то навел их на мысль, будто мотивы преступления надо искать среди личных семейных документов.

– Вам оставили копию ордера?

– Да.

Белл опять порылась в сумочке и достала листок, тонкий, как дешевая папиросная бумага, с невнятным машинописным текстом, подписанным Перри Когсуэллом и дежурным судьей. На нем была еще виза специального агента Роберта Берка. Умник быстро воспользовался сведениями, полученными от Фрэнсис, и принялся копать. Фрэнсис надеялась, что Умник достаточно умен, чтобы копать в нужном направлении.

– А что делает Майлз в Мехико? – спросила Фрэнсис, пряча в карман невесомый клочок бумаги с очень весомыми подписями.

– Я ничего не знала о его поездке, пока он вчера утром не позвонил мне.

– А что ты знаешь о проекте, связанном с Мехико?

– Сделка с «Про-Кем», на которую он ссылается в своем письме.

– А сделка важная?

– Насколько я знаю, это какая-то захудалая химическая фирма, но мистер Адлер верит в ее стремительный взлет. Он заинтересован во вложении больших денег в этот проект.

– А Клио была против?

– Да, насколько я могла понять из их разговоров при мне и из обмена факсами, проходящими через меня.

– Когда Майлза ждут обратно в офисе?

– Я не знаю. Он не назвал дату. – Белл опустила голову и словно бы вдруг уменьшилась в объеме. – Последние месяцы он стал сторониться меня. Он запирал кабинет, когда уходил, и не говорил, когда собирается возвратиться. Он перестал доверять мне, но и не только мне. Он нанял собственного юриста за свой счет, не через компанию. Он даже заикнулся однажды, что ему понадобится личный секретарь. Не мое дело говорить ему, что это не так уж необходимо, что я всегда справлялась с возложенной на меня работой. Как вы, наверное, догадываетесь, наша деятельность в последнее время снизила темп, заданный вашим отцом. Без него у нас стало так… тихо.

Тут у Белл опять слегка сдали нервы. Она прижала платочек к глазам.

– Вы оказали мне неоценимую помощь, – поблагодарила Фрэнсис секретаршу.

Белл не откликнулась. Слезы по-прежнему наворачивались у нее на глаза, и она старательно промокала их платочком.

Фрэнсис сделала знак официанту и настояла на том, чтобы оплатить поданный счет. Копии письма Майлза и ордера на обыск она засунула в свою и так уже битком набитую сумку. Умник рассчитывал выманить у Белл информацию, пусть и не для протокола, неофициальную. Фрэнсис решила покамест придержать эту информацию для себя.

Пробки на обратном пути из города были чудовищными. Машины еле двигались, а чаще стояли вплотную, бампер к бамперу, по всей федеральной дороге к аэропорту Кеннеди и далее через Триборо-Бридж. Только после четырех дня Фрэнсис пробилась на трассу Монтаук. Она направлялась прямо домой, не желая возвращаться в офис, где могла подвергнуться дружескому, но изматывающему душу допросу при встрече с Умником. Если ее продолжительное отсутствие на работе будет замечено, ничего страшного. Малкольм ведь во всеуслышание объявил на пресс-конференции, что ей требуется время, чтобы оплакать потерю мачехи.

Автоответчик замигал при нажатии кнопки и выдал несколько посланий. Первое было от Гейл Дэвис, полученное в два часа с минутами: «У меня есть информация, которую вы затребовали». После этого суперкраткого сообщения Гейл явно демонстративно отключилась.

Затем раздался голос Малкольма Морриса, такой громкий, режущий слух и близкий, будто прокурор находился здесь, рядом в комнате. Фрэнсис даже попятилась от аппарата. «Фанни, это я, твой босс. Вспомни, что я твой босс. Я не хочу, чтобы ты вмешивалась в это расследование. Когсуэлл ведет его и будет вести дальше. Перезвони мне».

Третьим позвонил Сэм.

«Мисс Фанни! Собак я покормил. В холодильнике порция жаркого из индейки. Я подумал, что вряд ли такой занятой человек успеет что-то купить и приготовить и в результате останется без ужина. Я взял на себя смелость выбросить из холодильника древнее молоко в пакетах. Звони, если что-нибудь понадобится. Я всегда на месте».

Невольно улыбка засветилась на лице Фрэнсис, когда она обнаружила в холодильнике кварту свежего молока, корзиночку садовой земляники и пластиковый контейнер с вкусно пахнущей стряпней Сэма. Фрэнсис включила чайник и в ожидании, когда вода закипит, принялась разбирать скопившуюся за последние дни корреспонденцию, сложенную на кухонном столе. Каталоги, счета, приглашения на банкеты, где собирались средства на благотворительность и предвыборные кампании кандидатов от демократов и республиканцев. Почему-то ее имя включалось в оба списка. В один – автоматически, как служащую ведомства районного прокурора-республиканца. Во второй… Вероятно, ее мать ненароком вписала ее, на всякий случай.

Политика нагоняла на нее тоску. Цену произносимым в речах словам она знала давно. Ей хотелось чего-то нового.

Образ жизни, который они вели совместно в Пьетро в арендуемой квартирке с одной спальней в шумном центре Нью-Йорка, настолько отличался от тихого существования в Ориент-Пойнт среди обширных полей и удаленных друг от друга скромных коттеджей, что это казалось пребыванием совсем в иной галактике. Фрэнсис постепенно стряхивала с себя, как ненужную шелуху, воспоминания о нервном ритме Манхэттена. Год за годом она все больше сроднялась с тишиной, с местом, где ребятишки могли безбоязненно гонять на велосипедах по улицам, сопровождаемые лишь лаем собак за изгородями. Никто здесь особо не интересовался статусом и доходом соседа, и Фрэнсис надеялась, что она уже принята в это молчаливое сообщество, стала тут своей.