Лондон, любовь моя - Майкл Муркок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рука об руку компания женщин и моряков весело берет курс на Пиккадилли-Сёркус. «Я скажу вам по секрету, мне по нраву парень этот!» Мэри чувствует, как слабеют ноги. Она не представляет себе, куда идет и к чему придет. Тем не менее она наслаждается бодрым весельем моряков. Вряд ли они опасны. Мэри начинает насвистывать вместе со всеми: «Эй, на корабле! Эй, на корабле!» Делая то же, что и все, она ощущает, как тает ее беспокойство. Она все еще гордится тем, как вела себя, и уверена в том, что и ее дедушка гордился бы ею, и даже бабушка гордилась бы, хотя бы и виду не подала. Вокруг — бледные краски, бесконечное разнообразие пастельных тонов: никогда она не видела Лондон чище, чем сейчас. И даже руины кажутся вымытыми и свежими.
«Ну, теперь ты знаешь, какие они, моряки!»
Она думает, а не съездить ли в Уиндмилл, где они с Патом так здорово провели время, когда он приезжал на побывку. Спою я тебе песенку, рассею печаль, сказал той ночью Патрик, перед тем как улетел, а дом рухнул. — Легко и свободно задул ветерок…
Джун Хейвок с мальчишеским задором марширует рядом со «своим» Джеком:
«Откуда ты, моряк?»
Губы у него малиновые, глаза голубые, как Средиземное море. Он еще совсем юн, и кудри столь светлые, что кажутся белыми.
«Служил в конной гвардии, но не смог выдержать. Каждый вечер приходилось драить чертовы шлемы и нагрудники, начищать пряжки, а кругом сплошные педики, которые пытаются тебя закадрить! Солдаты для маскарада!»
«Друг моего Пата говорил то же самое», — кивает Мэри и вытаскивает из маленькой бархатной сумочки жевательную резинку. Все берут по пластинке, не сбавляя шага.
Теперь они идут вниз по Шефтсбери-авеню. В магазинах полно ярких сладостей, словно ожидаются солнечные люди.
«Послушайся моего совета, — говорит его друг, беря Мэри под руку, — займись бытовыми химикатами. Или электричеством. После войны в этих областях будет бум! Пошевели мозгами! Ребенком я жил здесь неподалеку».
«И я тоже! — Мэри рада, что он вернулся к обычной беседе. — А где?»
«Сразу за Лезер-лейн. У Хаттон-Гарден. Знаешь?» — Он поднимает брови.
«Наверное, мы раньше встречались».
«Мы любили прохаживаться взад-вперед по Хаттон-Гарден, поглядывая под ноги. Все надеялись, что какой-нибудь тип обронит „камешек“. Ты же знаешь, эта улица — самый большой рынок бриллиантов в мире. Больше, чем нынешний Амстердам».
Гермиона слегка вырывается вперед. Именно она решает, куда идти дальше.
«Мы пойдем смотреть мюзикл, — объявляет она им. Что-нибудь стоящее, с Фредом Астером. Он такой лапочка. Люблю смотреть, как он порхает».
«Да, от него глаз не оторвать!» — смеется Джун своим чудесным дерзким смехом.
«У моего отца была лавка на Лезер-лейн. — Моряк более настроен на то, чтобы поддерживать обычную болтовню. — Товар скобяной. Щипцы по шесть пенсов, но девять — за пару. Работал в бесконечной запарке. Но честность его безгранична была. Так ты, значит, тут же когда-то жила?»
Мэри чувствует, что теряет ниточку разговора.
«На Калторп-стрит. — Она колеблется. — Сначала мы жили в Пибодиз, но потом у нас появился собственный дом. Со скатертью на столе и дорожкой на лестнице!»
К ней возвращается прежнее ощущение победы, а взгляд моряка становится более уважительным:
«Папа был помощником хозяина клуба на Перси-Сквер. Всегда хорошо одет, в пальто из верблюжьей шерсти. Его принимали за главаря джаз-банды».
На Серкус она опять видит Эрота, сверкающего золотом и серебром на колонне цвета изумрудного стекла. Мэри чуть не задыхается от удовольствия. Моряк Гермионы оборачивается к ней:
«Рон играл с Гарри Роем, не так ли, Рон? Обычно на тромбоне. И сейчас еще играет. Ты должна услышать его. Он в нашем корабельном ансамбле. После войны ты опять вернешься к Гарри Рою, а, Рон?»
«Если он возьмет меня», — отвечает моряк Мэри и опять начинает насвистывать.
Вчера тебя увидел и сразу вспомнил все.Едва тебя увидел и сразу вспомнил все.Ты с парнем танцевала, но я тебя узнал.И ты меня узнала. Я тоже танцевал.
«Построенный на руинах Бедлама, вокзал Ливерпуль-стрит был назван в честь лорда…»
Когда они сворачивают с Шефтсбери-авеню на улицы с магазинами, полными солнечных людей, лица становятся менее четкими. Голоса остаются ясными, но вскоре ее спутники уходят своей дорогой в сторону площади, оставляя ее посреди деловитой толпы. Мэри абсолютно счастлива, ибо солнечные люди защищают ее. Со всех сторон до нее доносятся обрывки разговоров. Она ныряет в стоящую на бульваре карету. «Опять ноги отекли. И о чем только я думаю. Да, точно, в Брентфорде. Мы встретились на бечевнике. Да, это было чудесно. Да». Мистер Блэкер эмигрировал с Борнео в сорок восьмом послушала бы ты как он распинается об анархистах картежниках и так далее это просто потрясающе правда всю резину у него забрали но все равно если тебе нужно сделать каяк обращайся к нему кофе его погубит он позвал к себе ту девушку и показал что надо делать она не рассказывает светлое воспоминание ни ссор ни размолвок безмятежные ручьи а вы почувствовали как вдруг повеяло холодом откуда-то хлынул свет и мы поняли что гора внизу он застрелил своего сына и явно хотел сам застрелиться врач наблюдал меня три года поприветствуем же Уолтера Деламара за штурвалом своего «ДугласаDC-3» он возвращается из Австралии где гостил"у родственников повезло дуре это уже третья попытка в следующий раз не буду ей мешать
Солнечные люди снуют туда и сюда, занимаются своими делами в маленьких магазинчиках и кафешках Сохо, покупают билеты в кино и театр, сидят в барах и болтают друг с другом. Что наши мальчики привезли домой с Континента? Ничего существенного по сравнению с тем, что американцы нашли на Востоке. Все, чего я прошу, это бескровная смерть.
Мэри Газали делает глоток розового коктейля. Будто я снова маленькая девочка, думает она с удовольствием.
торя новый путь и глотая обиду убивай или будешь убит она замещает свою мамочку что мне теперь боготворить спрашивается мы приводнились ей принадлежит не только мое сердце но и мое перо с грохотом посыпалась растопка так мы познакомились с миссис Газали
— Миссис Газали? — Сестра Китти Додд иногда говорит со своей пациенткой. — Все в порядке, дорогая? Все хорошо? — Она подходит к окну и открывает его, вдыхая довольно приятный запах сырой сирени. — Все наши психи сегодня гуляют на лужайке.
но по крайней мере цветы пахнут чудесно. Первоцвет барбарис и белена ей приходилось покупать все это в большом количестве в чайнатауне там это сейчас и продают в Лаймхаусе только там но от Лаймхауса мало что осталось ей-то откуда знать в отсветах пожара ее тень металась по стенам при чем тут солнце у этой ведьмы был кот его звали Гог старше чем Лондон сказала она и что ей теперь делать всю лавку разбомбили и ателье жуткая вонь от горящих снадобий и химикатов как бензин только хуже мне казалось в этом дыме сейчас начнет мерещиться всякое ну знаешь как в тех фильмах но наверно зря я так в районе от нее было больше вреда чем пользы а потом ее привезли сюда
Впервые выходящая в свет девушка может обойтись белым с оборочками платьем дебютантки, напоминая Мерль Оберон в ее одеянии с венецианского бала. Во воздушное платье до пят всегда можно украсить бумажными розочками и надеть на волосы венок. Сестра Китти Додд качает головой. Ей тоже надо подыскать себе костюм — для ежегодного благотворительного бала, через выходные. «Лично мне нравится мода времен Карла Второго со всеми этими кружевами, атласом, лентами, рюшами, дорогими тканями… но также многое можно почерпнуть из эпохи рыцарей Круглого стола, или из фильмов о красавчике Бруммеле, или из пьес Оскара Уайльда: турнюры, огромные шляпы, вычурные бальные наряды…»
«О боже, как я объелась!»
Мэри Газали отрывается от напитка и видит свою подругу Мерль Оберон: одетая в роскошное платье, та торопливо идет по Одд-Комптон-стрит с таким видом, словно опаздывает на свидание. Она с облегчением улыбается, узнав Мэри:
«Мэри, дорогая! Я думала, ты уже покинула эти края. Я собираюсь держать все в своих руках. Но кто научит меня? Какое это имеет отношение к солнцу? Я что-нибудь выиграю? Там был огонь пожара, метавшийся по комнате. Чья это голова? Ты встречала когда-нибудь Фредди Бартоломью? О Мэри, пойди и выпей чашку шоколада у „Радис“. Это страсть как вкусно. Ты снова замужем?»
Мэри встает и горячо обнимает Мерль. Та пахнет восхитительными духами. «Ты шла на вечеринку?»
«Я только что из Венеции. Они днем и ночью проносятся над мостами на бреющем полете. Сплошные связисты. Взяли потом и приводнились. Нет, ты только взгляни!»
Мерль сделала такой непередаваемо драматический жест, что Мэри на миг испугалась. Но оказалось, что подруга показывает всего лишь на двери французской кондитерской. Она с облегчением рассмеялась:
