Лебединая песнь. Последняя война - Роберт Маккаммон

— Да пошел ты, — сказала она, отвинтила крышку и начала пить, а ее голубые глаза следили за ним поверх канистры.

— Эй! — позвал кто-то из темноты. Голос его был хриплым. — Вы поймали женщину? Да?

Роланд не ответил. Он смотрел, как дергалось горло женщины, когда она пила.

— У меня есть бутылка виски! — продолжал голос. — Я предлагаю махнуться!

Она прекратила пить. Вкус «Перье» вдруг стал неприятным.

— Бутылка виски за тридцать минут! — сказал голос. — Я отдам ее вам, как только кончу. Идет?

— У меня есть пачка сигарет! — сказал другой голос, слева из-под перевернутого джипа. — Пачку сигарет за пятнадцать минут!

Она торопливо закрыла канистру и поставила ее возле ног мальчишки.

— Вот, — сказала она, пристально глядя на него. — Ты можешь взять все это!

— Патроны! — воскликнул Маклин, вытаскивая три из них из рюкзака Руди. — Теперь у нас есть немного огневой силы.

Роланд открыл канистру, отпил несколько глотков воды, закупорил ее и перекинул через плечо. Отовсюду вокруг долетали голоса других грязных бородавочников, предлагающих немного ликера, сигареты, спички, леденцы и другие ценности этого времени за пойманную только что женщину. Роланд продолжал молчать, с удовольствием слушая поднимающиеся цены, зная действительную стоимость. Он изучал женщину через свои линзы, которые смастерил для себя сам, вклеив подходящие по силе линзы, найденные в развалинах магазина оптических инструментов, в разбитые танкистские очки. Она была почти без отметок катастрофы, за исключением нескольких заживающих порезов на щеках и лбу — и уже одно это делало ее чрезвычайно ценной. Большинство женщин лагеря потеряли волосы и брови и были покрыты уродливыми рубцами различных цветов, от коричневого до алого. Волосы этой женщины спускались каскадом до плеч, они были грязные, но она не была лысой, не было пролысин на голове — первого признака радиационного отравления. У нее было серьезное лицо с квадратным подбородком, надменное лицо, подумал

Роланд. Лицо хулиганского величия. Ее ярко-голубые глаза медленно переходили с ружья на труп Руди, а потом снова к лицу Роланда, как бы образуя треугольник. Роланд подумал, что ей должно быть около тридцати или чуть больше тридцати, и его глаза проскользили вниз по возвышенностям ее грудей, щегольской красной тенниске с надписью «Богатая сучка», виднеющейся из-под горностаевого пальто. Ему показалось, что ее груди стоят торчком, как если бы смертельная опасность придавала больше оборотов ее сексуальности.

Он почувствовал давление в животе и быстро отвел свой взгляд от ее грудей.

Ее полные губы раскрылись.

— Тебе нравится то, что ты видишь?

— Факел, — предложил один из бородавочников. — Я дам тебе за нее факел! Роланд не отреагировал. Эта женщина заставила его подумать о картинках в тех журналах, которые он нашел когда-то в верхнем ящике отцовского стола, в его далекой прошлой жизни. Ее живот сжимался, все его кишки были скручены, будто их пропускали через крепко сжатый кулак.

— Как тебя зовут?

— Шейла, — ответила она. — Шейла Фонтана. А как тебя?

Холодная логика говорила ей, что ее шансы выжить здесь, с этим сопляком-мальчишкой и с мужчиной с одной рукой, лучше, чем там, в темноте, с многими другими. Однорукий мужчина перевернул и высыпал все оставшееся содержимое рюкзака Руди на землю.

— Роланд Кронингер.

— Роланд, — повторила она так, будто она лизала леденец. — Ты ведь не собираешься отдать меня им, да, Роланд?

— Он был твоим мужем?

Роланд пнул тело Руди ногой.

— Нет. Мы путешествовали вместе, вот и все.

На самом-то деле они уже почти год жили вместе, но он за ее спиной развлекался еще с кем-то, однако не стоило смущать мальчика. Она посмотрела на тело Руди с окровавленным горлом и быстро отвела взгляд; ее терзали сожаления, потому что он был хорошим деловым менеджером, фантастическим любовником и хранил их обоих от многих напастей. Но теперь он был всего лишь мертвым мясом, и мир, таким образом, перевернулся.

Что-то зашевелилось по земле за спиной Шейлы, и она обернулась. Растрепанная человеческая фигура ползла к ней. Замерла за семь или восемь шагов, и рука, покрытая открытыми гноящимися ранами, поднялась, показывая бумажный кулек.

— Караме-е-е-елька, — предложил дребезжащий голос.

Роланд выстрелил, и грохот выстрела заставил Шейлу подпрыгнуть. Существо заворчало и взвизгнуло, словно собака, встало на колени и на четвереньках поспешило прочь между развалинами транспортных средств.

Наконец Шейла поняла, что мальчишка не собирается отдавать ее. Хриплый, отвратительный смех раздавался вокруг из грязных ям. Шейла многое видела с тех пор, как они с Руди оставили хижину в Сьерре, где прятались от полицейских из Сан-Франциско, когда взорвались бомбы, но худшее было впереди. Она посмотрела вниз на вытаращенные мальчишеские глаза, потому что была заметно выше его; она была ширококостной женщиной, но все изгибы и окружности у нее были что надо, и она знала, что практически поймала этого паренька за яйца.

— А это что еще за черт? — сказал Маклин, вытаскивая какие-то коробочки из рюкзака Шейлы.

Шейла знала, что мог найти у нее однорукий человек. Она пододвинулась к нему, пренебрегая ружьем мальчишки, и увидела, что он держал: пластмассовую сумочку, полную белоснежного, первоклассного «колумбийского сахара». Перед ним на земле уже лежали еще три пластиковые сумочки с высококачественным кокаином и около дюжины пластиковых бутылочек с таблетками «Черной Прелестью», «Шершнем», «Бомбардировщиком», «Красной Леди», Пи-Си-Пи и ЛСД.

— Это моя аптечка, дружище, — сказала она ему. — Если ты ищешь еду, у меня там есть пара старых гамбургеров и немного жареного мяса. Вы можете забрать их, но отдайте мне мою сумку.

— Наркотики, — понял Маклин. — Что это? Кокаин?

Он бросил сумку и открыл одну из бутылочек, склонив над ней свое грязное, забрызганное кровью лицо. «Ежик» на его голове подрос, темно-каштановые волосы раздражающе стояли торчком. Глаза были глубокими провалами в его волевом лице.

— И таблетки? Кто наркоманка?

— Я гурман, — ответила она спокойно.

Она понимала, что мальчишка не собирается позволить этому сумасшедшему однорукому ублюдку обидеть ее, но ее мышцы были все же напряжены для борьбы.

— Кто ты такой?

— Это полковник Джеймс Маклин, — сказал Роланд. — Он был героем войны.

— Я подозреваю, что война окончена. А значит, у нас нет героев, — сказала она, уставившись в глаза Маклину. — Берите все, что хотите, но отдайте мою аптечку.

Маклин смерил женщину взглядом, и решил, что, быть может, не сможет повалить ее на землю и побороть, как прикидывал до этого момента. Она была слишком велика, чтобы со всего лишь одной рукой повались ее на спину и приставить нож к горлу. Он не хотел совершать неудачные попытки, чтобы не подрывать свою репутацию в глазах Роланда, хотя его пенис начинал напрягаться.

Он заворчал, поискал гамбургеры, а когда нашел их, то кинул рюкзак Шейле, и она начала собирать обратно все пакетики и бутылочки с таблетками.

Маклин подполз и снял с ног Руди ботинки; затем снял золотые часы «Ролекс» с левого запястья трупа и нацепил на свою руку.

— Почему вы не остаетесь здесь? — спросила Шейла Роланда, который наблюдал, как она собирала обратно таблетки и пакеты с кокаином. — Почему вы не идете туда, к свету?

— Они не хотят принимать бородавочников, — ответил Маклин. — Так они нас называют — «грязные бородавочники».

Он кивнул по направлению к прямоугольной дыре в нескольких футах от них; она была покрыта брезентом, который невозможно было заметить в темноте. Углы брезента были прижаты камнями.

— Они думают, что мы не слишком приятно пахнем, чтобы находится близко к ним. — Маклина усмехнулся на манер идиота. — А как я пахну с вашей точки зрения, леди?

Она подумала, что пахнет он как боров в жаркую погоду, но она пожала плечами и показала на дезодорант, вывалившийся из рюкзака Руди.

Маклин засмеялся. Он расстегивал пояс Руди, чтобы снять с него брюки.

— Вот смотри, мы живем здесь за счет того, что у нас есть и что мы добываем. Мы поджидаем новичков, которые идут мимо нас к свету. — И он кивнул по направлению к берегу озера. — Эти люди имеют власть; оружие, обилие консервов и кипяченой воды, бензин для факелов. Некоторые из них имеют даже палатки. Они живут возле соленой воды, и мы можем только слышать их крики. Они не подпускают нас к себе близко. О, нет! Они думают, что мы можем заразить их чем-нибудь. — Он стянул с Руди брюки и кинул их в яму. — Понимаешь, самое гадкое во всем этом то, что мальчик и я должны были бы сейчас жить там, при свете. Мы должны были бы носить чистую одежду и принимать теплый душ, есть нормальную еду и иметь почти все, что мы захотим. Потому что мы были готовы к этому… Мы были готовы! Мы знали, что собираются взорвать бомбы. Все в Земляном Доме знали это!