Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша - Елизавета Дворецкая

– Скорее, скорее, мары вас возьми! – кричал Хотобуд.

Дождавшись, пока воевода скроется в стороне ворот, варяги проскользнули во двор. Здесь толпилась встревоженная полуодетая челядь. Она даже не сразу заметила, что пришли совсем чужие люди, а не трое воеводских кметей зачем-то вернулись.

Не давая никому времени себя рассмотреть, трое устремились в сени и кинулись вверх по лестнице. Никто не знал точно, где Хотобуд держит мальчика, но естественно было предположить, что где-то в горницах.

Выхватив у кого-то из холопов факел, Эйнстейн первым поднялся в верхние сени. Навстречу им оттуда кинулся какой-то отрок, но варяг просто спустил его по ступенькам. Потом появились еще двое, и Торгрим с Арнульвом быстро отправили их вслед за первым. Те были не вооружены и жаждали не столько вступить в бой, сколько спастись.

В передней горнице обнаружились пустая лежанка и недоумевающая бабка с седыми космами, торчащими из-под наспех наброшенного платка. Во второй горнице горела лучина. На лежанке сидела девушка лет пятнадцати, в одной рубашке, круглолицая, с растрепанной кудрявой косой, крепко обнимая мальчика лет десяти, очень на нее похожего.

– Се есть кнесь Вадимар? – выговорил Эйнстейн. За несколько лет в Смоленске он научился хорошо понимать по-славянски, но говорил еще плохо.

– Кто вы? Что вам нужно? – со слезами ужаса на глазах воскликнула девушка, не выпуская ребенка из рук.

– Се есть кнесь Вадимар?

– Пусти! – Мальчик вдруг освободился из ее объятий и вскочил на ноги. – Да, я князь Вадимар! – закричал он в лицо высоченному Эйнстейну, стоя во весь рост на лежанке. – А тебе чего здесь надо, скотина пготивная! Попгобуй только нас тгонуть, тогда узнаешь!

Он не выговаривал звук «р», но его глаза горели отвагой, маленькие кулачки были сжаты, и вся фигура в длинной белой рубашке пылала негодованием.

– Да, Стенни, это их маленький конунг! – усмехнулся Торгрим. Он был в Хединовой дружине всего полгода и почти не понимал по-славянски, но голос и фигура мальчика были достаточно выразительны. – По нему это видно. Скажи ему, чтобы одевался. Там снаружи очень холодно.

Эйнстейн первым вышел из горницы. Несколько холопов, вооруженных топорами, как раз начали подниматься, но варяг мгновенно ударил ближайшего копьем в грудь, и тот рухнул вниз, сбивая остальных.

Следом Торгрим нес мальчика, Арнульв шел последним, а позади всех торопилась, причитая на ходу, кудрявая девушка, которая сама увязалась за маленьким князем.

Прорвавшись через нижние сени, Эйнстейн выскочил во двор, угрожающе размахивая секирой. Челядь и домочадцы прыснули от него во все стороны. Хозяина-воеводы здесь не было, а без него никто не знал, что делать, и не решался подставлять голову под клинок.

Через несколько мгновений трое варягов и их добыча уже покинули двор и исчезли где-то за углом. Эйнстейн имел приказ по возможности не ввязываться в драки, а постараться, пользуясь темнотой и неразберихой, вынести маленького князя из города. Хедин рассчитывал, что в первые мгновения занятый обороной Хотобуд не вспомнит о мальчике, а когда вспомнит, будет поздно.

Ворота уже стояли открытыми. Возле створок лежало несколько тел, но живых поблизости не было. Дорога к святилищу была свободна.

А в детинце царила неразбериха. Все сторонники Хотобуда уже вооружились и старались отбить нападение, но нападавших было в два с половиной раза больше. Несмотря на усилия воеводы, дать достойный отпор нигде не удалось: к тому времени как он подоспел, нападавшие уже проникли внутрь и растеклись по улицам. На каждом углу вспыхивали и гасли маленькие битвы, и вскоре смятые и рассеянные кмети не столько бились, сколько искали, где бы укрыться. Жители детинца запирали ворота своих дворов и забивались по углам, со страхом слушая, как под их окошками звенят мечи и раздаются крики.

Воеводу Хотобуда нашли только утром, когда совсем рассвело. Он лежал под тыном на углу внутренней площади детинца, а рядом было несколько тел его людей и двое варягов. Но никто из оставшихся в живых не мог рассказать, что здесь произошло. Видимо, убивший Хотобуда в ночной темноте и неразберихе так и не понял, кто же был его противником. Дружина Хедина потеряла убитыми восемь человек, в посадской дружине, гораздо хуже вооруженной и менее опытной, погибших было около двадцати. Зато уцелевшие, снарядившись снятыми с убитых стегачами и шлемами, по-новому вооружившись, были полны боевого духа.

Впрочем, применить его пока было некуда. От дружины Хотобуда осталось неполных три десятка, и их пока заперли в пустой амбар. Маленький князь был в святилище, Избрана перебралась со своими людьми на княжий двор. Растерянная Хотобудова челядь с готовностью признала ее своей хозяйкой, да и что оставалось делать?

Но Избране было не до радости. У нее было чувство, что она захватила этот город, но что представляла собой ее добыча? Полумертвые улицы, где жизнь теплилась в лучшем случае на каждом третьем дворе. Еще три года назад каждое семейство насчитывало человек по десять, теперь же остались трое-четверо, в среднем один мужчина на двух-трех женщин. В святилище были Огняна со жрицами и маленьким князем, а в посаде около сотни жителей – полуголодных, забросивших свои ремесла. И гончары, и кузнецы, и кожевники теперь все кормились от леса и реки. У кожевников не было кож, а гончарам некуда было сбывать свои изделия – не имея лишних средств, каждая семья предпочитала лепить горшки своими руками, пусть кривовато, зато бесплатно. Избрана и ее люди оказались наибольшей силой в этом городе, а значит, она и отвечала за то, чтобы Плесков со временем ожил, а не захирел и не обезлюдел окончательно.

– Теперь ты здесь княгиня, так что прикажи посадским взять топоры и идти за дровами, – сказал ей Хедин. – Будем класть погребальный костер. Отправим наших мертвецов в дорогу, а у живых дела со временем наладятся. «Живой – наживает», помнишь, как говорил Один?

Большой погребальный костер для погибших варягов устроили на пустыре за рекой Псковой, напротив северной стены детинца. Угощением служила только наловленная в реке рыба, пива не было, но в остальном Хедин устроил все как надо: были и песнь в честь погибших, сложенная Лейдольвом Скальдом, и воинское состязание над свежим курганом. Избрана сама подожгла костер из просмоленных дров и стояла среди черного дыма, провожая отлетающие духи не только по обычаю, но в порыве искренней благодарности. Эти люди погибли не столько за мальчика Вадимира, который широко раскрытыми глазами наблюдал, стоя рядом с Огняной, весь обряд, сколько за нее и ее будущее.

Все только рассаживались на бревнах вокруг костра, где варилась похлебка из рыбы, как с берега прибежал какой-то рыбак.