Млечный путь - Меретуков Вионор

…Оказалось, что затеряться в Москве, в этом безумном муравейнике, где перемешалось все на свете, легче легкого — стоит только захотеть. Я полагал, что будет лучше, если я съеду с квартиры, не заплатив по счетам за свет, газ и прочие коммунальные услуги. Я даже решил оставить в доме все как есть. Пусть мой отъезд будет напоминать паническое бегство. Если не поверят в мою смерть, пусть ищут меня на вокзалах и аэропортах. Я же никуда из Москвы не уеду. Сниму квартиру и буду в ней жить-поживать.

Чтобы иметь садомазохистскую возможность каждое утро любоваться местом своей драматической «гибели», я снял в похожем на крепость «сталинском» доме на берегу Москвы-реки огромную трехуровневую квартиру, из окон которой открывался прекрасный вид на вышеозначенный парапет и вышеупомянутую гранитную лестницу.

Я жизнь свою веду беспечно,

Давно мне не о чем жалеть,

Но если б жизнь продлилась вечно,

Я предпочел бы умереть.

Кто это написал? Вряд ли кто-то из моих знакомых: среди них поэтически настроенных на преждевременную смерть найти не так-то просто. Скорее, это я сам накропал в минуту душевной невзгоды, то есть когда был молод и глуп. Накропал и забыл, а когда подоспело время, память выволокла эту мерзость из закоулков подсознания.

«Я предпочел бы умереть…» Если я столь легковесно, наплевательски и непочтительно относился к собственной жизни, с какой стати мне уважительно относиться к чужой?!

«Приучить себя ходить по лезвию ножа между абсурдом вымыслов и действительностью. Потешаясь над вечностью, балансировать между прошлым и будущим», — высказался некогда один криминальный философ.

Пока не поздно, нужно пересмотреть свое жизненное кредо. За мной охотятся, помимо Фокина, еще какие-то личности, которые, стоит им меня изловить, церемониться не станут. Возьмут и подвергнут страшной казни. Четвертуют, колесуют, посадят на кол, сожгут в паровозной топке, закатают в асфальт. Вообще, странно, что меня еще не прищучили. Видимо, и вправду держат на коротком поводке. Так им удобнее. Держат и выжидают. Чего?.. Моей ошибки? Трудно было разобраться в их намерениях.

Будем летать в ноосфере, но на разных высотах, будем менять скорость, направление и эшелон, как говорят авиаторы. Для начала мне надо было изменить внешность. Оказалось, достаточно было обрить голову, отпустить усы и водрузить на нос роговые очки с простыми стеклами. Я изменился до неузнаваемости. Одно плохо: я потерял привлекательность. Я стал походить на начинающего пенсионера. Не хватало только костылей и перхающего кашля. Но со временем можно обзавестись и этим. Впрочем, на внешность можно наплевать: чтобы нравиться девушкам, необязательно быть молодым и красивым — главное, чтобы в карманах что-то позвякивало. Изменив внешность, я не позабыл и о паспорте, те же специалисты из Марьиной рощи, естественно за плату, мастерски вклеили в него новое фото.

Я часто подхожу к зеркалу и изучаю свое новое лицо. Мне нравится форма моего гладкого черепа, похожего на яйцо эпиорниса. Я видел такое в Дарвиновском музее. Оно поражало гомерическими размерами и совершенством формы. С каждый днем мой череп становится приятней на ощупь и круглей, то есть приближается к идеалу. Если так пойдет и дальше, не за горами то время, когда моя голова, безукоризненная с точки зрения формы, займет достойное место в палеонтологическом музее, по соседству с яйцом пернатого чудовища.

Помнится, Петька декламировал Бродского. Было там что-то о черепе, в крепость и основательность которого великий поэт по какой-то причине безоговорочно верил. Почему бы и мне не поверить в свой череп?

От черепа переходим к одежде. Каким наслаждением было для меня полностью обновить свой гардероб! Я словно вылезал из старой кожи. Трусы, носки, рубашки, домашние шлепанцы, вся эта мелочь, тысячу раз стиранная и перестиранная, привычная до отвращения, выцветшая и даже штопанная мною лично, — это я умею делать не хуже старозаветных бабушек, — все эти вещественные реалии старого времени были отправлены на помойку. Я стряхивал с себя гнусную рутину прошлой жизни. Я жаждал внутреннего обновления и, хотя понимал, что это всего лишь уловка, что замена одних вещей на другие ничего не значит, делал одну покупку за другой. Через неделю купил дорогущий «Понтиак». Надо было выжать из богатства максимум возможного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Корней Чуковский сказал: «Человек рождается, чтобы износить четыре детских пальто и от шести до семи взрослых. Десять костюмов — вот и весь человек». Не помню, сколько пальто я износил в детстве, но, чтобы все было по Чуковскому и наверняка, я заказал десять дорогих пальто и несколько не менее дорогих костюмов, а заодно приобрел восхитительную шляпу борсалино. Купил несколько пар башмаков из крокодиловой кожи. Обзавелся поваром.

Десять пальто, столько же костюмов, одна шляпа, крокодиловые башмаки, да еще не учтенные Чуковским «Понтиак» и повар — вот и весь человек на мой лад. Убежден, этот человек должен был выглядеть более внушительно, чем тот, которого имел в виду Корней Иванович.

Проделав все это, я предпринял очередную попытку начать новую жизнь.

Через подставных лиц я купил у Бутыльской дворец Бублика.

Я решил — уже после покупки — осмотреть его со всех сторон.

Я кружил вокруг здания и плевался. Нелепый колосс о шести углах, четырех этажах и бездне толстых колонн вызвал у меня странное чувство. Даже если позабыть о страшной голове без уха, сооружение навевало мрачные мысли и производило отвратительное впечатление. Посмотрим, как все это можно исправить.

Ну, с фасадом, колоннами, то есть с «внешностью» этого несуразного творения, ничего не поделать. Избавиться от него можно, только взорвав тонной тротила. Или уничтожив напалмом. Но я же не Герострат, который ради дешевого пиара подпалил храм Артемиды. Впрочем, поджечь это уродство можно и без намерений прославиться. Посмотрим, как ляжет карта, то есть все будет зависеть от того, какое у меня будет настроение через месяц-другой.

А пока, чтобы скоротать время, я решил заняться переустройством. Окончательно поняв, что придется ограничиться внутренней переделкой, я с энтузиазмом принялся за дело. Нанял фирму, руководимую чрезвычайно деятельным молдаванином, который выдавал себя за дипломированного дизайнера.

В короткий срок исчезли огромные зеркала в золоченых рамах, безвкусные, театральных размеров, светильники и прочая дребедень в азиатском вкусе. Вся эта кричащая мишура была задешево сбагрена местному цыганскому барону.

Новая начинка состоит из деревянных стеновых панелей из Англии, буазери из Франции, стильной мебели из Италии, люстр из Китая. Кстати, тоже из дерева. Люблю дерево: оно прекрасно горит. Видно, мысль о пожаре крепко засела у меня в голове.

Бываю я здесь редко — лишь когда возникает желание испытать себя в атмосфере типовой роскоши. В мягких сапожках с загнутыми кверху носами (точно такими, как у покойного Геворкяна) я разгуливаю по своему новому дому. Конечно, он изменился. И изменился в лучшую сторону. Но я никак не могу понять, нравится мне здесь или нет. В голову закрадывается подозрение, а не грозит ли мне постепенное и незаметное превращение в известного чеховского персонажа, который, дробя зубами крыжовник с пуленепробиваемой кожурой, перекошенным от кислятины ртом изрекал: «Как вкусно! Как вкусно!»?

Ну, есть у меня дом с колоннами. И что?.. Кстати, несмотря на все переделки и изменения, дом все равно похож на областной Дворец культуры. Провинциализм так и прет из каждой щели. Амбарно-древнеримский стиль, так его назовем. Слава безымянному архитектору! Как-то, бродя по участку, я споткнулся о некий предмет. Ржавая подкова. Висела, наверно, над дверью какого-то легковерного мечтателя, кому счастье так и не улыбнулось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Моим соседом оказался значительный чин из областной прокуратуры. У него дом в полтора раза шире и выше моего. Однажды в лесу мы с ним встретились. Его сопровождала хорошенькая девочка лет двенадцати и дюжий охранник. В руках охранник держал вместительную корзину — вероятно, для грибов. А может, для автомата.