Истинно арийский попаданец - Гера Греев

Сука… твою мать… как видел гад, и поплавок и все отделение одной очередью снес…

… шоковое состояние и вколотый тюбик не давали болевому шоку свалить сержанта с ног, но перед глазами плыла пятнистая пелена и туманила сознание.

… мать твою — все отделение, сходу… с начала войны такого не было… да помогай же ты мне, придурок чертов… давай… давай… ножками… ходу отсюда… таких как мы в плен не берут…

Шесть легких бомбардировщиков-бипланов Поликарпова, сбросив кассеты в догорающие люстры, переключили двигатели, сбросивших груз машин, на глушители и тихо поплыли на свой болотный аэродром.

Внизу медленно разгорались дымным чадящим пламенем четыре машины зенитного взвода оберканонира Курта Лемке.

Разорванная, очередями зенитного автомата и ударом объемного взрыва, ночь снова вступила в свои права.

На западном фронте было затишье, только на разных участках этой гигантской дуги, вскипая ревом моторов, разрывами и треском выстрелов непрерывно шли кратковременные бои местного значения.

Жуков взял трубку ВЧ связи.

… Да, товарищ Первый, я на связи…

… Да подтвердилось — мы провели в нескольких критических для нас пунктах разведывательные операции силами мобильных ударных групп Рокоссовского и разведротами минской группы войск.

На этих направлениях нам противостоят войска из группы войск генерала Ромеля, переброшенные из Африки. И вот что интересно, они заменили не самые потрепанные в наступательных боях дивизии, а сохранившие наибольшую боеспособность.

… Да понимаю.

… Мы ведем непрерывную разведку польской территории, как авиацией, так и силами осназа.

… Да подтвердилась — все глубокие немецкие тылы кипят. Идет спешная доукомплектация и перегруппировка сил, с последующей переброской их в район Кракова.

… Вы правы, я предполагаю, что они собираются, начать широкую наступательную операцию на Украинском фронте.

… По моему мнению, наиболее интересные для них направления это киевское и левобережье Днестра.

… Нет, форсировать Днестр они, скорее всего будут только в районе Кишинева и только после выхода своего основного танкового клина в район переправы.

… Да, это даст им возможность сконцентрировать войска для удара по левому флангу недостроенного Киевского УРа и захватить удобный плацдарм для наступления на Одесском направлении.

… Да понимаю. Мы подготовили несколько локальных наступательных операций в районе минского выступа.

… Да, товарищ Первый, сил хватит — на этом участке мы, на сегодняшний день накопили, как минимум, полуторное превосходство по всем родам войск. Тем более, что со стороны Припятьских болот по ним ударит Рокоссовский, у него тоже все готово к наступлению.

… Нет, переброска немецких войск со стороны Литвы маловероятна, там немцы изрядно завязли на линии Рига — Западная Двина.

… Да понимаем. Такой исход событий маловероятен. У нас имеется достаточно свежих дивизий на полевых укреплениях Минска и резервная группа войск на долговременных укреплениях старой границы.

… Спасибо товарищ Первый, придача нам авиационной ударной группы Особого Резерва это серьезное подспорье и значительно уменьшит наши потери.

… Так точно, понимаю. Постараемся свести потери и риск к минимуму.

… Нет, не согласен. После ликвидации котла нужно выходить к Бресту.

… У меня то же ненужных солдат нет.

… Так точно, товарищ первый. Благодарю за доверие.

На белорусский фронт опустилась короткая летняя ночь. Два часа утра. Еще немного и на востоке появится тоненькая розовая полоска рассвета.

Удар пришелся на мирно спящие немецкие аэродромы. Термобарические кассеты, фосфорные бомбы и выливные приборы с напалмом несло все, что могло летать. Бомбы и ракеты почти не использовались, основной удар наносился по боевой технике.

В первой волне шли ударные машины Поликарпова всех комплектаций, машины Илюшина и Петлякова.

Во второй волне, на аэродромы, еще не пришедшие в себя после термобарического удара, пролился огненный дождю с машин старых типов, среди которых можно было увидеть всю историю советской авиации — начиная от стариков ТБ3 и СБ, поднявшихся с опережением аж с московских аэродромов и заканчивая кое как отремонтированными и поднятыми на крыло Р5, за штурвалами которых сидели курсанты аэроклубов и пилоты гражданской авиации.

Завершили удар ночные бомбардировщики, которые, летя на малой высоте, добивали своими гранатометами то, что не заметили их большегрузные собратья.

Над всем этим чадящим адом кружились кольца истребителей, собранных по всему западному фронту, уничтожая все, что смогло вырваться в воздух с горящих аэродромов.

Советское командование пошло на серьезный риск, оставив на несколько дней остальные участки фронта почти без авиационной поддержки.

Но этот риск был вполне оправдан.

Лишившись в течение первых часов советского контр наступления практически всей своей авиации, Группа Армий Центр могла противопоставить последующей массовой штурмовке своих, еще не полностью завершенных позиций, только зенитную артиллерию, в которую плотно вцепились не имеющие противника в воздухе легкие бомбардировщики и истребители.

На всех советских аэродромах белорусского фронта было состояние полного, трудно управляемого дурдома, которое даже сложно было называть боевой работой.

Непрерывно садящиеся самолеты сортировали прямо на посадочной полосе и те машины, которые не должны были участвовать во второй части операции, просто оттаскивали машинами, тягачами а, иногда и просто откатывали на руках на окраины аэродромов.

Их экипажи немедленно включались в работу аэродромных команд, к которым они были приписаны.

Час передышки на перезаправку и перевооружение основных ударных машин и третья волна — на этот раз уже по ближним тыловым структурам и артиллерийским позициям немецких дивизий, ведущих наступление на Минск.

Специально подготовленные эскадрильи легких бомбардировщиков начали "укладывать" кассеты маломощных термобарических гранат на, обозначенные ракетами с земли, минные поля, пробивая проходы.

Одновременно с авиацией ударила артиллерия всех уровней. Приятная любому артиллеристу команда — "снарядов не жалеть"…

И, наконец, как только над ближними тылами и арт позициями противника в воздух поднялась сплошная полоса разрывов, в почти безлунную, облачную июньскую белорусскую ночь с позиций РККА, прямо с упаковочных ящиков, у которых откидывалась одна стенка сорвались тысячи реактивных магниевых гранат.

Жизнь каждой гранаты была короткой — всего несколько секунд — 300–400 метров полета.

300-400 коротких, но очень ярких метров, которые на полторы, две минуты полностью выводили из строя зрение напряженно всматривающихся в ночь солдат.

Граната за гранатой, волна за волной, под прикрытием сияния которых, тяжело щурясь даже в отраженном свете, пошла мотопехота, поддержанная танками.

Пятьсот метров нейтральной полосы — земля, на много раз перекопанная минами и снарядами, устеленная рваной стальной колючкой и выжженная термобарическими зарядами — одна минута для броне трейлера, вихляющего за своей МПП и, вместе с ней, ведущие огонь по всему, что шевелится.

"снарядов и патронов не жалеть… "

Самый страшный вид боя — ночной штурм оглушенного и ослепленного противника.

Бой, когда все, стреляют во все — бой, когда короткая очередь или граната с подствольника сначала пресекают, замеченное в рвани мечущихся при пролете "фары" теней, движение и, только потом, разум оценивает, что это такое.

Ночной штурм — ситуация, когда привычное, наработанное в сотнях учебных боев озверение спецназовца натыкается на "мужество страха" обреченных.

Бой, где каждый сам за себя а, ударник с подхватом — это уже мощная тактическая группа.

За отрядами спецназовцев, ломающих оборону противника, в немецкие окопы хлынула мотопехота.

Команда "стрелять только в крайнем случае" — впереди спины спецназовцев, да и огневой контакт в черных при свете магния траншеях и окопах это слишком сложно для вчерашних мальчишек.

Штыком и прикладом. Сбить противника на землю и, в сплошном, уже не воспринимаемом реве штурма, с выбросом, приседая на ствол всем корпусом, бесшумно, вогнать в него штык.

Дальше, дальше — понимание от содеянного придет после, когда спадет горячечная истерика боя; тогда, когда вчерашний пацан, давя рвотные спазмы, будет пытаться стереть с себя горстью земли чужую кровь, хлестанувшую ему в лицо из разорванного штыком горла его немецкого ровесника.