Возвращение Прославленных. Книга 2 (СИ) - Си Цы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут были и знаменитые рождественские торты из Медиката — высокие кружевные Шакелии. Их готовили на специальном конусовидном вертеле. На горячий конус лили яичное тесто. От этого торт получался полым внутри с выступающими веточками снаружи. Иногда нутро торта наполняли пирожными. Порой обливали глазурями сверху — видам Шакелии не было числа. Причем каждая кондитерская хотела отличиться, и делала торт как можно выше. Вот и сейчас в Стоунбон ввозили высоченный короб — в нём томилась трёхярдовая королевская Шакелия, усыпанная жареными орехами.
Ну, и, конечно, сегодня к праздничному столу везли множество блюд в виде обуви: капустные пироги в форме сапожков; маленькие пирожочки-тапочки, набитые грибами; вафельные клумпы, мясные варёные туфельки и рыбные шлёпки. Непонятно, откуда и когда появилась эта традиция, но праздничный стол визидарца не был бы им, если бы на нём не стояло хоть одно «обувное» блюдо.
Но сейчас, глядя в окно, Бёрнис видела не длинный ряд повозок с провиантом и подарками. Она смотрела на кельтские кресты в поле за Эо Мугном. Там, со времен Ужасной Битвы было безымянное кладбище. Но недавно оно сильно разрослось — там же похоронили погибших в сражении солдат. И с того же дня у кладбища появилось имя: его стали называть Святилищем Кроуна — в честь славного дракона, который тоже нашёл здесь покой.
Пошёл снег. Постепенно он занёс и поле, и дорогу. Бёрнис с удивлением подняла глаза вверх — над священным дубом медленно проплывал караван облаков, сыпавших снежинками. Одни из них были совсем крохотные, словно пыль, другие — чуть больше, а третьи — с детскую ладошку: крупные, резные. Волчица наблюдала, как снежинки медленно фланировали на землю. Они повисали на ветках Эо Мугна, искрились на краях крыш и карнизов, образуя меж собой затейливые гирлянды.
— Удивительно, какое прекрасное совпадение: Рождество — и пошёл снег! — сказала Бёрнис, обращаясь к Уильяму.
Он писал письмо, сидя за столом, но отложил перо и обернулся к ней.
Девушка была одета к праздничному вечеру. Её волосы уложили в изящную причёску, а светлое атласное платье очень ей шло. Но Бёрнис, которая ещё недавно так храбро сражалась, сейчас заметно волновалась, потому что никогда не была на балах.
— На самом деле, — подошёл и обнял её сзади Уильям, — в деревне Параящая Иде, у одной из хозяек есть белая муфта. Это древний ауксил её семьи. Она трясёт ею, и тогда над Визидарией идёт снег.
— Сколько же чудес на моей родине, — улыбнулась Бёрнис.
— О, ты даже не представляешь, сколько! — кивнул Уильям, — знаешь, каждый маленький визидарец знает, что в рождественскую ночь по крышам ходит Снежная Хозяйка. За ней бежит её белая лиса по имени Сан с тремя хвостами и заметает их следы. Снежная Хозяйка заглядывает в окна и смотрит, как подготовились к празднику дети. А Сан относит всем, кто заслужил, подарки и прячет их под кровать. И утром все дети Визидарии обязательно свешиваются с кровати в поисках следов Сан и подарков. Так вот, в моей жизни подарок от Снежной Хозяйки — это ты. И обязательно утром загляни под кровать. Я думаю, Снежная Хозяйка и Сан тебя навестят.
…Мэдлин подошла к двери Пита и постучала. Она тоже волновалась, расправляя шёлковые складки на пышной юбке. Питер открыл, и Мэд сразу заметила, как он был бледен и встревожен.
— Что случилось? — спросила его девушка. И его волнение мгновенно передалось ей.
Она заткнула за ухо красивую кудряшку, так как тут же забыла и про бал, и про платье.
— На, прочти вот здесь, — Питер протянул ей тетрадь.
— Что это? — спросила Мэдлин.
Она взяла у него из рук пожелтевшие страницы и плюхнулась на диван.
— Это дневних Хьюго Хармуса, — разъяснил Питер.
— 13 октября 1525 года, — прочла вслух Мэдлин.
Она удивлённо подняла глаза:
— Так эта запись сделана Хьюго в день начала Ужасной битвы?
Питер кивнул. Мэд углубилась в чтение:
— «Она такая красивая. Никого я не обожаю так, как прекрасную дочь Георга Петрюссона…» Петрюссона? Хьюго любил дочь твоего предка?!
Питер снова кивнул и попросил:
— Читай дальше…
— «Я её обожаю. Боготворю…Я увидел Нуалу год назад на рождественском балу в Медикате и понял, что никто мне не нужен, кроме неё. Она протанцевала со мной всего лишь один танец, и была всего лишь вежлива. Но я точно знаю, что женюсь только на ней. Но она почти не выходит из дома. Я ей пишу, но она не отвечает. Я попытался сойтись с её отцом. Приходил на все его дурацкие открытые лекции по снадобьям, чтобы подружиться, но он холоден со мной. После я попытался сблизиться с женой Петрюссона — Бригиттой, она редактор местной газеты, и я каждый день ходил к ней на работу подавать глупейшие объявления. Но она тоже осторожна. Но как же я ещё могу увидеть их дочь?! Их сын, Бриндан, жуткий задавака. Учится первый год в Мастерских Стоунбона, и не обращает на меня никакого внимания. Петрюссоны почти не выпускают из дома мою драгоценную Нуалу.
…А сегодня, когда я шёл по рыночной площади Города Чудотворцев, вдруг увидел её. Она стояла в толпе подруг и смеялась. Я подошёл ближе, боясь, что она меня даже не вспомнит, но Нуала назвала меня по имени. Она сказала, что приехала с подругами на Ярмарку за покупками, а потом улыбнулась и добавила: «Да, Хьюго, конечно, я помню вас. Вы были забавны». Повернулась и ушла.
Малумы ещё не готовы. Сражение до конца не продумано. Но я должен забрать Нуалу себе прямо сегодня. Пока она рядом. В городе Чудотворцев. Ждать больше у меня нет сил….»
Дальше текст обрывался, шёл пропуск, но через несколько страниц записи продолжались. Почерк Хьюго в них стал более размашистым и нервным.
«14 октября 1525 года.
Сначала всё было хорошо. Я сказал, что спас её от чёрных сил и теперь занимаюсь тем, чтобы спасти её семью. Она поверила. Она молится, но верит мне.
А сегодня мне доложили, что она сидит в комнате и рыдает. Оказывается, мать прислала ей с голубем известие. И Нуала прочла в письме правду. Я собственными руками свернул этой гадкой птице голову. Но когда я зашёл к Нуале, она сказала, что лучше умрёт, но не будет с таким чудовищем как я.
