Мозг рассказывает. Что делает нас людьми - Вилейанур Рамачандран

Они показывают, что мои руки великолепно слушаются моих глаз, что мой мозг прекрасно работает, эти гены я передам твоим детям». В гипотезе Миллера есть зерно истины, но лично я не считаю её достаточно убедительной. Основная проблема в том, что она не объясняет, почему реклама своих способностей принимает именно форму искусства. Это кажется совершенно излишним. Почему бы прямо не продемонстрировать эту способность потенциальным партнёршам, показав им навыки в стрельбе или в атлетической доблести, например в футболе? Если Миллер прав, женщины должны считать умение вязать и вышивать очень привлекательным для потенциальных мужей, ведь оно требует огромной ловкости рук даже несмотря на то, что большинство женщин, не только феминисток, не ценят эти умения у мужчин. Миллер, возможно, будет утверждать, что женщины ценят не саму ловкость и умение, но творческую способность, которая видна, за готовым продуктом. Но, несмотря на свою крайнюю культурную значимость для людей, биологическая ценность искусства как показателя способности к творчеству для выживания сомнительна, ведь она не распространяется на другие области человеческой жизни. (Взгляните на массу художников, которые живут в голоде и нищете!)

Обратите внимание на то, что теория Пинкера подразумевает, что дамы будут толпиться вокруг покупателей, а теория Миллера подразумевает, что они будут толпиться вокруг самих голодающих художников.

К этим гипотезам я добавлю ещё две. Чтобы понять их, вам придётся представить себе пещерное искусство тридцатитысячелетней давности в Ласко, Франция. Эти пещерные изображения захватывают дух своей красотой даже у современного зрителя. Чтобы создать их, художники должны были использовать те же самые эстетические законы, которыми пользуются современные художники. Например, бизоны изображены в основном с помощью контурных линий (изоляция), и их специфические черты, такие как маленькая голова или большая спина, сильно преувеличены. В сущности, это карикатура бизона, бессознательно созданная путём вычитания среднестатистических бизоньих черт из какого‑то конкретного бизона и подчёркивания различий. И мы можем сказать: «Они сделали эти картины просто ради удовольствия» но можем ли мы сказать что‑то ещё?

Отличительное свойство человека зрительное воображение. Наш мозг развил эту способность, чтобы создавать внутреннюю картину или модель мира в уме, в которой мы можем отрепетировать свои будущие действия без риска и последствий, которые они бы повлекли за собой в реальном мире. Есть даже свидетельства в изучении процессов воображения в мозге, представленные психологом Гарвардского университета Стивом Косслином, которые показывают, что мозг использует одни и те же области, чтобы вообразить какую‑нибудь сцену и увидеть её в действительности.

Но эволюция позаботилась о том, чтобы такие возникающие внутри представления никогда не были такими же подлинными, как реальные объекты. Это мудрое самоограничение со стороны ваших генов. Если бы ваша внутренняя модель мира была бы идеальной заменой, тогда каждый раз, когда бы вы почувствовали голод, вам было бы достаточно вообразить себя за пиршественным столом, чтобы наесться. У вас не было бы никакого стимула искать еду, и вы бы вскоре умерли от голода. Как сказал Бард: «Нельзя насытить остроту голода воображаемым пиром».

Подобным образом существо, которое в результате какой‑нибудь мутации смогло бы воображать оргазм, не смогло бы передать свои гены и исчезло бы навсегда с лица земли как вид. (Наш мозг появился гораздо раньше, чем порнофильмы, журнал «Плейбой» и банк спермы.) Никакой ген «воображаемых оргазмов» не может привести к всплеску в генофонде человечества.

Внимание, вопрос: что, если воображение наших человекоподобных предков было хуже, чем у нас? Представьте, что они хотят отрепетировать будущую охоту на бизона или на льва. Возможно, было легче устроить настоящую репетицию с настоящими муляжами, и, возможно, этими муляжами было то, что сегодня мы называем пещерным искусством. Они могли использовать эти нарисованные сцены с той же целью, с какой ребёнок разыгрывает воображаемые битвы между игрушечными солдатиками, в форме обучающей игры, чтобы натренировать воображение. Пещерное искусство могло также использоваться для обучения охотничьему ремеслу новичков. За несколько миллионов лет эти умения стали культурой и приобрели религиозное значение. Искусство, другими словами, было, возможно, виртуальной реальностью природы.

Наконец, четвёртая, менее прозаичная причина для вечной привлекательности искусства может заключаться в том, что оно говорит онейроидным языком, берущим начало в правом полушарии, неясным и даже чуждым левому полушарию логики. Искусство раскрывает такие тонкости смысла и настроения, которые с помощью речи могут быть лишь приблизительно поняты или переданы. Нервные коды, которыми пользуются два полушария, чтобы осуществить высшие когнитивные функции, могут быть весьма различными. Возможно, искусство как раз посредничает между двумя этими способами мышления, которые иначе остались бы друг для друга совершенно непонятными и непроницаемыми. Возможно, эмоциям тоже требуется репетиция в виртуальной реальности, чтобы усиливать свою интенсивность и утончённость в будущем, подобно гимнастике для тренировки моторных функций и кроссвордам или теореме Гёделя для стимулирования интеллектуальной деятельности. Искусство, с этой точки зрения, аэробика для правого полушария. Жаль, что на этом редко делают акцент в наших средних школах.

Итак, мы ПОКА сказали очень мало о процессе творчества в отличие от процесса восприятия в искусстве. Стив Косслин и Марта Фара из Гарварда использовали техники регистрации активности мозга, чтобы показать, что творческое создание зрительного образа задействует внутреннюю часть (вентромедиальную кору) лобных долей. Эта часть мозга имеет связи с некоторыми частями височных долей, которые связаны с зрительной памятью. Грубая схема желаемого образа сначала появляется благодаря этим связям. Постоянное взаимодействие между этой схемой и тем, что рисуется или лепится, ведёт к дальнейшей корректировке и совершенствованию картины. В результате мы имеем многочисленные поэтапные мини- $1ага!», о которых мы говорили раньше. Когда усиливающаяся перекличка между этими уровнями зрительной обработки изображения достигает критического объёма, она перерастает в конечное «ага», которое вознаграждает центры, такие как ядра перегородки и прилежащее ядро. Теперь художник может расслабиться с сигаретой, коньяком и музой.

Таким образом, творческое производство искусства и восхищение искусством, возможно, проходит по одному и тому же нейрофизиологическому пути (кроме вовлечения фронтальных областей в первом случае). Мы видели, что лица и объекты, которые преувеличены на карикатурах, активируют клетки в веретенообразной извилине. Изображения целых сцен например, пейзажи, возможно, требуют участия правой нижней теменной дольки, а «метафорические», или понятийные, аспекты искусства, вероятно, требуют участия и правой и левой угловой извилин. Более тщательное исследование художников, у которых повреждены разные части правого и левого полушарий, могло бы быть полезным особенно учитывая наши эстетические законы.

Ясно, что нам предстоит ещё долгий путь. Ну а пока можно с успехом строить разные гипотезы. Как сказал Чарльз Дарвин в своей книге «Происхождение человека»:

Ложные факты очень вредны для научного прогресса, так как они часто надолго застревают в умах, но ложные точки зрения, подтверждённые доказательствами, почти не причиняют вреда, ведь каждый находит целительное удовольствие в том, чтобы доказывать их ложность, и, когда она доказана, закрывается путь к ошибкам и часто открывается путь к истине.

ГЛАВА 9 Обезьяна с душой: как развивалась интроспекция

Философию к чертям! Не философии создать Джульетту.

Джейсон Мердок находился на лечении в стационаре реабилитационного центра в Сан — Диего. Он попал в автомобильную аварию близ мексиканской границы, перенёс серьёзную травму головы, после чего впал в полубессознательное состояние бодрствующей комы (другое название акинетический мутизм). К тому моменту, когда мой коллега, доктор Субраманиам Шрирам, обследовал его, он пробыл в этом состоянии уже почти три месяца. Из‑за повреждения коры передней части поясной извилины головного мозга Джейсон не мог ходить, говорить и производить действия. Он спал и бодрствовал в обычном режиме, но был прикован к постели. В бодрствующем состоянии он выглядел внимательным и здравомыслящим (если так можно выразиться слова теряют свой смысл при описании подобных состояний). Иногда он негромко «ойкал» й отстранялся, реагируя на боль, но не всегда. Он мог двигать глазами, часто провожал взглядом людей. Однако он никого не узнавал, даже своих родителей и родных братьев и сестёр. Он не мог говорить и понимать речь, так же как и не мог сколько‑нибудь осмысленно взаимодействовать с людьми.