Воспоминания - Андрей Фадеев

Я убежден, Государь, когда меня уже не станет, мой достойный начальник генерал-лейтенант Инзов, ревностно расположенный ко всему, что может быть признано полезным, и коллежский асессор Фадеев, — чиновник исполнительный, прилежный, разумный и одушевленный тем же духом как и наш начальник, — не допускающие себя робеть пред трудностями начала, — направят и поведут постепенно это дело к предназначенной цели таким образом, чтобы колонии могли современен служить образцом для туземных жителей.

Государь, удостойте всемилостивейшего дозволения умолять Ваше Императорское Величество, о даровании мне еще последней милости, — простить смелость изложения этих долгих подробностей тому, который пребудет до последнего своего вздоха с чувством самого высокого почитания и благоговейной преданности, Вашего Императорского Величества, всепокорнейший верноподданный Самуил Контениус».

Часть II

Первые впечатления мои с приездом в Тифлис были неопределительны и разнообразны. Местоположение и виды города мне и жене моей понравились. Мы остановились на квартире, заблаговременно для меня приготовленной, в части города, именуемой Солалаками, в доме отставного капитана армянина Мурачева. Хозяин с женою оказались люди добрые и гостеприимные, квартира порядочная и удобная для нас троих; вид на горы с галереи дома представлялся прелестный, а время наступило в здешнем крае самое лучшее, то-есть осеннее, а потому эта первоначальная обстановка подействовала на нас довольно приятно. Но дороговизна дала себя почувствовать с самого приезда: и квартира, и все потребности жизни (кроме некоторых фруктов) оказались значительно дороже нежели во всех тех местах, где мы до этих пор жили[85].

Князь Воронцов был так внимателен, что, при отъезде моем от него из Кисловодска, писал начальнику гражданского управления генерал-лейтенанту Ладинскому и вице-губернатору Десимону, прося их ознакомить меня со всем тем, что заезжему семейному человеку в незнакомом крае знать необходимо. Подобным вниманием к своим подчиненным князь Воронцов особенно привлекал к себе. Этим качеством, в такой степени, как оно было у него, мало кто обладает в его высоком положении.

Ладинский, по месту начальника гражданского управления, состоял председателем Совета главного управления Закавказского края. Хотя и без всякого образования, но с природным умом, он был, что называется, хитрый хохол, умевший угождать высшему начальству и туземным аристократам, из коих, в особенности с мусульманскими (по прежней свой службе в их среде, когда еще был полковым командиром), находился в большой дружбе. Он сильно защищал их интересы в невыгоду крестьян, когда совершалось дело о правах высшего мусульманского сословия, и так запутал его, что и теперь, в 1864 году, неизвестно, как и когда оно кончится. Это он, кажется, предвидел и немедленно по совершении этого дела подал в отставку; а когда по воспоследовании его увольнения один из членов Совета спросил его: «кто же будет теперь расхлебывать кашу, которую вы по этому делу заварили?» — то он с иронической улыбкою ответил: «Уж никак не я!» — Но для своих сотоварищей и подчиненных он был человек добрый и очень радушный хлебосол. Он недавно (в шестидесятых годах) умер в Феодосии и оставил, говорят, кроме хорошего недвижимого имущества в Крыму, более ста тысяч рублей капитала, и притом всегда жил весьма недурно, даже широко; а потому и кажется, что экономией от своего содержания столько накопить едва-ли мог.

Другими моими товарищами по Совету тогда были генералы: князь Чавчавадзе, Реут, Коханов, Жеребцов, Семенов и Шрам. Чавчавадзе был грузинский аристократ, для туземца того времени человек довольно образованный и влиятельный по отношению к своим соотечественникам, но с ним мне пришлось служить не долго. 7-го ноября того же года он упал с дрожек, расшиб себе голову и того же дня умер. Реут, Коханов, Жеребцов, из которых первые два старые, храбрые Кавказские ветераны, люди были хорошие, хотя мало приносившие пользы в Совете; то же должен сказать и о прочих. Один Семенов, хотя вертопрах не по летам и страшный говорун, выдавался однако, как человек смышленый и образованный он был одним из первых воспитанников Царскосельского лицея. Впоследствии князь Воронцов сделал его попечителем учебного округа, где он напутал самым непозволительным образом, да еще промотал казенные деньги, что послужило поводом к его удалению от должности и окончательному изгнанию. После оставления своего служения на Кавказе, Семенов получил место члена главного управления училищ, под покровительством родственника своего, графа Ростовцова. Он умер в 1863 году в Женеве.

Служба моя в самом начале оказалась вовсе нетрудною, особенно при сравнении с бесчисленными заботами и неприятностями на Саратовском губернаторстве; а что лучше всего — ответственности никакой, потому что все постановления Совета исполнялись не иначе как по утверждении их наместником. Заседания происходили не чаще как раз или два в неделю, но занятия в них бывали серьезные, многосложные, далеко не столь ничтожные как впоследствии, с 1859 года, по преобразовании Совета князем Барятинским.

Кроме сотоварищей моих по Совету, я познакомился и с другими лицами в Тифлисе, или по необходимости служебных с ними отношений, или по уважению, коим они пользовались в обществе, или по значению их официального положения. У князя Воронцова, возвратившегося в Тифлис в первых числах ноября, я встретил людей, давно мне известных со времени моей жизни в Новороссийском крае, с которыми судьба привела меня снова увидеться и жить в одном месте. В числе их, одним из первых по давности знакомства, следуют назвать Степана Васильевича Сафонова, директора канцелярии наместника, о встрече с которым по дороге моей в Кисловодск я упоминал. Он был сын секретаря Екатеринославской духовной консистории, и я его видал еще с самого начала моего прибытия в Екатеринослав, когда он мальчиком бегал босиком по улицам. По окончании обучения в тамошней семинарии, отец определил его в гражданскую службу, успел поместить в канцелярию Новороссийского генерал-губернатора, где он, по прибытии князя Воронцова в Одессу, был им замечен как молодой человек проворный, ловкий, сметливый, коего он мог прилаживать для всего, чего бы то ни было. Словом, он состоял при Воронцове тем же, чем Попов у Потемкина. Быстро и скоро он возвысился в чинах, почестях, и когда князь Воронцов был назначен Кавказским наместником, то дал ему место директора своей канцелярии. Сафонов, разумеется, угождал князю во всем, непрестанно и постоянно получал крупные награды, и когда в на стоящем звании получать ему уже было нечего, то по ходатайству князя определен сенатором в Петербург, где и умер, кажется, в прошлом году. В отношении финансовых средств, он тоже устроил свои дела очень удовлетворительно, в особенности выгодной женитьбою на дочери богатого Одесского негоцианта, грека Маразли. Сказать о нем более нечего: человек был впрочем недурной, но всему предпочитавший свои личные интересы.