Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

Мечтой ей не получится реализоваться самой по себе. Необходим сосуд, который она заполнит и в котором будет находиться, пока не получит освобождение. Другое отличие заключается, на мой взгляд, в том, что происходит после. Детеныши крепнут, вырастают, все быстрее становятся самостоятельными и в один прекрасный день покидают свои гнезда. А Мечта…

С ней происходит что-то иное, и я сейчас не рискну дать точное описание того, что бывает после. Мне кажется, что Мечта никогда не покидает того, кто следует за ней, а в тот момент, когда она, казалось бы, достигается, ей удается незаметно отбежать еще немного вперед и опять вести за собой. Покидает она только тогда, когда человек сознательно отказывается от нее. Это событие приводит к непоправимым последствиям: Мечта уходит к другому, а в человеке образуется Пустота, которую он сразу станет заполнять чем угодно, но только не тем, что ему действительно нужно. Может быть ему повезет и у него родится новая мечта, но за спиной у него к тому времени уже будет успешный тяжелый опыт отречения, а не стойкого преодоления трудностей, созидания и воплощения. От такого опыта ему уже будет не отмыться.

Хочу сразу оговориться: лично я не считаю такое событие, как отречение от Мечты, ошибкой. В моем лексиконе ошибка — очень даже позитивное слово. Ошибка — неотъемлемый атрибут работы. Никто не может безошибочно пройти свой путь к намеченной цели. Каждая ошибка дарит нам бесценный опыт, который незаметно дает особую силу, которая в свою очередь обнаруживается на очередном преодоленном препятствии. Сильный соперник никогда не отдаст победу без борьбы и будет бить жестко, сильно, метко, пока мы не поймем, как избегать его ударов и как заставить его ошибиться. Ты можешь не вступать в бой и быть уверенным в том, что никогда не ошибешься, однако тем самым ты не изменишь его чемпионского статуса и всегда останешься претендентом. Но само слово «претендент» содержит в себе смысл борьбы, поэтому в бой нужно вступить.

А вот отречение…

Филипп на короткое время замолчал. Он наблюдал за игрой огня в лампе и о чем-то думал. Аарон не решился войти в разговор. Выдержав паузу, Филипп продолжил. Говорил он медленно, вдумчиво, осторожно подбирая слова, и не переставал смотреть на пляшущее пламя.

— Отречение — это манифест, это акт, поступок, категория иного рода. Это договор, капитуляция, признание того, что все это время ты обрекал свою мечту на забвение, а может быть и отнимал чужую Мечту у кого-то и присваивал ее себе.

Тут Филипп перевел взгляд на Аарона и, глядя ему в глаза, заключил:

— Это — преступление.

Наконец, Филипп сделал первый глоток пива. Это дало ему возможность сменить общее настроение беседы.

— Наша жизнь — это одна большая задача без вопроса и со множеством переменных и неизвестных. Решения, применявшиеся в юности, зачастую не работают в зрелом возрасте, однако без самих ошибок юности до зрелости попросту не дойти. Начальные условия у всех разные, время на решение такой задачи ограничивается лишь сроком, отведенным нам в этой жизни, всякая величина имеет тенденцию стать переменной, и никто никогда не возьмется счесть полученные ответы единственными верными. И только мы сами — только мы! — знаем, что то, что мы делаем, есть то, что мы действительно должны делать.

Когда рождается Мечта она начинает расти вместе с тобой. У тебя она, насколько я помню, всегда имела отношение к театру. Тебя ведь почему прозвали принцем Датским, знаешь?

— Знаю вроде, — наконец заговорил Аарон. — Как мне рассказывали, я играл в солдатики, и в какой-то момент генерал атакующей армии обращался к своим солдатам: «Что делать с пленными — бить или не бить: вот в чем вопрос», а потом сам и отвечал: «Бить!». Намного реже было «не бить!», и тогда в игре у меня появлялась новая сюжетная линия.

— Ну да, а сама фраза-то откуда взялась? Она засела тебе в мозг когда мы практиковались в переводе знаменитого монолога. Помнишь как мы собирались у вас дома?

— Припоминаю, очень смутно.

— Тебе тогда было лет пять. Мы пытались понять в чем же заключается особенность этого монолога, и было решено каждому из нас попробовать сделать независимый перевод и сравнить результаты. Основные тексты у нас, естественно, получались разными, но начало оставалось преимущественно одним и тем же: «быть или не быть: вот в чем вопрос». У тебя же это превратилось в «бить или не бить», и иногда ты добавлял то «по чем вопрос», то «о чем вопрос», то вдавался в свободную прозу: «так вот у нас о чем вопрос есть». Мы все ухохатывались. Кстати, этот монолог официально считается одним из семи солилоквиев в «Гамлете», но если читать внимательно, то становится ясно, что Гамлет, вопреки правилам солилоквия, обращается не к самому себе, тем самым передавая мысли зрителю, а к конкретным людям, к конкретным участникам сцены, а посему я всегда буду называть его речь монологом.

Но не будем отвлекаться от темы. Ты разыгрывал спектакли со своими солдатиками, «бил или не бил» их, делал в сюжете неожиданные повороты и развивал сюжетные линии персонажей, а в то же самое время твой дед с моим отцом играли на сцене их театра. Они были мастерами своего дела, и им несложно было заметить в тебе то, что не всегда можно было найти у их коллег по театру — та искренность, с которой ты это делал, та честность. Это твой дед прозвал тебя принцем Датским.

Аарон слушал очень внимательно. Его интересовала каждая деталь тех дней, каждый нюанс.

— А теперь ты вырос и стал дипломированным артистом вместе со своими сокурсниками. Однако диплом сам по себе еще ничего не значит. Кто-то, конечно же, со мной не согласится, но на самом деле все зависит от того, насколько ты честен по отношению к самому себе. Если у тебя есть мечта играть и стать актером и ты веришь в нее и делаешь все возможное, чтобы претворить ее в жизнь, то рано или поздно ты добьешься своего. Надо постоянно делать то, что ты хочешь, можешь и любишь, и тогда, даже если у тебя не будет на руках диплома,