Незаконнорожденная - Кэтрин Уэбб

– Скажите, миссис Уикс, мой сын хотел на вас напасть? – наконец спросила она.

– Не думаю. То есть… он хотел разбить эту банку. В гневе… Не думаю, что он собирался причинить мне вред.

«Но он бы его причинил, не отступи я вовремя назад. Даже не отдавая себе в этом отчета». От этой мысли ее охватила дрожь.

– Что его так рассердило?

– Я… это была моя вина. Я заговорила о любви. Хотела утешить его, приободрить, когда он разволновался. Но результат оказался прямо противоположным.

– Да, этого следовало ожидать, – отозвалась миссис Аллейн, и когда Рейчел подняла глаза, то увидела, что мать Джонатана пристально на нее смотрит. – Но кому, как не вам, знать… вам, которой тоже известна горечь утраты… что любовь может оказаться очень жестоким чувством.

– Да, полагаю, что так.

– Перед вашей первой встречей с моим сыном я, кажется, сказала, что почувствовала в вас сильную натуру. Вы не помните?

– Да, так и было, миссис Аллейн.

– Я почувствовала это, потому что мы сродни друг другу. Эту силу рождают страдания, которые мы сумели преодолеть. У Джонатана ее нет, поэтому его раны до сих пор не зажили.

– Вы говорите о вашем горе, которое вы перенесли, потеряв мужа и отца?

При этих словах лицо миссис Аллейн на короткое время утратило свойственное ему спокойствие. Веки опустились, нижняя губа задрожала, но лишь на один миг.

– Я была замужем за мистером Робертом Аллейном всего два года, и после его безвременной кончины мне пришлось вернуться к отцу. Это были два самых счастливых года в моей жизни, – проговорила она, словно чеканя тяжелые и холодные слова, полные горя.

В это мгновение Рейчел увидела миссис Аллейн совсем с другой стороны. Перед ней была одинокая и напуганная женщина, а вовсе не гордая, знатная леди. Рейчел импульсивно взяла ее руку в свою и крепко стиснула, утешая и миссис Аллейн, и саму себя.

– Я никогда не буду счастливой, – сказала Рейчел с тихой тоской, – потому что такой любви… такой страстной любви… мне так и не довелось испытать.

Но Джозефина Аллейн отодвинулась от нее, словно захлопывая приоткрывшуюся было дверь.

– Не жалейте об этом, – сказала она. – Такая любовь, скорее всего, не даст счастья. В конечном счете это чувство не принесло его ни мне, ни моему сыну. – Сказав это, миссис Аллейн посмотрела на их сцепленные руки столь красноречиво, что Рейчел смутилась и разжала пальцы.

– Но вы ведь никогда не жалели о своей любви? – спросила она.

Миссис Аллейн ответила не сразу, на ее красивом лице отразилась вереница картин, одна за другой представших перед ее мысленным взором.

– Да, наверно, – произнесла она наконец. – Я ценю уроки, которые из нее извлекла, больше, чем любые другие. Ту силу, которую мне дала ее утрата. Нам, женщинам, нужна эта сила, чтобы преодолевать испытания, которые готовит нам жизнь. Испытания, через которые мужчины заставляют нас проходить.

Она произнесла это так мрачно, что Рейчел не нашла что ответить.

Когда Фалмут принес туфли Рейчел, она сразу поняла, что запах спирта на них остался. Надевать их не хотелось, но выбора не было. Миссис Аллейн сморщила нос и нахмурилась.

– Что ж, вам придется дойти в них до дома, миссис Уикс, мои вам едва ли подойдут. У меня всегда были очень изящные ноги, а ваши… Но потом сожгите их и купите новые. Вот вам на расходы, и чулки тоже оставьте себе. – Она взяла несколько монет из стоящей неподалеку шкатулки и передала Рейчел.

– Вы очень добры, миссис Аллейн.

– Да, но добры ли вы, миссис Уикс? Достаточно ли в вас доброты?

– Простите, я вас не поняла.

– Придете ли вы опять к моему сыну, невзирая на это… несчастье? – спросила она резко, почти с нетерпением.

«Если я откажусь, она больше не станет тратить на меня свое время».

– Мне… мне нужно отдохнуть и подумать, миссис Аллейн.

– Подумать? – отозвалась Джозефина и махнула рукой. – Ну хорошо. Не торопитесь, миссис Уикс.

Как только Рейчел пришла домой, она тут же отдала туфли нищенке. Ужасный запах успел впитаться и в чулки, которые дала ей миссис Аллейн. Она сняла их и, взяв двумя пальцами, положила в лохань с мыльной водой, после чего села у выходящего на улицу окна и принялась поджидать Ричарда, погрузившись в раздумье. Ее мысли были заняты Джонатаном Аллейном, его рассказом о войне и финальной сценой их встречи, когда он не сумел сдержать охвативший его гнев. «Неужели Пташка права? Не мог ли он причинить Элис вред, хотя бы и против желания, а потом ничего об этом не помнить?» Теперь эта мысль тревожила Рейчел куда больше, чем раньше. «Но он ее не убивал, – проговорил далекий, как эхо, голос. – Только не это. Если действительно существовало письмо, написанное для Элис каким-то незнакомым человеком… то не он ли заставил ее исчезнуть? Или помог ей это сделать? Если так, возможно, она жива».

Стук в дверь заставил Рейчел вздрогнуть. Когда она отперла дверь, на пороге стоял чумазый мальчишка с запиской для нее. Она дала ему фартинг[73], и он убежал. Записка была написана на маленьком клочке бумаги, оторванном от листа большего размера. Чернила были черными как сажа, а почерк с сильным наклоном и экстравагантными росчерками выглядел неряшливым, как будто писавший сильно спешил. В записке было всего несколько слов, но и их оказалось достаточно, чтобы успокоить Рейчел: «Простите меня. Дж. Аллейн». Рейчел сжала записку в кулаке и держала, пока та не стала такой же мягкой и теплой, как ее ладонь. «Та, другая записка является главным ключом к происшедшему – письмо из дерева влюбленных, написанное для Элис. Неужели она изменила Джонатану с другим? И какова причина его мук – воспоминания о войне или тайная вина? Я должна это выяснить».

Рейчел не приходила в дом в Лэнсдаунском Полумесяце в течение нескольких дней. Ей нужно было успокоиться, собраться с духом, разобраться в своих мыслях и чувствах. Она не могла понять, почему хранит записку Джонатана Аллейна в шкатулке для безделушек и время от времени перечитывает, словно там содержится какое-то важное и замысловатое наставление, которое нужно заучить наизусть. Прошло немало времени с тех пор, когда Рейчел в последний раз навещала Дункана Уикса, поэтому она взяла мясной пирог, еще хранивший тепло духовки, в которой он был испечен, и отправилась к нему. Они сели по обе стороны его жалкого очага и стали есть с тарелок, поставленных на колени, держа в руках по кружке разведенного кипятком бренди, болтая при этом о всяческих мелочах и приятных воспоминаниях. Старик, похоже, пребывал в хорошем настроении, да и Рейчел тоже хотелось развеяться. Поэтому она не стала заводить речь об Аллейнах и о связанных с ними нелегких проблемах.

Покупать новые туфли на деньги, которые ей дала миссис Аллейн, Рейчел пошла вместе с Харриет Саттон и Кассандрой. В тот день стояла лютая стужа, и потому главной темой их разговоров стали мечты о приходе еще далеких весны и лета, о пикниках и лодочных прогулках, на которые они отправятся вместе, о платьях с короткими рукавами, которые наконец можно будет надеть, и о цветах, которыми они станут украшать шляпки.

– На те деньги, которые она вам дала, вы могли бы купить куда лучшие туфли, – сказала Харриет, когда сапожник снял мерку с ноги Рейчел и та выбрала фасон в книге с образцами изделий.

– Я знаю. Но на то, что осталось, мы сможем пойти куда-нибудь выпить чаю, и я смогу купить нам пирожные. Вы не возражаете?

– Конечно нет! – воскликнула Кассандра, и ее лицо просветлело.

– Старые туфли были слишком легкими, чтобы ходить в них через весь город два раза в неделю, как мне приходится делать теперь. А эти простые, крепкие и прослужат куда дольше.

– А мистер Уикс не будет против? Вдруг ему не понравится, что вы потратили деньги на нас? – тихо спросила Харриет, чтобы ее услышала одна Рейчел.

– Он ничего об этом не узнает, – ответила та. – А если бы и узнал, то к чему ему лишать меня удовольствия побаловать своих друзей? На самом деле ему самому хочется, чтобы я чаще бывала в обществе. Он так говорил.

– О, я уверена, что этого удовольствия он вас не захотел бы лишить, – улыбнулась Харриет, хотя в ее глазах мелькнуло недоверие. – Но, возможно, мы не совсем то общество, которое он имел в виду.

«Она вспомнила о деньгах, которые мой муж проиграл за карточным столом, и догадывается, что это случилось с ним не в первый раз. Харриет знает, как сильно он надеется, что я сделаю его богаче», – подумала Рейчел и, обнаружив, что эта мысль нимало ее не смутила, про себя поблагодарила подругу за понимание.

– То, что вы можете потратить деньги так, как хотите, можно рассматривать как акт справедливости, – продолжила Харриет дружелюбным тоном. – Кстати, карманные деньги, которые мне выдавал отец, намного превосходили суммы, которые я могла потратить в первые годы замужества.

– Что ж, пожалуй, то же можно сказать и обо мне. Хотя, конечно, прошло много лет с тех пор, когда у меня водились деньги, которые я могла тратить по своему усмотрению. Так что не мешайте мне насладиться этим небольшим вознаграждением, – сказала Рейчел с улыбкой.