Посланница преисподней - Ольга Митюгина

Вир, памятуя печальный утренний опыт, остался в коридоре, дав другу возможность подготовить старого мага к встрече с «божественным тариллином» в его звериной ипостаси.

«Тар, как дела?» — спросил он, просовывая голову в спальню эльфа. Таривил пожал плечами — он с кислым выражением лица сидел на подоконнике и перебирал струны лютни.

Белый тигр толкнул дверь, открыв её полностью, и бесцеремонно ввалился в комнату.

«Прошу меня простить за столь наглое вторжение, но меня несколько тревожит выражение печали, омрачающее ваш взор», — с преувеличенной вежливостью сообщил вампир.

Таривил невольно улыбнулся.

— Я не люблю демонов.

«О Мортис! Они не выполняли ваших распоряжений?» — показал клыки в своей фирменной усмешке Вир.

— Выполняли.

«Какой ужас! Они дышали одним воздухом с вами!.. Я прав?»

Таривил гневно сжал губы, но, метнув взгляд на невинную тигриную морду, не удержался от смеха.

— Вирлисс, вы…

Эльф замолчал. Тигр с преувеличенным вниманием склонил голову набок. В глазах его прыгали смешинки.

— Вы — тариллин, — только и нашёл что сказать юноша. — Вы настолько чужды злу, что не верите в него. Не видите…

«Я верю в зло, — серьёзно ответил Вирлисс. — И я видел его. Боюсь, что увижу ещё не раз… Но я верю и в добро. Верю, что оно есть в каждом. Даже в демоне, Таривил. И я верю, что оно сильнее зла».

— Это опасная вера, Вирлисс, — Таривил отложил лютню. — Простите, она… Если бы вы не были божественным существом по самой природе своей, я сказал бы, что ваша вера граничит с наивностью. Представьте, что они напали на вас. И что же, вы встретите их проповедью о силе добра?

«Ну, если мне не изменяет память, в Преисподней убеждения нисколько не помешали мне уложить несколько десятков демонов, — небрежно хмыкнул Вир. — Мы говорим о разных вещах, Тар. Я пытаюсь донести до тебя древнюю, как Вселенная, истину, что худой мир лучше доброй ссоры, а ты мне сразу о ней. О пресловутой доброй ссоре….»

— Убеждения… не помешали уложить… несколько десятков демонов? — Эльф нахмурился. — На вас напали? Я так и знал! — Таривил даже соскочил с подоконника. — Как это случилось? И почему тогда вы?… — юноша запнулся на полуслове.

«А-а-а… — довольно протянул Вир. — Почему мы их сюда привели?… И что там с нами происходило?… Интересно стало? А я-то всё думал, начнёшь ты расспросы или побрезгуешь….» — тигриная морда приняла наилукавейшее выражение.

Таривил всплеснул руками.

— Вы… Вы просто… Вы иногда…

«Бываю просто невыносим, да, — согласно кивнул тариллин. И со смехом добавил: — Понимаешь, это помогает оттенить моё совершенство».

Эльф внимательно посмотрел на белого тигра. Под лучами зимнего солнца, падавшими из окна, мех лучился снежными искрами.

Совершенство…

И Тар с небывалой ясностью осознал: что бы ни скрывалось за внешне легкомысленными словами Вирлисса — шутка ли, горькая ли самоирония — но они правдивы.

Посланник богини…

Таривил облизнул пересохшие губы и медленно приблизился к этому безупречному созданию.

И преклонил колени.

— Божественный тариллин, — прошептал юноша, коснувшись кончиками пальцев пола у передних лап опешившего Вира. — Божественный тариллин, я молю тебя, яви мне свою милость.

Вир растерялся. И страшно хотелось отшутиться… но как оттолкнуть, как обидеть этого одинокого несчастного мальчика, который и собственному Господину не решается довериться?

И Вирлисс просто наклонился, чуть ткнув влажным носом Таривила в лоб — успокаивая и утешая.

….Между ними вспыхнул тёплый белый свет — вспыхнул и разросся, заполнил всю комнату, окутав фигуры божественного зверя и коленопреклонённого эльфа.

И пропал.

— Благодарю, тариллин… — благоговейно прошептал эльф, не веря себе.

Вирлисс глубоко вздохнул. Его била внутренняя дрожь.

Не думая, не загадывая, не желая — он ниспослал благодать богини!

Так, как не снилось ни одному жрецу…

— Вы мне расскажете теперь, что с вами произошло? — не поднимаясь с колен, спросил Таривил.

«А вот пойдёшь с нами чай пить в Верхний храм, — тоном заправского шантажиста протянул Вир, — тогда расскажу».

Таривил улыбнулся, поднялся с колен одним плавным скользящим движением и вышел за тариллином в коридор.

Там уже стояли оба лича: хозяин Храма и старый преподаватель. Арит с изумлением и любопытством воззрился на белого тигра, не в силах скрыть восхищения — восхищения этой безукоризненной, немыслимой для реального мира красотой.

— Вирлисс, вы обязаны мне рассказом, — выдохнул он.

«Конечно, — белый тигр склонил голову. — Но смею предположить, что сегодня я буду не единственным рассказчиком».

— Так идёмте же! — нетерпеливо объявил Арит. — Самое время заварить чай.

….В синем небе зажигались звёзды. Шумели волны далеко внизу, у подножия, просторный зал освещали кадильницы, над вскипевшим чайником поднимался ароматный пар, и четверо обитателей Храма, разобрав кружки, рассаживались на стульях вокруг большого стола.

— Кто первый? — с предвкушением поинтересовался Арит.

Эет улыбнулся.

— Пожалуй, приключения на нас с Виром обрушились одновременно… Я начну, а Вир дополнит меня, если понадобится.

Вирлисс кивнул, и Эет заговорил.

Он рассказывал Таривилу и Ариту о событиях до падения Атариды, о годах, проведённых в полном одиночестве, о встрече с белым тигром, о научных исследованиях, победах и поражениях…

О встрече с Локи.

И о формуле трансформации зомби в лича.

Арит не находил себе места. Он привставал, всплёскивал руками, забывая о кружке с чаем — чуть не обливая себя и соседей, и в глазах его полыхал безумный восторг — восторг учёного. Профессора, кажется, больше потряс факт научного прорыва, совершённого Эетом, чем рассказы о богах и богинях.

— Это… Это невероятно! — восхищённо шептал он. — Это…

— Мои записи в вашем распоряжении, — любезно откликнулся на эту невысказанную мольбу Эет. — Впрочем, как и библиотеки Храма. — И подкупающе добавил: — Арит, могу я просить вас руководить восстановлением университета?

— О чём речь! — воодушевился учёный.

Таривил слушал Господина сдержаннее. Эльф не поднимал глаз от кружки, только иногда заправлял за ухо капризную прядь. А когда Эет в своём рассказе дошёл до гибели Атариды, Тар весь сжался, словно мечтал исчезнуть.

Когда же очередь дошла до него, он заговорил: сперва медленно, через силу, а потом всё быстрее и быстрее — торопясь выплеснуть наружу всё, что терзало душу.