Высшая ценность - Александр Лоскутов

Кинжал все еще был у меня в руке. И я выбросил его вперед, по самую рукоять загоняя холодную сталь в живот успевшему только испуганно раскрыть рот инквизитору.

Полыхнула с трудом сдерживаемой радостью клочковатым облаком ползущая вокруг тьма. Мгновенно окрепла аура кинжала, резко раздвинув давящие стены света. И на какое-то мгновение, как во время битвы с оборотнями, я вновь увидел мир в черно-белом цвете.

Серое, мягко колышущееся марево вдоль бесцветных стен. Тусклая лампочка у потолка, светящая не более чем в треть накала. Диван, стол, стулья, книжный шкаф — все такое неважное и незначительное, что даже зацепиться взглядом не за что. Ярко-белые с редкими темными прожилками ауры инквизиторов. Черно-белая радуга души Хмыря. Угольно-черный вытянутый сгусток чистого зла в моей ладони…

И ослепительный столб белого огня. Настолько яркий, что на него даже смотреть было невозможно.

Ирина!

Я тряхнул головой, возвращая миру цвета.

В этой комнате все смотрели на меня: стоящие у стола инквизиторы, одним из которых был отец Василий, Хмырь — его взгляда не видел, но чувствовал, как он царапает мне спину, Ирина.

Ирина… Я попытался поймать ее взгляд, но, столкнувшись с колючей стеной синего льда, мгновенно отвел глаза, вновь обратив внимание на инквизиторов. Лучше я буду смотреть на них. Горящая в их глазах ненависть, по крайней мере, по-человечески понятна, и она не имеет ничего общего с той бесконечно-холодной ледяной пустошью.

Так мы стояли и молчали в полной тишине, нарушаемой только далекими отзвуками все еще продолжавшейся наверху вялой перестрелки да хриплым дыханием сползающего по стене раненого инквизитора. Подол его белоснежной рясы быстро пропитывался кровью. Кровь лениво капала и с острия опущенного к земле кинжала. Кровь была в моих глазах, и кровь была в душе.

Я видел, чувствовал, обонял ее…

Мы все стояли и молчали, теряя драгоценные секунды, до тех пор, пока мимо моего плеча не протиснулся Хмырь. И улыбнулся никогда еще не виданной мною на его губах гадливой улыбочкой:

— Какая встреча, коллега. Какая встреча! Я вздрогнул. Но, к счастью, слова эти адресовались не мне.

— Вы даже не представляете, насколько я рад вас видеть в добром здравии, коллега.

— Вряд ли это взаимно, — буркнул отец Василий.

— Да-да… Конечно. Ведь вы, коллега, помнится, настаивали на смертной казни. Не так ли?

— И разве я был не прав… бывший коллега?

Взгляды верховных инквизиторов, рассыпая искры, скрестились, как два меча. Но голоса оставались все такими же спокойными.

— Возможно… Но буду ли прав я, настояв сейчас на ВАШЕЙ смерти, коллега? — Пистолет в руке Хмыря медленно поднялся, уставившись черным зрачком дула прямо в лоб отцу Василию. Я мельком взглянул в лицо Хмырю, но тут же поспешил отвести взгляд. Судя по глазам, он действительно был готов убить. И сделал бы это не задумываясь.

Но отец Василий только презрительно фыркнул:

— Ну давай… коллега. Застрели меня. Докажи, что я был прав, считая тебя повязанным с тьмой предателем.

— Зачем мне что-то доказывать, коллега? Да и кому нужны эти доказательства? Для себя я уже доказал все, что хотел, а тебя мне все равно не переубедить. Так что прощай, коллега…

Я думал, он его застрелит, но Хмырь вместо этого просто опустил пистолет.

— Даст Бог, мы больше никогда не увидимся.

— Завтра Он сотрет тебя с лика земли, — пообещал отец Василий.

— Может, меня, а может, и тебя. Или нас двоих вместе. Ты взялся решать за Господа, кто достоин пережить новый День Гнева, а кто — нет, коллега?

И вновь искры скрестившихся взглядов.

— Ты связался с бездушными. Что тебе до Господа, отступник?

Короткий взгляд в мою сторону. Легкая улыбочка, сопровождающаяся холодным невыразительным взглядом. Хмырь будто пытался предупредить меня о чем-то.

Но я не понял о чем. Если он хотел, чтобы я не вмешивался, то я и так не собирался.

Гораздо интереснее слушать спор двух священников, чем влезть в него и получить от души сразу с обеих сторон.

— Он не бездушный. Да, в нем кроется тьма, но эта тьма — человеческая.

— Какая разница? Даже по твоей теории, за которую тебя и вышвырнули из церкви, от исконно человеческого зла всего полшага до зла адского.

— Но по той же теории человеческое зло все же выше вколоченного свыше божественного добра.

— Твоя теория еретична и богопротивна! Она запрещена церковью.

— Тогда почему ты сам ссылаешься на нее? Бросаться чужими цитатами из тех, что считаешь неверными, — уловка из арсенала тьмы.

— Обвинять собеседника в том, в чем грешен сам, — это тоже уловка тьмы.

Брызги искр. Мечи, сотканные из слов.

— Я способен признать тьму в себе. Но способен ли на это ты, карающая длань божественного света? Сколько душ отправилось на небеса по твоему слову? Ты предал анафеме даже собственного племянника, когда тот по малолетству стакнулся со злом.

Так, видимо, пошла в ход тяжелая артиллерия…

— Не моя вина, что он избрал этот путь. Я всего лишь заботился о его душе.

— Но он умер.

— Я этого не хотел, — впервые отец Василий отвел взгляд. Всего лишь на мгновение, но отвел. — Мне жаль, что так получилось. Я молюсь о нем ежедневно…

— Что ему до твоих молитв? Его тело давно уже рассеялось дымом.

— Господь видит, это моя вина. Но именно ты поставил его на этот путь. Ты толкнул его во зло. И не смей ставить мне в вину свои грехи, предатель!

Отец Василий, едва не сорвавшись на крик, сжал кулаки и шагнул вперед. Застывший взгляд Хмыря чуть дрогнул, но уже через мгновение вновь уставился в лицо инквизитору. Теперь уже поверх прицела.

Я счел за лучшее вмешаться, пока дело не кончилось убийством. Тем более что далекие отзвуки перестрелки вроде бы начали утихать. Либо инквизиторы одолели-таки бездушных, либо наоборот. В любом случае вполне возможно, что скоро сюда явятся победители. Плюс к тому с начала этой заварушки прошло достаточно времени, и машины с армейскими подразделениями правопорядка должны быть уже на подходе.

— Стоп! Хватит пустой болтовни. — Я схватил Хмыря за руку, силой заставляя его опустить пистолет. — Все это, конечно, очень интересно, но нам пора уходить.

Объединенная ненависть в глазах обоих верховных инквизиторов — бывшего и нынешнего — была столь велика, что, если бы взгляды могли убивать, меня б в момент растерло по стенке.

— Оставь, Алексей. Я шесть лет мечтал встретиться с этой сволочью…

— Не лезь, бездушный. Это не твое дело!..

— Плевать мне на то, чье. — Я снова рванул Хмыря на себя. — Успеешь еще выследить этого типа, если уж он тебе на мозоль наступил. Если хочешь, я тебе даже в этом помогу. Но сейчас нам надо идти.