Маятник судьбы - Денис Чекалов

Я ударил монстра по голове сбоку; лошадь остановилась, словно внезапно ощутила натянутые удила. Передние копыта твари переступали на месте, выбивая глухую дробь по твердой земле, затем они подогнулись и лошадь упала, уставившись остекленевшими глаза в траву.

Я подошел к второму всаднику, который все еще лежал на спине.

– Предатель, – прохрипел тот, пытаясь подняться. – Ты предал человеческий род. Эта тварь…

Я наклонился и ударил его кулаком в висок. Струйка крови потекла из его правого глаза. Он был мертв.

Два всадника налетели на Франсуаз одновременно – один с севера, откуда дул ветер, другой с противоположной стороны. Уклониться от одного из них значило попасть под копыта другого.

Франсуаз крутанулась на месте, выставив перед собою меч. Острый клинок перерубил передние ноги эрифманских лошадей, и они рухнули на землю, выбрасывая седоков из седел.

Два закругленных креста коуди коснулись пожелтевшей травы. Франсуаз прыгнула на своих противников и прижала их к земле, наступив ногами тому и другому на спину у основания шеи.

Пастыри священного камня попытались было сбросить ее, но лишь дернулись и застыли, скованные жгучей болью.

– Так, ребята, – жестко улыбнулась Франсуаз. – Почему вы напали на нас?

– Мерзкая демоница, – прохрипел один из поверженных ею стражей. – Наш долг защищать мир от таких, как ты.

– Неужели? – усмехнулась девушка.

– Мы – солдаты коуди, – глухо проговорил его това­рищ. – Их именем мы боремся с силами тьмы.

– Солдаты? – переспросила Франсуаз. – Тогда вот вам отставка.

Единым движением она рассекла головы лежащих людей и направилась ко мне, по пути добивая искалеченных лошадей.

– Где ты научился забивать скот ударом кулака? – спросила Франсуаз, бросив короткий взгляд на четвертого коня.

– Френки! – ужаснулся я. – Можешь ли ты себе представить, чтобы я такому учился?!

13

Франсуаз уперла ладони в крепкую талию и мрачным взглядом окинула каменного истукана.

– Ладно, Майкл, – произнесла она. – Я дам тебе вторую попытку.

Изогнутый крест коуди, символ шестерых пророков, кривился на черном камне посреди надписей. Я дотронулся до него, и выпуклости барельефа утонули под моими пальцами, тая в скальной породе.

Моим глазам предстала дверь, поворачивавшаяся на невидимых шарнирах. Внутри камень оказался полым. Седой старик с взлохмаченными волосами сидел в узкой келье, глядя на нас из-под кустистых бровей.

– Это еще кто? – удивилась Франсуаз.

– Книжник хоттов, – произнес я.

Маленький огарок свечи, прилепленный воском к каменному выступу, пробивал маленькое пятнышко света в вечной темноте кельи.

Три такие же свечки, перевитые промасленной бечевкой, лежали рядом. На небольшом дощатом столе находились книги. Доски были старые, когда-то покрытые маслянистым лаком, они не были скреплены ни гвоздями, ни скобами.

Тонкие шнуры, стягивавшие их вместе, проходили сквозь узкие отверстия, высверленные, в чем я почти не сомневался, палочками из дерева более крепкой породы.

Лавка стояла напротив стола с книгами; она служила старику и стулом во время его бдений, и кроватью в ночные часы. Она была слишком коротка, чтобы седовласый отшельник мог выпрямиться на ней во весь рост; спал он сидя.

Книг здесь было немного, десять или двенадцать. Часть из них давно лишилась обложек и корешков, страницы их выпали и топорщились стопками между других фолиантов, которым посчастливилось сохраниться лучше.

Больше ни одного предмета не было видно внутри чернеющего провала кельи, да ничего больше и не смогло бы в ней уместиться. Три или четыре пустых стручка гороха или конской фасоли лежали на деревянном ложе – остатки трапезы отшельника.

Сакральный камень, снаружи покрытый рисунками и письменами, почти ничто не украшало внутри. Лишь девять знаков, выдолбленных в скругленных стенах, выстраивались в неровную линию на высоте человеческого роста.

Это были основные символы религии хоттов. Их начинало изображение глаза, который обозначал вселенную, отраженную в одном человеке. Завершал путь факел, освещающий мир и прогоняющий тьму, шесть его лучей были шестью пророками народа хоттов.

Первый и последний знаки находились рядом, замыкая круг.

Книги лежали на деревянном столе, но не было рядом с ними пера; пальцы старика, привыкшие перелистывать пожелтевшие страницы, ловя скупой свет огарка, не знали пачкающих руки чернил.

– Что он делает здесь? – спросила Франсуаз, понижая го­лос и с опаской глядя на седого старика.

– Живет, – лаконично ответил я. – И читает древние тексты.

– Зачем? – Мы вели себя так, словно рядом не было этого человека, видевшего и слышавшего нас. Я пожал плечами.

– Зачем вообще живут люди? – спросил я.

– Демоны, – произнес старик, вытягивая вперед короткую руку. – Именем шестерых коуди заклинаю вас: сгиньте в преисподнюю, туда, откуда явились.

Земля вздрогнула под нашими ногами, волной темной энергии омывая ведическое кольцо. Черный камень пошатнулся, и стопки книг упали со стола, скользя и рассыпаясь на испещренные рунами листы.

– Заклинания на меня не действуют, многие пытались, – усмехнулась Франсуаз. – Лучше не пытайся, старичок, а то надорвешься. – Она повернулась ко мне. – Майкл, зачем мы здесь? Посмотреть на старого идиота?

– Нет, – ответил я.

Старик воздел обе руки, и стало заметно, что за плечами у него начал вырастать уродливый, скошенный на одну сторону горб.

– Именем коуди, – произнес он, – подателей света. Именем тех, кто ведет людей к чистоте добра и защищает от порочности мрака. Заклинаю.

Степь всколыхнулась под мощным толчком, родившимся на хрустальных границах измерений. Ведическое кольцо натянулось, заставляя пространство на своих границах искривляться и преломлять свет, так меняется дно, если смотреть на него сквозь неспокойную воду.

Кольцо прорвалось, черный камень сотрясся, и книги все до единой упали на пол кельи, одна за одной обращаясь в черные обуглившиеся хлопья. Книжник бы тоже упал, если бы келья не была такой узкой.

Когда мы вошли, старик был бледен. Посвятивший свою жизнь служению тому, что считал светом, он всю эту жизнь прожил, боязливо прячась от солнечных лучей.

Теперь же его лицо покрылось красными прожилками от вздувшихся в напряжении кровеносных сосудов. Он широко раскрыл рот, готовый произнести следующее заклятие.

Франсуаз ударила книжника по лицу раскрытой ладонью, и он упал спиной на стол. Сознание покинуло его.

– Я сказала – остынь, – процедила Франсуаз. – Майкл, какого черта! Я не маленькая девочка и больше не тащусь, когда кто-то мочится в штаны, пытаясь меня заклясть. Что мы здесь делаем?

– Лизардмен искал склеп, в котором захоронены тела коуди. – Я склонился над стариком. – Судя по тому, что старик мертв, он нашел. Вероятно, склеп находится где-то в архипелаге Гаргулий, о котором говорил перед смертью наемник.

– Но там же чертова тысяча островов, Майкл! – воскликнула Франсуаз. – И ни одной чертовой гаргульи, чтобы спросить дорогу. Кстати, откуда тогда такое чертово название?

– Вот почему нам нужен более точный адрес… Ты смотри, кажется, он приходит в себя.

– Я не стала бить его сильно, пока мы с ним не поговорим.

Седовласый книжник присел на край деревянного стола. Его глаза были полузакрыты, а рот приоткрывался. Он походил на человека, который собирается чихнуть и никак не может.

Старик даже не пытался дотронуться руками до разбитого лица. Наверное, давно забыл, для чего они могут служить ему, кроме переворачивания пожелтевших книжных страниц.

– Давай я, Майкл. – Франсуаз положила руку мне на плечо. – Мы с ним мило потолкуем.

Я покачал головой:

– Нет.

– Нет?

Сознание возвращалось к старику медленно, он моргнул, потом еще раз, все еще не видя ничего вокруг себя.

– Он считает нас воплощением зла, – процедила Франсу­аз. – И ты думаешь, он станет с тобой мило болтать?

– Да, – ответил я.

– Ты наивный добряк, Майкл, – сказала девушка. – Он тебе слова не скажет. Начнет заклинать нас, и его паралич ра­зобьет.

Я снова покачал головой.

Кустистые брови книжника дрогнули, он посмотрел на меня почти осмысленно.

Его веки опустились и снова поднялись. Наверное, в первое мгновение он еще верил, что его заклятия возымели над нами силу, но вот он понял, что этого не произошло, и разомкнул запекшиеся губы.

– Не надо, – мягко произнес я.

Книжник медленно выпрямился; старческие глаза недоверчиво смотрели на меня из-под кустистых бровей.

– Почему? – спросил он.

– Тысячи лун сменились над мирами с тех пор, как умер последний коуди, – произнес я. – Мир больше не расколот на детей света и детей мрака, и вам это известно лучше, чем мне.

Старик, нахохлившись, смотрел на меня снизу вверх.

– Это правда, клянусь пророками, – сказал он. – В мое время те, кто был одержим демоном, шли в церковь, молились и каялись, а теперь… – Он сплюнул и зажал руки между коленями – характерный жест деревенского старика, обиженного на весь мир.