Управляемые - Кристи Бромберг

Я немного ошарашена откровенной честностью Колтона, потому что ожидала, что он уклонится от любых личных вопросов, как делает обычно относительно своих загадочных комментариев. Моё сердце разрывается от переживаний за маленького мальчика, которым он был. Я знаю — он скрывает потрясения, через которые прошёл, пока нашёл своё место в уже сложившейся семье.

— Каково это — расти с публичными родителями, на глазах у всей общественности?

— Полагаю, сейчас моя очередь вернуться к допросу, — шутит он, вытягивая и укладывая руку позади моего сиденья, и лениво накручивает на палец прядь моих волос. — Они приложили все усилия, чтобы изолировать меня и Куин от всего этого. В то время СМИ не были такими всемогущими, как сейчас, — пожимает плечами. — У нас были строгие правила и обязательные семейные ужины воскресными вечерами, когда папа не был в отъезде. Для нас кинозвёзды, приезжающие на барбекю, были просто Том и Рассел, как и любые другие люди, которых приглашают на семейную вечеринку. Мы не знали их никак по-другому, — он широко улыбается. — Боже, потом они испортили нас гнилой правдой, пытаясь наверстать упущенное за прошедшие с детства годы.

Колтон замолкает, когда приносят наш заказ. Мы благодарим официантку, добавляя приправы к нашим бургерам, и каждый погружён в свои мысли. Я удивляюсь, когда Колтон продолжает рассказ о своём взрослении.

— Боже, я был для них сущим наказанием, — признаётся он. — Постоянно создавал разного рода проблемы, последствия которых им приходилось разгребать. Не слушался. Восставал против их воли — на самом деле, против всего — когда у меня был хоть малейший повод.

Я откусываю от своего бургера, издавая довольный стон. На его лице мелькает улыбка:

— Я говорил тебе, что они лучшие!

— Божественно! — Я дожёвываю. — О-о-очень вкусно! — Вытираю уголок рта салфеткой и продолжаю выпытывать из Колтона информацию. — Итак, почему Донован? Почему не Уэстин, например?

— А почему Ас? — наносит он контрудар, сверкая мне воинственной усмешкой. — Почему не сладкий кексик или красавчик?

Я изо всех сил стараюсь не расхохотаться от слов, слетающих с его губ. Вместо этого склоняю голову, уставившись на него глазами, полными веселья, и морщу губы. Мне давно было любопытно, сколько времени ему понадобится, чтобы задать этот специальный вопрос.

— Сладкий кексик из твоих уст звучит особенно неподходяще, — смеюсь я, в конце концов, и опираюсь локтями о стол, уронив голову на руки. — Ты уклоняешься от моего вопроса, Ас?

— Неа, — он откидывается на сиденье, не отрывая от меня взгляда. — Я отвечу на твой вопрос, когда ты ответишь на мой.

— Поиграем в игру? — Я выгибаю брови. — Покажи мне свой, и я покажу тебе своё?

В глазах Колтона загораются вызов и развлечение.

— Детка, я уже видел твоё, — произносит он, сверкая ослепительной усмешкой, перед тем как сократить между нами расстояние и прильнуть губами к моим губам, а затем отстраниться прежде, чем у меня появился бы шанс по-настоящему погрузиться в поцелуй. Моё тело гудит от отчаяния и возбуждения одновременно. — Но я был бы счастлив увидеть сегодня весь комплект целиком.

Мои мысли затуманены, а бёдра напряжены; от словесного столкновения между нами разливается сексуальное напряжение. Когда я понимаю, что уже могу говорить не предательски звучащим от его влияния на моё тело голосом, я продолжаю:

— А какой был вопрос? — дразнюсь, игриво хлопая ресницами.

— Ас, — пожимает он плечами, стремительно облизывая нижнюю губу. — Почему ты меня так зовёшь?

— Просто словечко, которое мы с Хэдди придумали давным-давно, когда ещё учились в колледже.

Колтон с удивлением поднимает брови, молчаливо побуждая к пояснению, но я только застенчиво улыбаюсь в ответ.

— Значит, оно обозначает что-то оттуда? И не касается исключительно меня? — спрашивает он, задумчиво двигая челюстью, пока ожидает ответа, который я не собираюсь ему давать. — И ты не скажешь мне, что это значит, так?

— Неа, — ухмыляюсь я, делая глоток своего питья, и наблюдаю, как морщится его лоб, пока Колтон обдумывает варианты.

— Хм-м-м, — бормочет он, щуря на меня глаза. — Всегда очаровательный и милый? (прим.перев. Ace — Always Charming and Endearing) — улыбается он, явно довольный собой за такую лестную расшифровку себе.

— Неет, — повторяю я, уголки моих губ подрагивают, приподнимаясь.

Его улыбка становится всё шире, когда он показывает на меня своим пивом.

— Я понял, — уверяет он, восхитительно морща нос в раздумье. — Раз и навсегда Колтон (прим. перев. Ace — Always Colton Everafter).

Ухмылочка на его лице и обворожительный взгляд заставляют меня рассмеяться. Я тянусь к его руке, лежащей на столе, и сжимаю её:

— Даже и близко нет, Ас, — поддразниваю я. — Теперь твоя очередь отвечать на вопрос.

— Ты не скажешь мне? — спрашивает он недоверчиво.

— Э-э-э, — его реакция на мои слова забавна. — Хватит игнорировать мой вопрос. Почему всё-таки Донован, а не Уэстин?

Мгновение он смотрит на меня, взвешивая варианты:

— Так или иначе, я всё равно добьюсь от тебя ответа, Томас, — говорит он мне многообещающим тоном — намекая на тактику убеждения, при мысли о которой такая знакомая жажда, которую он во мне вызывает, возвращается с удвоенной силой.

— Уверена, у тебя получится, — с приглушённым урчанием соглашаюсь я, зная, что, вероятно, он получит гораздо больше, чем просто слова.

Колтон пристально смотрит на меня пару секунд, в изумрудных бассейнах его глаз — буря эмоций, и, прежде чем я могу что-либо прочитать в них, он беспечно пожимает плечами и отворачивается к океану, отнимая у меня этот шанс.

— Сначала мои родители использовали фамилию Донован, чтобы защитить меня от мира, когда я был ребёнком. Когда мы путешествовали или требовался псевдоним, мы называли её. А когда я стал старше, — он делает глоток пива, — и стал участвовать в гонках, я захотел быть уверенным, что хорош, потому что это я, а не из-за имени моего отца. Я не желал, чтобы меня считали каким-то испорченным голливудским сыночком, который использует имя и деньги отца, чтобы прославиться, — он смотрит на меня, вылавливая картофель фри из моей тарелки, хотя у самого в тарелке его полно. — Я хотел сам заслужить свою славу. Действительно, заслужить, — на его лице снова мелькает улыбка. — Сейчас эта известность не имеет значения. Могу позволить себе не заботиться о том, кто и что про меня напишет. Или подумает. А тогда было важно.

Между нами повисает тишина. Мне трудно примирить образ высокомерного сексуального нарушителя спокойствия, каким его изображают СМИ, с человеком передо мной. Этому мужчине комфортно с самим собой — и, всё же, часть меня ещё чувствует, как он стремится найти своё место в этом мире. Чтобы доказать, что он достоин всего хорошего и плохого, что с ним случилось. У меня создаётся впечатление, что в этой земной жизни в нём есть немного и от ангела, и от дьявола.