Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники - Уилбур Смит

— Двое сильных мужчин смогут унести один такой бивень, — сказал Аболи, — на рынке Занзибара за него дали бы тридцать английских фунтов.

Они видели много маленьких деревень с крытыми травой хижинами в форме улья, таких же, как та, в которой жил Твети. Очевидно, новость об их появлении опередила их, потому что жители выходили, чтобы взглянуть на татуировки Аболи, а потом пасть перед ним ниц и посыпать голову пылью.

Каждый местный вождь умолял Аболи оказать честь деревне, провести ночь в новой хижине, которую жители построили для него, как только услышали о его появлении. Им предлагали еду и питье, калабасы со смесью молока с кровью и глиняные котелки с кипящим пивом из проса.

Им подносили дары: железные наконечники копий, топоры, небольшие слоновьи бивни, кожаные плащи и сумки. Аболи прикасался к каждому дару, чтобы показать, что принимает его, и возвращал дарителю.

Ему приводили на выбор девушек, красивых маленьких туземок с медными кольцами на запястьях, в крошечных вышитых бусами передниках, которые едва прикрывали срам. Девушки хихикали и закрывали рот изящными руками с розовыми ладонями, они разглядывали Аболи огромными темными глазами, полными благоговения. Их маленькие юные груди были вымазаны жиром и красной глиной, а круглые обнаженные ягодицы разочарованно покачивались, когда Аболи отсылал девушек. Девушки оглядывались на него через голые плечи с желанием и почтением. Каким почетом пользовались бы они в деревне, выбери их Мономатапа!

На второй день они подошли к еще одному ряду холмов, более крутых, с гранитными склонами. Подойдя ближе, они увидели на холмах укрепленные каменные стены.

— Там великий город Мономатапы. Он построен на вершине холма, чтобы отражать нападения работорговцев, и отряды воинов всегда готовы дать им отпор.

К ним спускалась большая толпа — сотни мужчин и женщин в украшениях из бус и резной слоновой кости. У старейшин были головные уборы из страусовых перьев и юбки из коровьих хвостов. Все мужчины были вооружены копьями, на спине у них висели боевые луки. При виде лица Аболи они восторженно кричали и падали перед ним, чтобы он мог пройти по их дрожащим телам.

Окруженные толпой путники медленно поднялись по тропе на вершину самого высокого холма, пройдя при этом через несколько ворот. У каждых ворот часть толпы останавливалась, так что, когда они поднимались по последнему скату перед самой крепостью, их сопровождали только вожди, воины и советники высочайшего ранга, в нарядах и украшениях, соответствовавших их высокому положению.

Но даже они остановились у последних ворот, и один благородный старик с седыми волосами и проницательным взглядом взял Аболи за руку и ввел его во внутренний двор. Хэл оттолкнул советников, пытавшихся удержать его, и вошел рядом с Аболи.

Двор крепости был покрыт глиной, смешанной с кровью и коровьим навозом, а затем разровненной; высохнув, глина стала напоминать полированный красный мрамор. Двор окружали хижины, но во много раз больше тех, что Хэл видел раньше, покрытые свежей золотой травой, с великолепным сложным плетением. Дверь каждой хижины украшало то, что на первый взгляд казалось шарами из слоновой кости; только когда прошли половину двора, Хэл понял, что это человеческие черепа и что по всему периметру расположены пирамиды из сотен таких же черепов.

Возле каждой пирамиды стоял высокий заостренный кол, на который через задний проход был насажен человек — мужчина или женщина. Большинство были давно мертвы и разложились, но один или двое дергались и жалобно стонали.

Старик остановил их посреди двора. Хэл и Аболи какое-то время стояли молча, пока из самой большой и впечатляющей хижины прямо перед ними не донеслись какофония примитивных инструментов и нестройный гул голосов. Во двор вышла процессия странных существ. Они дергались и извивались на полированной глиняной поверхности, как насекомые, а их лица и тела были вымазаны разноцветной глиной и украшены фантастическими рисунками. Они были увешаны амулетами и талисманами, шкурами рептилий, костями и черепами людей и животных и всеми прочими принадлежностями колдунов и шаманов. Они вопили, завывали, нечленораздельно бормотали, вращали глазами, стучали зубами, били в барабаны и бренчали на однострунных арфах.

За ними последовали две женщины, обе совершенно нагие. Первая — зрелая матрона с полными грудями, с животом, носившим следы нескольких родов. Вторая — девушка, стройная и грациозная, с красивым лунообразным лицом и поразительно белыми зубами за полными губами. Это была самая красивая девушка из всех, что Хэл видел в земле Мономатапы. У нее была тонкая талия, полные бедра, а кожа напоминала черный атлас. Она встала на четвереньки, повернувшись к ним ягодицами. Хэл неловко заерзал: его взгляду открылись самые интимные места. Даже в этих опасных и неопределенных обстоятельствах он почувствовал, что нагота этой девушки его возбуждает.

— Не проявляй никаких чувств, — негромко предупредил Аболи, не шевеля губами. — Ради собственной жизни — замри.

Колдуны замолчали, и на какое-то время все стихло. Затем из двери показалась массивная тучная фигура, одетая в царский плащ из шкуры леопарда. На голове высокая шапка из того же царственного меха, еще увеличивающая рост этого человека.

Человек остановился в дверях и посмотрел на них. Все колдуны, собравшиеся у его ног, застонали от изумления и прикрыли глаза, как будто его красота и величие ослепили их.

Хэл смотрел на него. Трудно было последовать совету Аболи и не проявлять никаких чувств, потому что лицо Мономатапы было татуировано точно так же, как знакомое ему с детства круглое лицо Аболи.

Нарушил молчание Аболи.

— Я вижу тебя, великий Мамбо. Я вижу тебя, брат мой. Я вижу Н’Пофо, сына моего отца.

Глаза Мономатапы слегка сузились, но татуированное лицо оставалось неподвижным, словно вырезанным из черного дерева. Медленно и величественно прошел он туда, где стояла на четвереньках девушка, и сел ей на спину, как на стул. Он продолжал смотреть на Аболи и Хэла. Во дворе было тихо.

Неожиданно он сделал нетерпеливый жест стоявшей рядом женщине. Она взяла в руку свою большую грудь, вставила разбухший сосок ему в губы и дала пососать. Он пил молоко, дергая кадыком, потом оттолкнул женщину и ладонью вытер рот. Освежившись теплым напитком, он посмотрел на своего главного колдуна.

— Говори со мной об этих незнакомцах, Свеве! — приказал он. — Сделай нам пророчество, о любимец темных духов!

Самый старый и уродливый из колдунов вскочил и заплясал, дико вращаясь и извиваясь. Он кричал, высоко подпрыгивая, тряся погремушкой.