Щепотка пороха на горсть земли (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Но с другой стороны, в медвежьей шкуре хотя бы тепло. До сих пор он этого не чувствовал, но вот нервное напряжение начало отпускать, и пришли неприятные ощущения, на которые поначалу не обращал внимания. И холод, и какие-то колючки под босыми ногами — то ли отросшая стерня, то ли вовсе обломки костей. Стремительно набиравший силу дождь тоже совсем не радовал, но прекрасно дополнял картину.

Пастухов было трое. Двое поспешили к своему стаду, а третий направился к месту происшествия. Дмитрий, морщась от болезненных уколов, зашагал навстречу: местные жители, наверное, крепкие нервами, но лучше бы им все это без подготовки не рассматривать. Медведица со вздохом поднялась на лапы и зашагала рядом. Говорить в таком облике она явно не умела, чудеса настолько далеко не распространялись.

К облегчению Косорукова, пастухи в лице старшего, приехавшего узнать, что да как, за внезапное приключение не злились. То ли потому, что старший опознал хозяйку, то ли потому, что трупный смрад не спешил рассеиваться и останки нежити было прекрасно видно даже в наступивших сумерках.

От щедрот охотнику, чтобы прикрыться, выделили теплую серо-бурую накидку из некрашеной мамонтовой шерсти — простое полотнище с дыркой для головы. Она скрыла мужчину до колен и, подпоясанная кобурой, выглядела странно, шерсть немилосердно колола, но зато стало заметно теплее и дождь уже не так беспокоил.

Дмитрий быстро осознал, что одному тут не управиться, да и неправильно это будет, только вот кого звать — было неясно. Мохнатая хозяйка сидела, смирно сложив лапы, и наблюдала за ним почти неподвижно, взять все в свои руки не пыталась и вообще старалась не лезть под руку. И с одной стороны это было неплохо, на сегодня она уже и так проявила слишком много рвения, но с другой — вот именно сейчас она была бы очень полезна.

Однако заговаривать об этом и пенять ей на что-то охотник не стал. Натерпелась, набоялась, изнервничалась, понятное дело. Пусть отдохнет и соберется, не надо требовать от нее чрезмерного. Да он бы и сам с радостью присел где-нибудь в углу, успокоился. Желательно со стаканом чего-нибудь крепкого внутрь. Он даже на змеевуху был согласен. Но долг пока не позволял расслабиться.

К счастью, старший пастух, назвавшийся дедом Макаром, оказался человеком тертым. При виде размазанной по полю нежити он только присвистнул и сбил шапку набекрень, и не думая бледнеть или еще как-нибудь остро реагировать на неприятное зрелище. Знал он и местные порядки, так что вполне сумел заменить в этом бессловесную хозяйку. Никакой полиции в Шнали не было отродясь, судебных экспертов — тоже, но зато имелось несколько врачей, и один из них заведовал, среди прочего, небольшим моргом при городской больнице. За врачом, телегой и еще какой-нибудь помощью и отправился пастух.

И за священником. В другом месте и в другое время Дмитрий вряд ли об этом подумал бы, но сейчас только приветствовал появление отца Алексия.

— Ань, может, ты пока за нашими вещами сбегаешь? — все-таки предложил он, когда они опять остались вдвоем, отойдя от побоища на чистое. Медведица упрямо мотнула головой и прижала уши, а большего рассмотреть не выходило — ночь подбиралась все ближе. — Там же и лошади, и одежда… — попытался он, но хозяйка была непреклонна. — Ну, как знаешь, — устало махнул он рукой и сел прямо там, где стоял, подогнув накидку.

Сил спорить с упрямой девчонкой не было.

Да их вообще ни на что не было, и Дмитрий, осознав это, повалился на спину и прищурился на небо, с которого при абсолютном штиле сыпался прямой, густой дождь.

Раж прошел бесследно, долг он вроде как тоже выполнил — все, что мог на настоящий момент, — и держаться оказалось не на чем. Больше того, под шелест дождя и отдаленные голоса пастухов, осматривающих своих подопечных, навалились разом все те мысли, которые ему до сих пор удавалось отодвигать подальше.

Неприятные мысли.

В голове так толком и не уложилось, что он теперь наполовину медведь или вообще неведомо кто, но в этого медведя порой превращающийся. Пока непонятно, когда и при каких условиях и чем еще это грозит, но он не сомневался: какие-то ограничения и неприятные моменты непременно еще выяснятся.

Обидно было сознавать, что все это провернули у него за спиной, и место для сегодняшнего свидания, и все детали его явно имели некий сакральный смысл. Наверное, по какой-то необъяснимой причине нельзя превращаться в медведя дома, только на свежем воздухе. И не просто так, а после близости с девушкой.

И вот тут уже было даже противно. От обстоятельств, из-за которых все случившееся до появления шаманов, поначалу казавшееся особенным и важным, приобретало некий оттенок наигранности, искусственности. Всерьез сердиться на Анну и думать про нее что-то совсем дурное он по-прежнему не мог, даже после всего произошедшего, но общей паршивости настроения это не отменяло.

А главное, было совершенно непонятно, что делать дальше и как с этим жить.

Косоруков, наверное, с минуту пролежал неподвижно, когда под руку толкнулась, пыхтя, теплая мохнатая морда. Он приподнял голову и насмешливо хмыкнул: медведица, когда ее не оттолкнули, двинулась вперед ползком, по-пластунски, и в исполнении здоровенного мохнатого зверя это выглядело смешно.

Пока Дмитрий разглядывал, она подползла еще ближе, уткнулась носом ему в подмышку, прижалась лохматым боком.

— Подлизываешься? — насмешливо хмыкнул Косоруков.

Медведица только глубоко вздохнула в ответ, но с места не сдвинулась. Он больше спорить не стал, запустил пальцы в густую шерсть. Что ни говори, а с такой меховой соседкой стало гораздо теплее.

Вроде бы прошло не очень много времени, когда почти над головами прозвучало насмешливое:

— Хозяева, вы тут подрастеряли.

Дмитрий вздрогнул и проснулся и пару мгновений пытался осознать, что происходит. Нашел он себя лежащим на траве, вжавшимся в теплый мохнатый бок медведицы, промокшим до костей. И состояние было… Один его приятель в такие моменты говорил "лучше бы я умер вчера". Только он говорил это после безудержных возлияний, но сейчас случай тоже был подходящим.

Кривясь от боли, Косоруков сел, прислушиваясь к себе. Тело повиновалось так плохо и так тяжело гнулось, как будто было деревянным, и он невольно ждал, что при каком-то неловком движении переломится, словно сухая трухлявая палка.

— Живой, белый? — со смешком, но участливо спросил молодой шаман, опустившись рядом на корточки.

— Твоими молитвами, — хрипло со сна огрызнулся Дмитрий. Или не со сна?..

— Э-хе. Да ты что-то совсем плох… Давай-ка переодевайся в сухое, — он похлопал Дмитрия по плечу и сам полез в корзину за одеждой. Ийнгджи приехал на Гранате, Зорьку привел в поводу и не поленился, собрал все вещи. — Что ж ты, хозяйка, за хозяином так плохо глядишь, а? А он у тебя эвон какой прыткий, глаз да глаз нужен. За четверть часа с вэчэку столковался и тебя помчался спасать, а мы думали — всяко до ночи провозимся.

— Будто он меня послушает и пойдет отсыпаться, — прозвучавший рядом голос Анны заставил Косорукова снова вздрогнуть от неожиданности. Умом он понимал, что она и медведица — это одно и то же, но все равно почему-то не ожидал. — И мою одежду тоже достань, пожалуйста.

Пальцы слушались не лучше остального тела, да и темень была такая, что действовать приходилось только ощупью, поэтому одевание здорово затянулось. После этого стало немного легче: сухая привычная одежда не драла кожу, а уж сапоги тем более оказались кстати. Но общее состояние по-прежнему оставалось паршивым.

— Дим, может, тебе правда поехать отоспаться? — Анна осторожно тронула его за плечо.

— Потерплю, — отмахнулся он и раздраженно дернул плечом. — Сейчас тут закончим, и поеду.

Девушка только вздохнула тяжело, но настаивать не стала. Она его бы и так-то вряд ли переупрямила, а сейчас, по-прежнему чувствуя себя виноватой, и вовсе не решилась спорить, не чувствуя за собой права хоть что-то говорить ему поперек.

Большая телега с подмогой и фонарями прибыла почти сразу за шаманом, словно договорились — и врач, и пара дюжих мужиков, и отец Алексий. Его Анна готова была расцеловать, потому что, мельком осмотревшись, первым делом священник обратился к Косорукову.