Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Ариан Дольфюс

Однако в таких репетициях был и определенный смысл. «Вдруг отношения между солистами и кордебалетом кардинально поменялись, – отмечал Жан-Мари Дидьер, артист кордебалета. – Раньше звезд мы видели нечасто. Они были небожителями. А при Рудольфе они нередко представали перед нами в трудных ситуациях. И это породило новые отношения между всеми, а также изменило отношения между самими звездами, которые от соперничества переходили к сотрудничеству в стремлении улучшить спектакль»16.

С первых же дней репетиций «Раймонды», большой постановки Нуреева, намеченной на декабрь 1983 года, всем стало ясно, что идти придется в заданном ритме. «С Рудольфом у нас больше не было расписаний занятий в студиях, это был нон-стоп с 10 утра до 10 вечера», – вспоминал солист Оперы Шарль Жюд17. Элизабет Морен подтверждает это: «Мы были полностью погружены в работу и полностью оторваны от реальной жизни – до такой степени, что в перерыве между двумя репетициями казалось неприличным пойти за покупками в большие универмаги, расположенные по соседству с театром»18.

Вскоре стало понятно: у тех, кто с ним, больше не было семейной жизни, а была только жизнь артиста. Ничего удивительного, ведь Нуреев так жил всегда. Газете «Санди Таймс», расспрашивавшей его о секрете артистического долголетия, он ответил: «Посмотрите, у меня нет никаких отвлекающих моментов. Нет личной жизни, нет семьи. Я противостою возрасту, потому что все крутится вокруг моей работы. Я занимаюсь только этим»19. Полностью посвятив себя танцу, Рудольф не сомневался, что любой танцовщик должен сделать то же самое.

Поставив танцовщиков в очень жесткие условия, Нуреев проверял преданность своей новой труппы. Он очень быстро понял, кто войдет в число его друзей, а кто будет досадным балластом. Элизабет Морен, попавшая в разряд звезд в декабре 1988 года, говорила: «Чтобы завоевать доверие Рудольфа не надо было пытаться его обольстить – надо было схватить его образ жизни и следовать ему. Для тех, кто это не понимал, все было ужасно»20. Жан-Мари Дидьер сказал о том же иначе: «Надо было пройти через его зеркало»21.

Очень скоро некоторые артисты пришли к выводу, что могут оказаться за бортом. Так, не вошли в число предпочтений нового директора, причем незаслуженно, два солиста, звезды семидесятых годов Сириль Атанасофф и Микаэль Денар. «Вскоре я понял, что произойдет между мною и Рудольфом, – вспоминал Микаэль Денар. – Я был моложе него, и у нас с ним был одинаковый репертуар; мы, тогдашние звезды, имели свою публику в Опере. Разве это могло понравиться новому директору, который и сам хотел танцевать? К тому же я не мог смириться с его манерой разговаривать с людьми. Он подзывал меня только по фамилии. Я сказал ему: „Рудольф, зовите меня просто Микаэль или месье Денар, как хотите“. Очевидно, ему это не понравилось. А я просто хотел указать на рамки приличий»22. За свою «дерзость» Микаэль Денар заплатил тем, что был отстранен от большинства ролей, хотя тем не менее в Опере он оставался до ухода на пенсию в 1989 году.

Случай с Патриком Дюпоном был совершенно иным. Дюпон был самым раскрученным французским танцовщиком (его обожала пресса), но Нуреев вскоре оставил его в бездействии. Почему? Потому что Дюпон, пылкий и щедрый на сцене, был французской копией самого Нуреева. Тот же классический репертуар, тот же комический талант (они танцевали одни и те же роли в commedia dell'arte). И та же страсть к работе, чего не мог не отметить новый директор. Но он же ядовито сказал, что Дюпон, «хотя и сверхталантлив», классическим танцовщиком не является, что он, «имея нечто поверхностное, распыляет свои дарования». А вердикт был таков: «Думаю, Патрик наверняка станет звездой либо в танце, либо в чем-то другом»23. Не правда ли, убийственно? Не имея возможности выжидать, пока отношение к нему изменится, да и не надеясь на это, в 1987 году Патрик Дюпон согласился на контракт «приглашенного солиста», а в 1988-м покинул Оперу, к великому огорчению парижан. Но он взял реванш, когда сменил Рудольфа в 1990 году, став самым молодым директором балетной труппы Гранд-опера.

Однако у Нуреева были и свои любимцы, хотя это слово очень и очень приблизительно. В их число входили два совершенно разных артиста: Жан Гизерикс и Шарль Жюд, о которых Рудольф говорил: «Это два полюса – Северный и Южный». Гизерикс вместе со своей женой Вильфрид Пьолле всегда тяготел к современному танцу, а Шарль Жюд, евразиец франко-вьетнамского происхождения, воплощал собой архетип романтического танцовщика.

Что касается женщин, то Нуреев был не столь радикален в своих суждениях. Он равнодушно относился к Франсуазе Легре, которая получила статус звезды в мае 1983 года, незадолго до его прихода, и более терпимо – к Ноэлле Понтуа и Гислен Тесмар, которых он сам назначил «приглашенными солистками»24. При распределении ролей он отдавал предпочтение Флоранс Клер и Клод де Вюльпиан, но при этом явно тяготел к более молодым солисткам – Элизабет Платель (идеальная принцесса Аврора, обладающая безупречной техникой) и Моник Лудьер.

Будет несправедливым утверждать, что Нуреев был равнодушен к чужому таланту или даже боялся его проявлений. На посту директора он очень скоро заметил интересных танцовщиков среди исполнителей второстепенных ролей. В результате они стали строителями и своего, и его успеха. Я говорю о Сильви Гиллем, Изабелль Герен, Элизабет Морен, Лоране Илер, Манюэле Легри и Эрике Вю-Ане. Им он давал лучшее из своих программ, напутствуя словами: «Учите балеты, пока вам нет двадцати пяти, и тогда в тридцать пять вы сумеете их танцевать»25. Рудольф поставил на молодость, а не на опыт… и не прогадал.

Нуреев видел, что балет изголодался по новинкам, и «давал ему что поесть» (это его собственное выражение). На первый сезон было запланировано сто сорок представлений, причем тринадцать балетов ранее в репертуаре Оперы отсутствовали. Добавим сюда гастроли в Италии, Греции и Шотландии плюс участие в Авиньонском фестивале, одном из самых престижных театральных форумов мира.

Открытие сезона оказалось весьма обильным блюдом, потому что Нуреев отметил свое назначение на должность «Раймондой», показанной в Опера Гарнье 5 ноября 1983 года.

«Раймонду» для своей инаугурации Нуреев выбрал не случайно. Во-первых, ему хотелось познакомить с этим произведением французскую публику, а во-вторых, продемонстрировать свой личный стиль труппе. Заглавную роль он отдал Элизабет Платель, для которой создал специальные вариации. На сцене присутствовали восемь звезд, которые были заняты даже в небольших отрывках (например, Патрик Дюпон и Франсуаза Легре исполняли только испанский танец).

Конечно, Париж зевал на длиннотах, но в целом публика и критика были в восторге. Остался доволен и сам Рудольф, который наконец-то понял, что такое иметь абсолютную власть над ста пятьюдесятью артистами, заполнившими легендарную сцену. Свое первое сражение он выиграл…

…но как же сложно было удерживать власть в своих руках! На посту директора Рудольф вовсе не собирался переделывать свой скверный характер. Ругательства из его уст продолжали сыпаться направо и налево. Иногда вообще было трудно понять, что он имеет в виду. Например, он говорил «рассардиньтесь». «Простите, что?» – спрашивали его. «Не будьте как сардины в банке. Рассредоточьтесь по сцене», – в ярости кричал Нуреев. Очень скоро представители профсоюза балетных работников указали ему на недопустимость подобного тона. Профсоюз даже провел собрание, на котором ругательства были осуждены. Но на Нуреева это не произвело впечатления. Прессе, расспрашивавшей его о «сложном характере», он ответил: «Я профессионал, и этим все сказано… И я само совершенство с теми, кто разделяет мое мнение!»26.

Противоречащее иерархии распределение ролей неоднократно порождало скандалы. Уже в январе 1984 года в «Котидьен де Пари» появилась статья «Нуреев начал звездные войны»27. Через два месяца та же газета опубликовала статью «Гнев звезд», когда Нуреев взял себе главную роль в премьере «Бури», а затем и в «Марко Спада». Солисты пригрозили забастовкой, чтобы напомнить о своих законных правах. За час до начала спектакля «Марко Спада» Нуреев клялся всеми богами, что больше так никогда не поступит. Ему удалось разрядить ситуацию. Но на самом деле в Опере ни для кого не было секретом, что из ста сорока спектаклей, предусмотренных на сезон, сорок отданы Нурееву, то есть он будет на сцене гораздо чаще, чем другие танцовщики. Его первый сезон, как отметили все, был выстроен под одного танцовщика – Нуреева.

И все же этот первый сезон был необыкновенно богатым. Богатым на новые имена, богатым на новые для труппы балеты, среди которых два Баланчина, один Макмиллана, один Фокина, «Весна священная» в постановке Пола Тейлора и «Франс/Данс» некоего Уильяма Форсайта, в то время еще неизвестного во Франции28. Было из чего развивать хореографическую культуру танцовщиков и их дух любознательности!