Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 - Алекс Бухнер

Вопреки всему полученному опыту — прорыв задерживается

Командование корпуса оценивало положение как серьезное, но еще не угрожающее. Отчетливо различимый гром сражения и русские прорывы на севере и юге, правда, не обещали ничего хорошего, но все же корпус уже один раз побывал в окружении и был освобожден из него. Почему бы и на этот раз не произойти такому, если уж известно, что четыре германские танковые дивизии наносят контрудар? Но на этот раз все складывалось по-другому, совсем по-другому...

Корпус, в состав которого входила и отрезанная неприятелем 349-я дивизия, до сих пор был мало вовлечен в боевые действия всем своим фронтом. После того как был потерян находившийся на его правом фланге Золочев, корпус еще 16 июля получил приказ отойти на подготовленную позицию «Принц Ойген». Это удалось сделать еще достаточно планомерно, оставив Броды, несмотря на значительно ухудшившуюся с 17 июля погоду и раскисшие от дождей дороги. Саперный батальон получил приказ обеспечить переправу через Западный Буг у Буска на запад. В ночь с 17 на 18 июля 349-я дивизия с частями корпусной группы «Ц» — как предполагалось — должна была соединиться с пробивающейся на север 8-й танковой дивизией в районе северо-восточнее Золочева. Но этот контрудар успеха не имел, германские соединения не смогли пробиться навстречу друг другу, разорванный правый фланг, на котором германские войска еще удерживали Колтов, остался открытым. Да и в глубине левого (северного) фланга корпуса внезапно появились не ожидавшиеся здесь германские силы 16-й и 17-й танковых дивизий, но землисто-бурые волны русских пехотинцев с танками Т-34. Поэтому пришлось согласно приказу развернуть на позиции «Принц Ойген» левый фланг корпуса с 454-й охранной дивизией и 14-й дивизией СС «Галиция» («Галичина», была набрана из западноукраинских добровольцев. — Ред.) и занять фронт, обращенный на север.

18 июля от командования армии пришел приказ о прорыве, решение о котором это командование, как и во многих других случаях, принимало слишком долго. Этого решения также слишком долго ожидал командующий корпусом генерал Хауффе, вместо того чтобы действовать самостоятельно. Поскольку давление неприятеля с востока и с севера становилось все сильнее, а на западе лесные и болотистые пространства были по большей части непроходимыми для людей и транспорта, прорыв становился возможным только в южном направлении. Во второй половине того же дня последовал соответствующий приказ о подготовке к прорыву. Командование корпуса еще питало надежды осуществить этот прорыв планомерно, после соответствующих приготовлений, и в течение трех дней наступления достичь соединения с XXXXVIII танковым корпусом.

В первой половине дня 19 июля начальник штаба корпуса на КП корпуса, собрав там всех начальников штабов дивизий, отдал подробный приказ о прорыве.

Корпусная группа «Ц» в качестве еще боеспособной дивизии должна была двигаться во главе ударного клина прорыва. Она получила задание на рассвете 20 июля форсировать Западный Буг по обе стороны от Белого Камня[117], а затем двигаться в южном направлении через реку Золочевку между селами между Скварява и Хильчицы, при соблюдении всех мер предосторожности с юго-востока, овладеть селом Хильчицы. Для этой цели ей была придана 361-я дивизия и 249-я бригада штурмовых орудий. В то же время 349-я дивизия была выведена из района села Ушня и заняла высоту 334 и близлежащие высоты, чтобы прикрывать восточный фланг корпусной группы «Ц», так как краеугольный камень в предшествующей ситуации — Колтов — уже был занят противником.

Тыловые подразделения и раненые должны были двигаться с некоторым интервалом вслед за наступающими частями.

14-я дивизия СС «Галиция», 361-я дивизия и 454-я охранная дивизия должны были прикрывать обе наступающие дивизии с тыла, с тем чтобы позднее отходить в соответствии с приказом. В случае успеха прорыва через эту брешь должны были выходить сначала артиллерия, обоз, тыловые службы и эвакуироваться раненые, а затем следовать три оставшиеся дивизии. Со значительной долей уверенности можно было также вывести из возникшего котла большую часть имеющихся транспортных средств, орудий и тяжелого вооружения. Для этого корпусная группа «Ц» и 349-я дивизия при поддержке подошедших танковых дивизий должны были удерживать открытым проход из района прорыва.

Начало прорыва было назначено на 20 июля в 3.30 утра.

Затем начальник штаба сообщил дополнительные данные об обстановке — что южнее шоссе Золочев-Львов до глубины в пять километров имеется только охранение неприятеля, что фронт XXXXVIII танкового корпуса удерживается вполне надежно и что этот корпус своими 1-й и 8-й танковыми дивизиями должен успешно пробиться из района южнее Золота» — как первое, так и второе и третье было совершенно ошибочной информацией, имевшей тяжкие последствия.

О том, что в действительности происходило южнее перед фронтом корпуса, командование ничего не знало.

Деблокада потерпела неудачу

События в глубине флангов и в тылу XIII корпуса приобрели внушающие в высшей степени опасение масштабы. На севере германский контрудар окончательно захлебнулся, там лишь с большими усилиями удавалось сколько-нибудь замедлять продвижение основных сил неприятеля на запад в сторону Львова. Положение на юге под Золочевом тем временем точно так же ухудшалось на глазах. 16 и 17 июля, после того как основные силы 8-й танковой дивизии вынуждены были отойти дальше к западу, 1-я танковая дивизия продолжала вести ожесточенные сражения в районе вражеского прорыва, а мотопехотинцы понесли тяжелые потери. К вечеру 17 июля командованию пришлось отдать и этой дивизии приказ о дальнейшем отходе на Кабаровцы[118], юго-восточнее Золочева. В течение двух последующих дней мотопехотинцы под проливным дождем вели ожесточенный бой за этот населенный пункт. Противник вел почти непрерывный артиллерийский огонь по германским оборонительным позициям, а превосходящие силы его пехоты при поддержке танков теснили обороняющихся. Но все же лишь в ночь с 19 на 20 июля противник смог занять развалины Кабаровцев, а боевая группа дивизии 20 июля отошла в направлении на Поморяны[119].

Тем временем вечером 19 июля еще боеспособные танковые части 8-й танковой дивизии были отведены с занимаемых ими позиций, с тем чтобы на следующий день совместно с танковой ударной группой 1-й танковой дивизии, соединившись, нанести удар на узком фронте западнее Залесья для деблокады все еще окруженного XIII корпуса. Но и этот контрудар не смог прорвать кольцо окружения и был отбит с большими потерями для наступавших. Сильные заградительные позиции противотанковой артиллерии врага и успешные действия, несмотря на дождливую погоду, его штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков свели на нет всякий удар танков по холмистой и поросшей деревьями местности южнее шоссе. На всех участках русские оказались сильнее и поставили немецкие танковые ударные группы в сложное положение.

Так, на участке 8-й танковой дивизии 2-й батальон 28-го моторизованного полка был окружен советскими танками. В батальоне оставалось еще 200 мотопехотинцев, которые в течение пяти дней продержались за вражеской линией фронта и смогли затем пробиться обратно к своим. После прорыва вернулось только 60 человек. Три лейтенанта и 140 солдат, большинство из которых погибли в бою, остались за линией фронта. 4-я рота 10-го танкового полка под командованием обер-лейтенанта Прессбергера сражалась до последнего танка, сдерживая натиск намного превосходящих сил противника. Германские танкисты дрались до последнего снаряда либо до тех пор, пока их танки не взлетали в воздух, взрываясь от попаданий вражеских снарядов в боезапас. Из всей роты к своим вернулись только два фельдфебеля и четверо рядовых, все остальные погибли или остались лежать на поле боя ранеными, среди них и командир роты обер-лейтенант Прессбергер.

Все происходило так же, как и при Черкассах и Тернополе, — германские деблокирующие танковые части доходили до границ котла, вклинивались в кольцо русских войск, но, несмотря на все усилия, не могли его прорвать. И снова окруженные были уверены в том, что германские танки находятся совсем недалеко от них, что им осталось преодолеть совсем еще небольшое расстояние. В данном случае это тем более непонятно, поскольку командование XIII корпуса поддерживало постоянную связь с командованием 1-й танковой армии. Какие губительные обстоятельства вмешались здесь, создав ложное представление о создавшемся положении, понять совершенно невозможно.

Крах массированного удара

Во все более сужающееся пространство, на котором находился XIII корпус — после того, как 19 июля неприятель овладел также и Колтовом, — вливались и теснились в районе между селениями Чишки, Чехи, Олеско, Подгорцы и Белый Камень, в четырехугольнике размером примерно 9 на 8 километров, около 65 тысяч человек со всем своим вооружением и транспортом. В котле все больше нарастала полная неразбериха — маршевые колонны, которые скапливались и забивали и без того разбитые дороги; артиллерийские орудия, которые их прислуга старалась доставить на новые огневые позиции; войсковые части, отведенные с существовавшей еще недавно линии фронта и следующие в район сосредоточения; подразделения, ищущие свои дивизии, в состав которых входят; транспортный хаос из грузовиков, вездеходов, бронетранспортеров и телег; переполненные районы сосредоточения. При всем этом необходимо было двигаться так, чтобы ни в коем случае не нарушить согласованность действий при прорыве, чтобы движением множества конных повозок тыловых частей в южном направлении при полном свете дня не выдать преждевременно неприятелю направление готовящегося прорыва.