Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!» - Василий Журавлёв

Одним из предложений правительства Франции было вступление в Иностранный легион. Так началось «второе пришествие» русских в легион, и в тот период в нем отслужило не менее 10 тысяч наших соотечественников. Призывные пункты работали в Константинополе и в Софии, что было отклонением от правил, но в послевоенной ситуации стало позволительным (также открыли пункты набора в легион в западной зоне оккупации в Германии после победы над нацизмом).

Немало русских беженцев вступило в легион уже в Константинополе — 93 процента от числа служивших в 1920-е годы в легионе русских, а именно — 835 человек. В Софии — вербовщики приняли 43 человека. Вот как этот момент описывает Николай Матин: «В конце декабря 1920 г. наша партия в количестве 62 человек, преимущественно казаков, погрузилась на один из коммерческих французских пароходов в Константинополе и, не задерживаясь, отправилась к будущему месту службы — в Африку. Не буду описывать наше душевное состояние: мы покидали родные края на долгое время. Одно успокаивало: едем в Африку, где будем иметь возможность видеть на свободе диких зверей и даже охотиться на них. Иначе нам и не представлялась служба в Иностранном легионе».

Его карьера довольно типична для легионеров того призыва: «И в эти две с лишним тысячи дней — карьера до бригадира, бои (после каждого — несколько свежих русских могил), дезертирство, каторжные работы в свинцовых рудниках, снова легион, наконец, после тяжелого ранения, — освобождение и… 44 франка пенсии».

В основном в легион вступили казаки. В метриках их записывали как «крестьян». На втором месте была все та же «гнилая интеллигенция», что сражалась в Добровольческой армии: студенты, инженеры и учителя — около сотни человек. И всего 12 кадровых офицеров, большинство оставались с «галлиполийцами» и истово верили в близящийся «крестовый» поход в Россию. Извечная иллюзия эмигрантов… Из рабочих и мастеровых набраны всего 91 человек. А 267 человек вообще не смогли точно назвать свою профессию… Большинство рекрутов местом своего рождения назвали Дон и только 17 — Москву. Остальные были со всех концов России. Средний возраст русских призывников был почти таким же, как и сегодня, — 24 года. Самому молодому было 15, а самому старому — 40.

Суровую службу в Иностранном легионе многие константинопольские рекруты смогли выдержать только от четырех до восьми месяцев, но большинство — 65 процентов — все же продержалось все пять лет. Четверть, то есть 25 процентов, уволились, так и не завершив свой первый срок службы — «прервали контракт». Продлили службу в легионе еще на пять лет всего 11 процентов добровольцев.

«Константинопольцы» несли службу в Алжире, Тунисе и Марокко. Большинство завершило службу в звании рядового, но было и 50 сержантов, и четыре офицера. 618 человек, то есть 69 процентов, получили хорошую характеристику, а четверо даже были награждены медалями. Восемь человек подали в отставку, 91 — дезертировал, 20 — умерло в госпиталях, а 37 — погибло в сражениях.

В те же 1920-е годы в легион вступает донской казак Николай Туроверов. С четвертым эскадроном Первого полка он отправляется в Сирию: теперь восстали друзы. Он — хороший легионер. Исполнителен, точен, отважен… правда, по-французски изъясняется с неохотой. Рядом — русский генерал, такой же легионер. И вчерашние дезертиры — беглецы с оружием. Донцы, которым французская «либерте» уж слишком тесновата в плечах. Что общего между ним и его соотечественниками? Русская Вандея — Дон. Вот что всех зашвырнуло в Сирию. Но французскому капитану в это вникать вовсе необязательно. Легионер отлично стреляет, без жалости рубит сплеча… А то что-то пишет в блокнот? «Ва, et alors?» И что с того? В легионе вне службы все свободны!

Во Франции Туроверов не по своей воле — это же его пронзительные строки о казачьем коне, что плывет за кормой последнего парохода из Крыма. Первый сборник стихов легионера выйдет только перед самой войной… Служба будет уже позади и он, легионер навсегда, превратится в незаметного банковского служащего. Для тех, кто не читает по-русски… Поэма «Легион» — одна из лучших об этом странном мужском Братстве. Эпиграфом Туроверов поставит строфу другого поэта-легионера — Артюра Николе. Они не знакомы. Один плохо говорит на языке другого, другой и вовсе не знает русского. Но изъясняются они одним языком. Оба — легионеры!

Конским потом пропахла попона.О, как крепок над нею мой сон.Говорят, что теперь вне законаИностранный наш легион.

К 1939 году в Иностранном легионе осталась лишь сотня русских. Похоже, для русского человека того времени не «барское это дело» — служить в легионе! Трудно ему сделать это даже в состоянии крайней потерянности, полного отчаяния и материальной нужды. Пусть служба эта и «государева», что русскому привычно, да государь-то чужой… Тем более ради каких-то идей, с которыми он, по сути, и воевал с «красными», а потом его выкинули из России…

Близкое, а не на уроках в гимназии, общение с французской культурой убедило наших соотечественников лишь в одном: все идеи русской революции — отражение французских, пусть и на почве нашей тундры, пусть и на 126 лет позже.

Легион так и не стал для них «второй Родиной». Ведь для русского человека — Родина, как мама: какая бы она ни была, но одна, а другой не будет.

Одним из самых ярких «персонажей» того времени считался легионер с порядковым номером 62 556 — лейтенант Первого пехотного полка, он же генерал-лейтенант Российской Императорской армии Борис Хрещатицкий. О Борисе Ростиславовиче в легионе известно немного, но когда речь заходит о национальности легионера и его второй Родине, в пример приводят именно его «бон мо» — удачно сказанное однажды «словцо».

Он родился 11 июля 1885 года в Таганроге в семье офицера — потомственного дворянина. Окончил Александровский кадетский корпус. Участвовал в Русско-японской войне. В 1910 году прошел обучение в Пажеском корпусе по 1-му разряду, откуда вышел в лейб-гвардии Казачий полк в звании есаула.

Война способствует росту в чинах: с 1914 по 1916-й Хрещатицкий был уже командиром 52-го Донского казачьего полка, в 1916-м становится командиром 2-й бригады 1-й Донской казачьей дивизии. В том же году ему присваивают звание генерал-майора, а год спустя, в июле 1917-го, награждают Георгиевским оружием. С октября того же года он — начальник Уссурийской казачьей дивизии. С 1918 года — в Харбине в распоряжении генерала Хорвата. В Китае он представляет интересы своего соратника — атамана Семенова, впоследствии захваченного НКВД в Корее в 1945 году и повешенного год спустя в Москве.

В Харбине удача изменяет молодому генералу: Белое дело разгромлено, вся семья гибнет во время землетрясения. Его больше ничего не удерживает в чужом городе, куда его занесла очередная русская смута. Да и вообще теперь мало что держит его на этом свете… Жизнь нужно начинать с самого начала. Но где же найти в себе силы для этого на пятом десятке?.. Генерал несуществующей армии исчезнувшей страны отправляется во Францию. Сорокалетний мужчина 11 июля 1925 года приходит к главному интенданту города Парижа для того, чтобы вступить в Иностранный легион. Этот русский говорит на таком прекрасном французском языке, что поражает больше, чем его генеральский чин: французы уже навидались их за последние пять лет в избытке! Удивляет и его скромность. Разумеется, его берут в легион в чине… рядового второго класса Первого кавалерийского полка. В это время многие русские беженцы — армейские профессионалы вступают в легион. Большинство из них — отличные наездники. Их всех отправляют в Первый кавалерийский, который в это время формируется в Тунисе. Бывший начальник оказывается вновь среди своих подчиненных, но уже на равных с ними правах.

Он не ропщет и не клянет судьбу — это его добровольный выбор. В прощальном письме другу, написанном при отправке из Марселя в Африку, говорит о том, что его решение вступить в легион вызвано отнюдь не нуждой и лихолетьем и не тем, что ему больше некуда податься, как большинству соотечественников, — он хочет вновь заработать офицерские погоны, а сделать это можно только в легионе. «Военная косточка», с которой он родился, помогает ему и в новой жизни. Вчерашний генерал вскоре становится бригадиром — командиром 4-го эскадрона и направляется в Левант, в Сирию. Отличается в деле в Джебель-Друзе. Серьезно ранен в бою около Месфира, но быстро поправляется и снова в строю. Его мужество и умение отмечены в приказе по армии и комэск награжден «Военной медалью». 26 апреля 1928 года генерал-лейтенант Борис Хрещатицкий становится младшим лейтенантом легиона. Прошло всего три года, а он вернул себе офицерские погоны! Правда, уже в чужой армии. В 1932-м офицер вновь женится. В 1933 году полк возвращается из Леванта в свое расположение, в тунисский Сус.