Не страшись урагана любви - Джеймс Джонс

— Не думаю, что не сможет, — заметил Бонхэм. — У него в самолете есть все приборы и хорошее радио. Ночной полет не будет проблемой.

— Надеюсь, — сказал Грант. Он оставался в доке, разговаривая со всеми, помогая перечистить кучу рыбы. Орлоффски был за продажу ее сегодня же вечером на местном рынке, «Какого хера, — как обычно грубо сказал он. — То, что останется, стоит сорок пять долларов. Оплачивает немного расходов».

Когда жара спала, небо порозовело и вечерний воздух стал свежим и прохладным, Грант дышал с ощущением, будто он пьет стакан восхитительной холодной воды, и вот здесь он пожалел о своем решении. Но не настолько, чтобы отменять его.

Времени было потеряно много, когда Гройнтон и Рауль пришли с донной акулой Гройнтона: нужно было обмерить и взвесить ее, поговорить. Он нашел ее среди больших коралловых скал, о которых знал раньше, на глубине примерно восьмидесяти пяти футов, где она пряталась в коралловом туннеле между двумя скалами. Рауль не мог опуститься на такую глубину, но ухитрился нырнуть достаточно глубоко, чтобы спугнуть и загнать ее в туннель, так что Гройнтон взял акулу на выходе из туннеля. Он промахнулся и не попал точно в мозг, но сумел все-таки полупарализовать ее, так что ему удалось дотащить ее до лодки, забагрить и убить. Он было подумал, что потерял стрелу, скромно улыбнулся Гройнтон. Состоялась небольшая дискуссия на тему, какого вида эта донная акула. Гройнтон считал, что это Большая Черноголовая, Бонхэм и Орлоффски думали, что это, скорее, темная Тусклая (или Лопатоносая). Грант осмотрел ее и поразился, хватило ли бы у него мужества просто атаковать такое существо с хилым ружьем в руках, а потом неожиданно понял где-то в глубине души, что однажды попытается это сделать. Просто будет обязан. Мысль ненавистная. Он осторожно ничего не сказал. Наконец он сумел привлечь внимание возбужденного Рауля и спросил о полете.

— А, канешна! — ответил Рауль. — Хрена лехше.

— Он говорит, что это легко, — сказал Гройнтон, подходя своей расслабленной походкой. Грант кивнул. Он и сам понял.

— На чаво хошь ехать? — озадаченно спросил Рауль.

— Миссис… э… Эбернати неважно себя чувствует, — жестко ответил Грант, сделав равнодушную гримасу. — И я хочу отправить ее в Ганадо-Бей, к доктору.

— Хо'кей! Ми …едим! — бодро сказал Рауль.

— Но это обойдется дороже обычного рейса, — отметил Гройнтон. — Если можете подождать…

Но Рауль поднял руку.

— Ми делайт это сто разов, — сказал он. — Ета критическая положения. Ми возвращайся завтра ютро, Джиим. Я нанимай, — сказал он Гранту, — нада забирайт остальные.

— С остальными все в порядке, — сказал Грант. — Спасибо вам. — Они втроем обменялись рукопожатиями.

Грант пошел рассчитываться с управляющим. Бонхэм проводил его и тоже пожал руку. «Я позвоню тебе, как только вернусь в Га-Бей». Грант подумал, что он выглядит печальным, и почувствовал облегчение. Когда он шел в их комнату, то через раскрытую дверь увидел, что Кэрол Эбернати сидит на чемодане посредине своей комнаты. У нее было мрачно-вызывающее выражение лица, которое не имело отношения к предшествовавшему «раскаянию», а к вещам Гранта никто не прикасался. Он это предвидел. Торопливо побросал вещи в чемодан, даже не пытаясь свернуть их и разровнять. Маленькая спортивная сумка с минимумом принадлежностей для ныряния проблем не составила.

Джим Гройнтон в молчании отвез их на гребной лодке на самолет. Рауль уже там, сказал он. Они молча залезли внутрь и пристегнулись. В молчании прошел взлет. Рауль один раз облетел отель, набирая высоту, и в сгущающемся сумраке главное строение пылало огнями и выглядело очень гостеприимно. Грант задумчиво смотрел вниз, ощущая какую-то каменную печаль. Они бы сейчас только начинали пить.

Почти весь полет прошел в молчании. Грант сидел впереди и не оглядывался, а Кэрол Эбернати заняла прежнее место в дальнем углу. Один раз вежливо зашел Джим Гройнтон поговорить, но, почувствовав настроение Гранта, вскоре предусмотрительно ушел. В какой-то момент Грант вздремнул и ему приснился кошмар. Он только что застрелил огромную рыбу, и она ушла под глубокий коралловый риф. А сейчас он пытался выплыть с ней оттуда, но его держали и он не мог даже сдвинуть ее. Гордость не позволяла ему бросить ружье, рукоятка которого больно резала руку, когда он тянул и работал ластами, пытаясь плыть, так что он знал, что должен будет остаться здесь. Легкие разрывались, а высоко над ним в зеленой воде приветливо сверкало и переливалось живое серебро поверхности. Он проснулся в холодном поту.

Он не знал, спала ли Кэрол Эбернати в полете.

Когда Рауль пошел к Яхт-клубу, который был предупрежден по радио аэропортом, куда Рауль радировал, в заливе включили два больших прожектора, и они провели маленький самолет, как нитку в иголку. Ночная посадка гидросамолета не была необычней, но все же достаточно редка, чтобы на веранде собралась толпа.

Когда их вез пеон из Клуба, Грант увидел на доке встречающего их Ханта Эбернати и еще кого-то. Подплыв ближе, он с удивлением увидел, что это Дуг Исмайлех, один из немногих других успешных драматургов, вышедших из группы Малого театра Хант Хиллз. Он жил в Корал Гейблз под Майами.

Кэрол Эбернати улыбалась и махала им, будто вообще ничего неприятного не произошло.

15

На доке Кэрол крепко поцеловала Ханта в губы — привычка, которая несколько раздражала Гранта, или, более точно — шокировала отчасти. Это была не столько ревность, сколько старомодная вера в то, что женщине с любовником стыдно так целовать мужа. Потом она поцеловала в губы и Исмайлеха, и надолго облапила его высокую толстую фигуру. Дуг был одним из живых доказательств того, что талант Гранта был не единственным в группе Малого театра Хант Хиллз.

Грант всегда неоднозначно относился к Дугу Исмайлеху. Дуг, как и большинство остальных, сам пришел в Малый театр. Но в отличие от других у него были деньги. Он приехал по своей прихоти из Детройта, где жил его богатый отец, владелец отеля, у которого он изредка работал (тогда «Песнь Израфаэля» шла всего первый год), и он приехал с мыслью, что хочет писать и что Грант мог бы помочь. Он не слышал о Малом театре, но Грант в то время был в Нью-Йорке, и Кэрол Эбернати приняла его под свое крыло и начала заниматься воспитанием самодисциплины, чего она требовала от каждого члена группы. Но поскольку у него были деньги, он не должен был жить, как безденежные, в «бараках», жилых домиках, которые построил Грант вокруг Малого театра. Он пару раз там ненадолго останавливался летом, когда там было получше, но три недели ограничений в настоящем питье и выходах в город его слегка заедали. Он подружился с Грантом и мог останавливаться у него, но Кэрол считала это несправедливым по отношению к другим членам группы. Так что большую часть времени он жил в Детройте, где у него была женщина, на которой он впоследствии женился, а затем развелся с нею, писал пьесу наезжая только тогда, когда с ней возникали трудности, и жил отдельно. В одну зиму он снял квартиру в Индианаполисе, чтобы быть близ них и жил там пять месяцев с женщиной, пока заканчивал пьесу.