Отступник - Наталья Шитова

… То утро даже началось отвратительно. Цьев изо всех сил пытался быть осторожным. Он прекрасно знал, что ему можно, а что нельзя. Но удержаться от того, чтобы встретить рассвет на реке, он не мог. Сбежав от сестры и отца, он примчался на Нерш…

Он был маленьким, хрупким, но очень шустрым лешонком, и никогда не делал ничего дурного ни лешим, ни людям. Так он, по крайней мере, искренне считал. Но если в отношении людей это было тогда справедливо: он не делал им дурного просто потому, что кроме Валентина не знал близко ни одного человека, то своим сородичам неугомонный малыш, вечно перемазанный сосновой смолой и ягодным соком, доставлял одни хлопоты и переживания. Потому что никто не мог припомнить, чтобы Цьев хоть пару секунд посидел спокойно.

Цьев никогда до конца не верил, что с ним тоже может случиться беда. Да, он позволял себе непослушание, но это были такие мелочи… Цьев был уверен, что он прекрасно знает лес и реку, и поэтому запреты отца — это просто обычная глупость взрослых, чувствующих свою власть над детьми.

В то утро Цьеву предстояло убедиться на себе, что легкомыслия великий Нерш не прощает никому, даже таким милым и потешным лешатам. Так или иначе, но прыткий неслух, в лохматой гриве которого прятались маленькие, но уже крепкие рожки, угодил в водоворот. В один из тех, что вдруг совершенно без причин появляются на Нерше там, где раньше была гладь.

Что толку было твердить малышу про опасность? Отец, Кшан и сестры мозоли на языках натерли, стращая Цьева, да лешонок и сам прекрасно знал, что река может закрутить там, где месяцами была спокойная вода. И все-таки он попал в этот омут, такой крутой и быстрый. Откуда он только взялся?

Поток воды, сильный, властный, легко крутил лешонка, как щепку, подтягивая его к самой воронке. Конечно, малыш перепугался, но не настолько, чтобы не бороться за жизнь. Цьев долго продержался на поверхности и ему даже показалось сначала, что он сможет выплыть. Но это впечатление было обманчиво: омут затягивал его вглубь. Какое-то время мальчику удавалось задерживать дыхание, опускаясь под воду, но потом, слабея и теряя ориентацию, он уже несколько раз хлебнул прохладной и мутноватой воды Нерша.

Маленький хрупкий лешонок и неожиданный омут… Очень скоро Цьев понял, что еще немного, и ему конец. Он не представлял, как выглядит смерть, и даже в мыслях не признался себе, что гибнет. Но лешонку было очевидно, что водоворот ему не одолеть. А вот что будет потом, когда вода, плавно покачивая тельце малыша в темной толще, медленно опустит его на дно? Ведь там нечем дышать и так трудно шевелиться… И Цьев понял, что туда, вниз, он ни в коем случае не хочет.

А берег был так близко. Нерш вообще неширокий, хотя и глубокий…

Увлекаемый потоком, Цьев собрал силенки, вынырнул на поверхность в последний раз и громко позвал на помощь. До поселения в овраге было далеко. А в этот ранний час вряд ли кто-нибудь из леших бродил в лесу поблизости. На зов никто не отозвался, и Цьев оцепенел от ужаса. Строгий Нерш решил все-таки жестоко наказать его за что-то, не прощая.

«Не забирай меня, о, великий Нерш! Я теперь всегда буду хорошим!» — отчаянно взмолился Цьев, погружаясь с головой под воду.

Здесь, в глубине поток немного сбавлял скорость, но пересилить омут Цьев уже не мог. Изо всех сил задерживая дыхание, лешонок в ужасе смотрел, как темнеет вода по мере того, как он опускался на дно.

И вдруг — что-то большое, темное, быстрое словно свалилось откуда-то сверху. От неожиданности Цьев забылся и вздохнул. Вода хлынула через нос… Теряя сознание, Цьев разглядел перед собой лицо старшего брата в обрамлении длинных черных шевелящихся прядей. Рука Кшана цепко ухватилась за волосы лешонка и сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее потащила его вверх.

Когда солнечный свет ударил в глаза, Цьев закашлялся, очнулся и забарахтался на самой поверхности омута рядом с Кшаном. Силенок не осталось совершенно, в глазах мутилось, в горле клокотала вода. Цьев едва соображал, что происходит.

— Держись за мои волосы! — приказал Кшан. — Да покрепче!

Цьев послушался. Длинные, густые и мокрые пряди волос брата на ощупь были крепкими, как канаты. Навалившись Кшану на плечи, Цьев прекратил двигаться и просто ждал, что будет дальше. Лешонок знал, что Кшан, сильный и взрослый, прекрасно выгребал против быстрого течения. Но как он справится с жестоким омутом, да еще с таким грузом на спине?

Кшан то погружался в воду, то снова поднимал голову. Сначала он так быстро стал отплывать от воронки, что Цьеву показалось, беда миновала. Но силы оставили парня. Некоторое время Кшан отчаянно работал руками и ногами, но не сдвинулся с места. Цьев сообразил, что стоит ему отцепиться от брата, и тот запросто выплывет. Но никакая сила не заставила бы лешонка сейчас разжать руки. Поняв, что из-за Цьева братья теперь погибнут вместе, малыш закричал от ужаса, когда почувствовал, что их начинает снова тянуть в омут.

— Замолчи! — прикрикнул на него Кшан. — И не вздумай отцепляться!

Из последних сил Кшан рванулся вперед. Раскидистая ива, что склонилась над водой, стала медленно приближаться. Цьев, затаив дыхание, дождался, пока ветви оказались прямо над ним, и схватился за них.

Кшан вылез на берег и, пробравшись по толстому суку ивы, за волосы выволок еле живого от страха Цьева на сушу. Наконец, поверив в спасение, Цьев забился в плаче. Кшан стоял над ним, отжимая волосы, и злобно смотрел на малыша.

— Кшан, прости меня! — завыл Цьев, понимая, что его неосторожность чуть не стоило им обоим жизни. Схватив брата за руку, он взмолился: — Прости меня!!

— Да чтобы тебя разорвало! — разъярился Кшан, выдергивая руку. — Как ты вообще туда попал?!

— Я упал прямо сверху, с дерева сорвался, — пролепетал Цьев, вставая и отплевываясь от воды. — И закрутило, закрутило…

В ожидании сурового разноса Цьев вжал голову в плечи. Конечно, рука у Кшана не такая тяжелая, как у отца, но Цьеву все равно мало не покажется… Однако брат почему-то не спешил вымещать на младшем свой несомненный гнев. Цьев открыл глаза, поднял голову и с опаской взглянул на Кшана, удивляясь, почему брат не только не трогает его, но и вообще молчит.

Кшан едва дышал. Цьев увидел, какой брат бледный, лицо перекошено злостью, глаза потемнели, такие гневные… Кшан осторожно вздохнул, словно вслушиваясь в себя, потом глянул на Цьева, прищурился, поднял руку, и малыш в ужасе зажмурился, упал на колени:

— Не бей, Кшан, милый, я больше не буду!

— Отцу пообещай! — буркнул брат и больно схватил лешонка за ухо.

— Кшан, пожалуйста, только отцу не говори!!! — взвыл Цьев.