Мифы и легенды Древнего Востока - Александр Немировский

Не оставляет сомнений, что новелла об Эсфири сконструирована для объяснения праздника пурим, впервые упомянутого во второй книге Маккавеев в связи с победой иудейских повстанцев над царем Сирии. Нет никакой уверенности в том, что этот праздник возник в персидскую эпоху. Он мог существовать в более раннее, вавилонское время. В греческом добавлении к книге «Эсфирь» в Септуагинте сообщается, что некий Досифей (иудей с греческим именем) доставил перевод книги Эсфирь в Египет для царя Птолемея. Под этим Птолемеем могли мыслиться Птолемей IX (правивший в 114–113 гг. до н. э.) и Птолемей XI (78–77 гг. до н. э.). Эти даты позволяют отнести время написания книги приблизительно к концу II в. до н. э.

Это было время ожесточенной конфронтации между Иудеей и эллинистическим миром в лице царя, правившего осколком некогда могущественной державы Селевкидов (в свою очередь осколка державы Александра Македонского). Этот осколок, который можно условно назвать Сирией, был тюрьмою народов, обладавших древней государственностью и культурой, — финикийцев, иудеев, армян, сирийцев, халдеев и многих десятков других. Каждый из этих народов облагался данью и другими повинностями, должен был принимать на постой воинов. При этом не имелось каких-либо правовых гарантий ни в объеме повинностей, ни в осуществлении представляемой тому или иному городу и народу автономии. Так, царь Антиох IV, нарушив существовавшие договоренности, приказал внести в храм Яхве в Иерусалиме статую Зевса и запретил исполнение собственных религиозных обрядов. Это и было поводом для восстания, охватившего в 165 г. до н. э. всю Иудею.

Написание книги «Эсфирь» приблизительно в это время в полной мере согласуется с описываемой в ней ситуацией. Речь шла о геноциде прошлых времен, которого удалось избежать с помощью Яхве. Это был прецедент, и мало кого интересовало, в какую эпоху он происходил, была ли Эсфирь супругой вавилонского или персидского царя. Важно было этим примером вдохновить современников, которым также угрожало поголовное истребление.

Было это в дни Ахашвероша{250}, царя персидского, царствовавшего над ста двадцатью семью областями от Индии до Эфиопии. В престольном городе Сузах дал он пир для всех правителей области и для служащих при нем, для войска персидского и войска индийского. Сто восемьдесят дней показывали гостям великие царские богатства. Потом в саду перед дворцом был дан малый пир для обитателей Суз. К мраморным столбам на серебряных кольцах были подвешены драгоценные ткани, дающие тень. На золотых и серебряных ложах возлежали гости и пили из драгоценных сосудов каждый сколько хотел, ибо никто их не принуждал. Царица же призвала на пир женщин царского дома.

На седьмой день пира развеселилось сердце Ахашвероша от вина, и приказал он привести царицу, чтобы показать красоту ее пирующим. Но царица отказалась прийти. И разгневался царь, и спросил сам себя: «Что будет, если и другие жены во всем царстве от Индии до Эфиопии откажутся повиноваться мужьям своим?» И отправил он письма во все сто двадцать семь областей, письма, написанные письменами к каждому народу на его языке, повелев, чтобы всякий муж был господин в доме своем и воля его была законом. После этого царь отверг супругу свою и приказал снять корону с головы ее, а чтобы женский дом при дворце не пустовал, приказал привести со всех областей царства молодых девиц, прекрасных на вид, чтобы выбрать из них жену вместо отвергнутой царицы.

Среди девиц, приведенных во дворец, была сирота Эсфирь, воспитываемая дядей своим Мардохеем, одним из иудеев, находившихся в вавилонском пленении. Остановил на ней свой взгляд Ахашверош, оставил ее в царском доме под надзором стража жен. Приказал он дать ей в услужение семь девиц и выделил ей мирровое масло и бальзам для умащения. Мардохей приказал Эсфири не говорить, из какого она рода и племени, и царь не знал, что она еврейка.

Была Эсфирь хороша собою, и полюбил ее царь более других своих жен, и возложил на ее голову венец, и сделал царицею. Мардохея же он взял в свой дом и посадил его у ворот. Так узнал Мардохей, что двое из евнухов, оберегающих царский порог, задумали наложить руки на царя. Дело это стало известно через Эсфирь и исследовано, после чего заговорщики были казнены и сделана обо всем этом дневная запись в царской книге.

Вскоре после того среди вельмож возвысился Хаман{251}, сын Амадафа. Поставил Ахашверош его сиденье выше всех в царском доме, и все, кроме Мардохея, падали перед Хаманом ниц.

Говорили Мардохею служащие при царе, знавшие, что он из иудеев:

— Зачем ты это делаешь? Поклонись Хаману! От тебя не убудет!

Но Мардохей, гордившийся тем, что он дядя царицы, не кланялся Хаману и не падал перед ним ниц.

Узнав, что Мардохей — иудей, Хаман возненавидел его и вместе с ним всех иудеев. И сказал Хаман царю:

— Среди областей царства твоего есть один народ, и законы его отличны от законов всех народов, и законов твоих они не выполняют. Если ты прикажешь их истребить, то я отвешу в твою казну десять тысяч талантов серебра.

И снял Ахашверош с руки своей перстень, и отдал его Хаману в знак того, что дает ему иудеев на истребление.

И призваны были царские писцы, и написали они сатрапам и начальникам, поставленным над каждой областью, письменами ее и каждому народу на языке его от имени царя Ахашвероша истребить всех иудеев, от мала до велика, детей и женщин, в один день. Написанное было скреплено царским перстнем.

Узнав об этом, разодрал Мардохей одежды свои, надел рубище, посыпал пеплом голову. И явился он в таком виде ко дворцу, где его увидели служанки Эсфири. Взволновалась Эсфирь и послала дяде одежды, чтобы он оделся. Но он не принял их. Тогда послала Эсфирь приставленного к ней евнуха узнать, какое у Мардохея горе. И рассказал Мардохей, что случилось, и от евнуха узнала об этом Эсфирь. Повелела она передать Мардохею, чтобы иудеи постились, не ели и не пили три дня и три ночи и что она будет также поститься, как весь ее народ.

На третий день, одевшись по-царски, явилась Эсфирь к престолу, на котором восседал Ахашверош. Увидев ее, простер он к ней свой золотой скипетр, и коснулась она его конца.

— Если у тебя есть какая-либо просьба, Эсфирь-царица, — обратился он к ней, — выскажи ее, и я ее выполню, хотя бы ты просила полцарства.

— Прошу тебя, господин мой! — отвечала Эсфирь. — Явись завтра вместе с Хаманом на пир, который я приготовлю.

Вызвав Хамана, царь передал ему приглашение царицы. Решив, что возвысился в ее глазах, он был весь день в радости и благодушии. Ему не испортил настроение и Мардохей, которого он узрел у царских ворот, не склонившегося ниц. «Ничего, — подумал он, — недолго тебе осталось не склонять передо мной головы!»

Явившись домой, он привел к себе друзей и жену свою. Рассказал им о великой почести:

— Царица пригласила меня на пир вместе с господином моим Ахашверошем, и больше никого не пригласила. Теперь я точно знаю, что расправлюсь с ненавистным Мардохеем.

Радовались вместе с Хаманом его друзья, а жена сказала:

— Приготовь дерево высотою в пятьдесят локтей и утром скажи царю, чтобы повесили на нем недруга твоего. И потом тебе будет весело пировать.

И понравилось это слово Хаману, и он приказал приготовить дерево.

Ночью не явился к царю сон, и он приказал слугам принести книгу дневных записей и читать, пока не заснет. Так слуги прочли запись о заговоре двух евнухов, раскрытом благодаря доносу Мардохея.

— Читайте дальше, — приказал царь. — Какую награду получил этот Мардохей за спасение моей жизни?

И ответили слуги:

— Об этом ничего не записано.

После этого к царю пришел сон, а наутро, когда он проснулся, ему сказали, что пришел Хаман перед очи его. Не успел Хаман открыть рот, чтобы сказать о Мардохее, как Ахашверош спросил его:

— Скажи, Хаман, верный мой слуга, как лучше наградить человека, достойного моей милости?

Лицо Хамана расплылось в улыбке. Он решил, что речь идет о нем.

— Если ты хочешь оказать этому человеку милость, — ответил он, — дай ему одеяние с твоего плеча, выведи его на коне на городскую площадь и пусть глашатаи провозгласят его твоим другом.

Понравились эти слова Ахашверошу, и он сказал Хаману:

— Возьми мое одеяние и коня. Дай их Мардохею, сидящему у ворот моего дома, и пусть глашатаи провозгласят его моим другом, ибо он спас мне жизнь, а я не успел его наградить.

Потемнело лицо Хамана, но он не показал вида, что распоряжение царя ему неприятно. Поклонившись Ахашверошу, он выполнил все, что было приказано, после чего поспешил домой, забыв о том, что приглашен на пир. Об этом напомнили ему царские евнухи, сказав, чтобы он поторопился, если не хочет, чтобы на него обрушился царский гнев.