Воспоминания об Илье Эренбурге - Илья Эренбург

Я рассказал о переводах самого Исаакяна, о том, что Исаакян, еще будучи в эмиграции в Европе, перевел "Песню о Буревестнике" Горького. Перевод был опубликован в зарубежных армянских газетах и имел большой успех.

— Вот вы говорите, что Исаакян перевел "Песню о Буревестнике", а я ведь не очень люблю Горького-поэта.

В другой раз, когда один из местных литераторов заметил, что, по его мнению, Куприн и Леонид Андреев обладали не меньшим, чем Горький, талантом, но он у них не получил верной направленности, Эренбург возразил:

— Я бы этого не сказал. Если взять "Мои университеты", «Детство», "В людях" да и многое другое, то Горький, как и Бунин, на первом месте. После Бунина и Горького я бы поставил на третье место… — Эренбург задумался, — …не знаю кого, Куприна или Андреева.

Эренбург, как мне показалось, не любил позднего Андреева, не любил его пьесы, хотя "Любовь к ближнему" назвал психологически сильной вещью.

Говорили о Марине Цветаевой. Илья Григорьевич сказал, что Цветаева входит в первую десятку поэтов XX века.

Говорили и о стихах самого Эренбурга.

— Сейчас, — сказал Илья Григорьевич, — выходит новая книга моих стихов. В ней восемнадцать новых стихотворений.

Речь шла о книге: Илья Эренбург. Стихи. 1938–1958 (М., "Советский писатель", 1959).

В ней мне нравились точные, афористичные стихи:

И пуд мы съели — не по нашей волеТакой соленой, что не скажешь, соли.Я без волнения не могу читать такие, например, строки:Когда я был молод, была уж война,Я жизнь свою прожил — и снова война.Я все же запомнил из жизни той громкойНе музыку марша, не грозы, не бомбы,А где-то в рыбацком селенье глухомК скале прилепившийся маленький дом.В том доме матрос расставался с хозяйкой,И грустные руки метались, как чайки.И годы, и годы мерещатся мнеВсе те же две тени на белой стене.

Знаю, что некоторые литераторы стихи Эренбурга считают его слабостью, говорят, что они ему не удавались. Мне стихи Эренбурга нравятся. Они суровы и мужественны.

Одно из стихотворений Эренбурга помогло мне лучше понять Аветика Исаакяна. О 9 Мая 1945 года было написано великое множество стихов. Были о Дне Победы стихи и у Исаакяна. Стихотворение кончалось печально:

…Пьют, и на лицах веселье горит,Звонко стакан лишь стучит о другой,Тихо один тут отец говорит:"Пью за сыновней души упокой".Строго смолкают на слово отца,Шапки снимают пред тостом таким,Молча за мертвого пьют храбреца,Хлеб омывая вином золотым.

(Перевод Н. Тихонова)

Некоторым критикам не понравилась такая концовка. Они сочли ее неуместной. В сборнике Эренбурга я обнаружил стихи, в которых еще определеннее и резче говорилось о том, что за победу было заплачено жизнью:

Она была в линялой гимнастерке,И ноги были до крови натерты.Она пришла и постучалась в дом.Открыла мать. Был стол накрыт к обеду."Твой сын служил со мной в полку одном,И я пришла. Меня зовут Победа".Был черный хлеб белее белых дней,И слезы были соли солоней.Все сто столиц кричали вдалеке,В ладоши хлопали и танцевали.И только в тихом русском городкеДве женщины сидели и молчали.

Я написал Эренбургу о книге его стихов. Письмо было наивным, но искренним.

"Дорогой Левон! — коротко ответил Илья Григорьевич. — Меня очень тронуло Ваше письмо. Мне радостно было услышать доброе слово о моих стихах. Сердечно Вам за него благодарен.

Вам большой привет от Любови Михайловны. Желаю Вам всего доброго.

Ваш Илья Эренбург".

Эти несколько слов были написаны 9 июля 1960 года. Вернемся, однако, к тем сентябрьским дням 1959 года, когда Илья Эренбург был в Ереване.

За несколько дней до отъезда Эренбурга я взял у него интервью для одной из наших газет.

Я пришел к Эренбургу поздно вечером. Он, по существу, продиктовал мне нашу небольшую беседу. А когда я спросил, как же озаглавить материал, Илья Григорьевич улыбнулся:

— Страна древней и новой культуры — так и назовите.

Интервью было напечатано в сентябре 1959 года.

У Ильи Григорьевича Эренбурга, уже 10 дней гостящего в Ереване, накопилось немало интересных впечатлений. Делясь некоторыми из них, писатель сказал, что Армения — страна, которая, по его мнению, должна изумить любого человека сочетанием древнейшей культуры с большими достижениями в создании новых духовных ценностей.

Сильное впечатление произвела на Эренбурга столица нашей республики. Глядя на остатки глинобитных домишек дореволюционной поры, с трудом веришь, что Ереван, этот прекрасный город, построен за советское время. Внимание, которое всегда уделяли архитекторы Армении подбору строительных материалов, удачно гармонирующих с армянским пейзажем, позволило избежать в Ереване той сухости, того эклектизма, которые присущи многим современным городам.

Поразило его также быстрое развитие промышленности в республике, наличие заводов, имеющих всесоюзное значение.

— Помимо бурно развивающейся современной Армении с ее замечательными людьми-тружениками, — говорил Эренбург, — разумеется, меня глубоко привлекает и прошлое страны, памятники зодчества эллинистического периода и те памятники, которые относятся к седьмому веку, когда армянская архитектура была вполне зрелой, самостоятельной, отличной и от византийской, и от романской…

— Богат ваш исторический музей, он мне помог понять сложную и трудную судьбу армянского народа, его упорство в борьбе за национальную культуру и общечеловеческие ценности. Меня восхитил Матенадаран коллекцией древнеармянских рукописей, искусством миниатюры и рядом работ по эллинистическому периоду нашей цивилизации, который меня особенно интересует. Я с радостью узнал, что в ближайшее время рукописи будут переведены на русский язык.

Речь шла об армянской литературе. Эренбург заметил, что, к его большому сожалению, о литературе приходится судить по переводам. У литературы нет того общего для всех языка, который имеют архитектура, музыка, живопись, а переводы редко достигают уровня оригинала, но все-таки, несмотря на это, армянская поэзия с давних пор казалась ему одним из самых замечательных явлений.

— Говоря об этом, я думаю не только о поэтах старшего поколения, но и о поэте, которого мне лично выпала радость встречать, — Аветике Исаакяне… Должен сказать, что был бесконечно рад увидеть недалеко от гостиницы, где остановился, мужественное и прекрасное лицо Егише Чаренца. Перед его памятником я припоминал и встречи с ним в давние годы, и его сильные и вместе с тем нежные стихи. Мне было приятно встретиться также с современными армянскими поэтами — Наири Заряном, Геворком Эмином и другими писателями, которых я знал по их книгам.