Невеста насилия - Ева Модиньяни

Он перекинул через плечо двустволку и снова двинулся вверх по тропе.

28

Закатное солнце заливало спальню теплым, ярким светом. Лучи его ласкали безмятежно спавшую Нэнси. Ее тело дышало во сне нежной прелестью юности. Голубая простыня обрисовывала формы: округлую грудь, изгиб бедер, изящество длинных стройных ног. Шон смотрел на спавшее рядом существо и чувствовал пронзительную нежность, ему так хотелось любить и оберегать девушку!

Губы Нэнси сначала капризно вздрогнули, потом сложились в улыбку. Нежные веки не были сомкнуты полностью: чуть заметную полоску глаз прикрывали длинные шелковистые ресницы. Шон почувствовал жгучее желание ласкать, обнимать, касаться девушки, наконец, полностью раствориться в ее объятиях.

Вся его жизнь состояла из сплошной череды испытаний и надежд, которые так и не сбылись. Единственное, чем обладал он в мире — это Нэнси, все остальное казалось ему ненужным и серым.

Но прошлое снова напомнило Шону о себе. Внезапно ему померещилось: сейчас его призовут к ответу за совершенные преступления. Подумав о себе самом, он ощутил отвращение, ему показалось, что он обречен всю жизнь влачить жалкое, одинокое существование.

Но тут проснулась Нэнси, ослепительно улыбнулась и поцеловала Шона.

— Итак, на чем мы остановились? — в шутку спросил он, прижимая девушку к себе.

— А остановились мы на том, что ты отправил меня в Италию, словно какую-то бандероль, — прошептала она, касаясь губами его уха.

Нэнси вернулась в Нью-Йорк несколько дней назад, вместе с семьей Лателла.

— Есть вещи, с которыми приходится смириться, — ответил Шон, перебирая локоны Нэнси. — Но теперь мы снова вместе, — поспешил добавить он, видя, как она нахмурилась, — и это — главное…

— Все хорошо, что хорошо кончается, — насмешливо заметила она.

— У нас впереди жизнь, полная неожиданностей, — произнес Шон.

— Приятных или нет? — задумчиво произнесла Нэнси.

Она села на постели и грациозно, как кошечка, потянулась.

— О неожиданностях ничего нельзя знать заранее, — сказал Шон. — Иначе какие же это неожиданности?

Если бы он вслух высказал то, что чувствовал, разговор пошел бы по опасному пути.

Нэнси протянула руку и подняла шелковую кремовую блузку, валявшуюся на полу у кровати. Накинув кофточку, она тут же целомудренно застегнула ее.

— Через несколько дней я возвращаюсь в Йель, — сказала Нэнси. — Я и так отстала на два месяца, придется нагонять.

Ей не терпелось вернуться к занятиям.

— А я как же? — напомнил Шон, поймав руку Нэнси.

— Я больше не хочу расставаться с тобой надолго. Я хочу целовать тебя, ласкать, слышать твой голос, — шептала она, осыпая возлюбленного поцелуями. — Хочу любить тебя, засыпать и просыпаться в твоих объятиях.

— По-моему, ты пытаешься меня соблазнить, — улыбнулся Шон.

— Неужели ты это заметил? — смеясь, спросила Нэнси.

— Да, по некоторым твоим намекам…

Девушка неожиданно заговорила серьезно:

— Не надо шутить со мной, Шон. При одной мысли, что нам придется расстаться, у меня сердце замирает.

— Так не возвращайся в университет, оставайся здесь.

— Не могу. Университет — мое будущее, это осуществление всех моих планов.

— А я? Что я для тебя?

— А ты — моя жизнь, моя любовь.

Они снова потянулись друг к другу, обнялись и снова затопил их поток желания. Когда оба в изнеможении откинулись на подушки, в комнате уже было почти темно.

— Я провожу тебя до Гринвича, — сказал Шон.

— Не хочу уезжать, — недовольно произнесла Нэнси. — Мне так хотелось бы провести с тобой ночь.

— Фрэнк не заставит меня вернуть тебя домой.

— Фрэнку и так все про нас известно. Он знает, где мы и чем занимаемся.

— Откуда? Ты сказала?

— Нет. Я ничего не говорила. Но знаешь, по-моему, от него ничего не утаишь. Фрэнк на самом деле человек терпимый, хотя на первый взгляд так не скажешь.

— Однако лучше не рисковать?

— В каком смысле?

— Лучше честно признаться ему, как обстоят дела.

— Мы поженимся, снимем дом в Йеле, — размечталась Нэнси. — Я буду учиться, а ты будешь приезжать, когда сможешь. Здорово я придумала, правда?

— Замечательно! — согласился Шон, но тут же добавил: — Тебе пора домой.

Шон гнал «феррари» в сторону Гринвича, оставив позади россыпь нью-йоркских огней.

— Мне кажется, что иногда ты разговариваешь со мной, как с глупым ребенком, — заметила Нэнси.

— Ничего подобного! — не очень уверенно возразил Шон.

Ему вдруг стало грустно и горько. Проклятые призраки прошлого отравляли день сегодняшний. До отъезда Нэнси на Сицилию все казалось таким ясным и безоблачным. Протяни руку — и вот оно, счастье, полное, безграничное счастье.

— А может, бросим все? — неожиданно предложил Шон.

— Что «все»? — удивилась Нэнси.

— Нью-Йорк, мой бизнес, квартиру, твой университет…

Нэнси вспомнила квартиру Шона на Манхэттене с видом на Центральный парк, и сердце ее сжалось.

— Куда же мы уедем? — встревоженно спросила она.

— В Ирландию.

Об Ирландии девушка не знала ничего, только видела один фильм Джона Форда об этой стране.

— Ты шутишь? — недоуменно произнесла Нэнси.

— Нет. Ирландия — моя родина. Когда я был мальчишкой, отец рассказывал мне о прекрасном доме на зеленых холмах. Ирландия — чудесное место, если жить там с любимой.

— Издалека родина всегда кажется нам прекрасной, — возразила Нэнси, вспомнив Сицилию. — К воспоминаниям примешивается ностальгия, волнение. И тогда, где бы ты ни оказался, вдали от родной земли начинаешь чувствовать себя, словно в душной тюрьме. Каждому нужна такая далекая родина, о которой вспоминаешь с сожалением. Это сон, греза, иллюзия. Но когда сталкиваешься с реальностью, сны рассеиваются…

— Хорошо, — согласился Шон. — Никуда мы не уедем.

Нэнси облегченно вздохнула. Ей вовсе не хотелось расставаться с Америкой. С этой великой страной связана вся ее жизнь, все ее радости и горести; без Америки нет для нее будущего. Здесь пообещала Нэнси отцу стать большим человеком. И слово она сдержит.

Большой дом на зеленых холмах — это конец дороги, а Нэнси еще и не начинала свой путь.

29

Нэнси вошла в библиотеку и увидела Тейлора за столом, заваленным книгами. Он сидел, погруженный в чтение, у большого окна, за которым виднелись кроны деревьев. Солнечные лучи освещали белокурую голову, склоненную над книгами, и падали на белую льняную рубашку. Он засучил рукава, так что видны были крепкие, загорелые руки, покрытые золотистыми волосами. Нэнси на мгновение остановилась, прижимая к груди книги, посмотрела на Тейлора, потом решительно подошла к нему.