Великий Рузвельт - Виктор Мальков

Это была программа прямо противоположная той, которую разрабатывали в Восточноевропейском отделе госдепартамента под руководством его руководителя Роберта Келли и поддерживаемой близкими советниками Рузвельта А. Берли и У. Буллитом, полагавшими, что коммунизм в России делает невозможными все разговоры и рассуждения о формировании антигерманского союза типа Антанты, скорее наоборот – по их мнению, стоило ставить вопрос о сближении Франции и Германии на базе признания интересов последней в Восточной Европе и на Балканах и гарантий безопасности Франции {44}.

Додд, буквально одержимый идеей сколачивания антинацистской коалиции, не принимавший всерьез коммунизм в его российском «исполнении», одним своим присутствием в Берлине создавал препятствие для мирных договоренностей с Гитлером. Посол-историк не просто досаждал, он вызывал тревогу своими «прорывами» в Белый дом, где после нормализации дипломатических отношений с СССР как будто утверждался неидеологизированный прагматический взгляд на возможность сотрудничества с Москвой. В характере президента было решать проблемы, исходя из личных впечатлений. Визит Литвинова в Вашингтон осенью 1933 г. в этом смысле дал солидную пищу для размышлений. Они шли зачастую вразрез с убеждениями чиновников госдепартамента. А Додд своими посланиями расширял эту брешь, содействуя размыванию стереотипов, унаследованных от эпохи идеологической конфронтационности. Посол предлагал конкретные меры, включая практически одновременное вступление США и СССР в Лигу Наций (летом и осенью 1934 г. было ясно, что СССР вступит в Лигу), что могло бы стать тяжелым ударом для сил агрессии, но получал в ответ сентиментально отвлеченные сетования о нерешаемых проблемах Европы и внутренних осложнениях для ньюдилеров. Любопытно, что Рузвельту понадобилось несколько дней, прежде чем он решил направить Додду тщательно отредактированный ответ на целую серию предложений последнего. Он писал 25 августа 1934 г.:

«Мой дорогой Додд!

Я был очень рад получить от Вас письмо, хотя сознаю, что Ваше положение никак нельзя назвать приятным. Письмо подтверждает мои опасения, что ход событий в Германии, а может быть, и в других странах Европы развивается, бесспорно, в неблагоприятном направлении и что в последующие полгода или год может произойти непредсказуемое. Гарри Гопкинс вернулся из поездки в Европу, и он тоже настроен пессимистично. Того же мнения придерживается Джордж Гаррисон из Федерального резервного банка. В целом я вполне удовлетворен нашим собственным прогрессом. Но мы подвергаемся сильному политическому нажиму, и он будет вестись против нас до самых выборов. Вы читали о создании Американской лиги свободы (организация, объединявшая антирузвельтовские элементы в правящих кругах США, выступавшие против «нового курса». – В. М.) во главе с Шузом, А. Смитом, Джеймсом Уордсуортом, А. Дюпоном и Джоном Дэвисом. Ее уже назвали «клубом самоубийц».

Я тоже, как и Вы, с тяжелым сердцем наблюдаю за событиями в Европе, слежу за малейшими проблесками надежды, которая дала бы мне возможность протянуть руку помощи. Но в настоящее время ничего подобного нет на горизонте.

Будьте здоровы и время от времени держите меня в курсе Ваших дел.

Всегда Ваш

Письмо красноречиво свидетельствовало, что никаких изменений в позиции президента не произошло и в ближайшее время не произойдет. Рузвельт вежливо отклонил советы посла о коллективных действиях (уже при участии России, с которой были восстановлены дипломатические отношения) в пользу мира, хотя и признал, что в любой момент в Европе могло произойти непоправимое. Мотивы, которые были выдвинуты президентом для оправдания этой позиции, были также знакомы Додду – накануне выборов правительство не сделает ни одного «неловкого» шага. Вместе с тем Рузвельт не хотел создавать впечатление, будто его позиция и в более далекой перспективе останется неизменной. Такой момент, напомнил он Додду, пока еще не наступил. Поскольку в письме президента не было ни слова о силе изоляционистских настроений в США и содержалась фраза о протянутой «руке помощи», Додд решил, что имеет моральные основания сказать в состоявшихся беседах с Гитлером и Шахтом об обеспокоенности Америки масштабами военных приготовлений Германии. При этом он не отказал себе в удовольствии упомянуть и о имеющихся у него сведениях о закупках Германией военных самолетов в Соединенных Штатах. Последнее выглядело в его устах весьма двусмысленно {46}, хотя и вполне в духе той антимилитаристской, антимонополистической кампании, которая разворачивалась у него на родине. Более того, в свете полученных им данных о продаже американскими фирмами больших партий оружия нацистской Германии Додд усматривал особый смысл в усилиях, направленных на пресечение ее ремилитаризации. История не должна была повториться, в противном случае все жертвы, принесенные человечеством на алтарь Молоху в годы Первой мировой войны, окажутся напрасными и мировая цивилизация понесет уже непоправимый урон. Додд обращал на эту сторону вопроса особое внимание, полагая, что от его решения зависит очень многое, если не все, в плане устранения угрозы новой войны. «Как мы можем предотвратить войну – писал он в октябре 1934 г. полковнику Эдварду Хаузу, – если торговля оружием между США и Германией продолжается? Этот факт показывает еще раз, что те же трудности, с которыми мы сталкивались всегда, имея дело с представителями крупного бизнеса, существуют и сейчас» {47}.

Рузвельт вновь убедился, что Додд не оставляет мысли о возможности участия США в коллективных действиях с целью предотвращения сползания Европы к войне. У президента появилось ощущение, что практическая деятельность посла выходит за рамки тех инструкций, которые он получает из государственного департамента. Решение указать Додду на необходимость держаться «в рамках» пришло на волне роста изоляционистской пропаганды в США, а также под влиянием неудачной попытки провести через сенат законопроект о вступлении в Международный суд. Неудачу нельзя было назвать провалом, но Рузвельт посчитал момент подходящим для того, чтобы подчеркнуть особую нерасположенность США быть втянутыми в европейские дела. Его короткое на этот раз послание Додду от 2 февраля 1935 г. было составлено в требовательном тоне {48}.

«Мой дорогой Додд!

Благодарю за Вашу интересную записку. Мы должны пройти через период не сотрудничества во всем. Я опасаюсь, что он будет длиться весь следующий год или два. Уолтер Липпман все это очень хорошо объяснил в сегодняшнем утреннем выпуске «Геральд трибюн».