Варяги. Славяне. Русские - Евгений Кутузов

Сделаю допущение, которого, к сожалению, доказать не могу: конский культ мог породить еще один обычай проверки правителя на его соответствие своему посту. Правитель на коне всегда прилюдно демонстрирует, насколько уверенно он держится в седле и как справляется с джигитовкой. Успешно справлявшийся доказывал тем самым сохранение физического и умственного потенциала, чем заслуживал право на жизнь и трон. Состарившийся правитель, естественно, должен был уклоняться от верховой езды вообще, чтобы окружение не заметило потери сноровки. Вариант: можно поменять норовистого скакуна на более спокойного, как временную меру. Но для правителя, пытающегося таким способом обмануть подданных и судьбу, вставала необходимость испытания контактом с ядовитыми змеями. Нелегкий выбор. В течение веков правители искали всяческие ухищрения, чтобы спасти свою жизнь и власть. Многократно повторяющаяся реальная ситуация имеет тенденцию превратиться в мифологический сюжет. Контуры этого мифа можно с легкостью обнаружить в сказании о смерти Олега. В нем фигурирует волхв (жрец) — главное лицо в религиозном ритуале, в том числе и в ритуале умерщвления правителя. Он предсказывает смерть от коня, т. е. в нашей версии от ослабления способности управлять конем. Олег отказывается от любимого коня, но в конце концов гибнет от укуса змеи. Надо понимать так, что отказом от верховой езды правитель продлевал свои дни и свою власть, но его попытка обойти древний обычай встречала осуждение в обществе, видимо, этим объясняется то, что в сказании о смерти Олега обнаруживаются следы недоброжелательного к нему отношения.

Имя Олег в Киевской Руси входило в набор имен, которые носили только князья. Выше я высказал предположение, что первоначально это слово было эпитетом или параллельным термином к титулу правителя. Соответственно, в древних сказаниях — баюнах и кощунах, в которых давался обобщенный образ правителя, пытающегося уйти от судьбы, его называли обобщенным термином «олег». Этот же термин использовался в том же смысле и для обозначения первых киевских князей. В X в. термин постепенно превращался в княжеское имя, и текст сказания стал восприниматься как историческое повествование о конкретном правителе по имени Олег. Очевидно, и Рюрика, и Игоря тоже иногда называли «Олегом», а их жен «Ольгами», но самым популярным правителем с таким прозвищем был регент при малолетнем Игоре, сохранивший власть и тогда, когда сын Рюрика стал взрослым. С этой реальной личностью в конце концов и спаялось накрепко сказание о правителе, не ушедшем от своей судьбы. Скорее всего, путаницу внес еще автор Начальной летописи, отсюда в «Повести временных лет» три версии о смерти Вещего Олега, в действительности умершего в начале X в., скорее всего, достаточно тривиальной смертью.

У скандинавов есть легенда о герое-викинге по имени Отт, история смерти которого разительно похожа на смерть Вещего Олега, хотя есть и несовпадения [133]. Можно допустить русское влияние на скандинавскую мифологию, но, скорее всего, легенда занесена в Скандинавию с юга Прибалтики. В Раннем Средневековье археологически прослеживается проникновение в Скандинавию с континента населения, оставившего погребения с конем [101, с. 181].

Первой половине X в. очень не повезло в русском летописании. До 40-х гг. — почти сплошная лакуна в истории. Парадокс, но о предыдущем полустолетии — второй половине IX в. — мы располагаем несопоставимо большими письменными сведениями.

Под 903 г. «Повесть временных лет» сообщает, что Игорь женился на Ольге. Под 907 г. и 911 г. сообщается о походах Олега на Царьград. Под 912 г. (и 922 г.) сообщается о смерти Олега. И все. Следующее сообщение — о неудачном походе Игоря на Царьград в 943 г., когда византийцы греческим огнем сожгли и потопили флот Игоря. Мотивы похода неясны. Недоумение усилится, если вспомнить, что летописание на Руси началось в 70-х гг. IX в., в первой половине X в. составлялись дипломатические договоры довольно сложного содержания, вообще, грамотность была в X в. не слишком большой диковинкой, если торговец мог на глиняном сосуде нацарапать название товара. Неужто при великокняжеском дворе некому было вести хроники, хотя бы краткие? Еще удивительнее провал в сведениях, если учесть, что и без официальных хроник в данном случае можно было обойтись.

Поясню. Начальная летопись, как сейчас общепризнано, составлена в 997 г. Подумаем, какой возраст мог иметь ее автор. Для X в. эта работа представляла исключительную интеллектуальную сложность. Автор ее не мог быть зеленым юнцом или молодым человеком. Он мог быть старым, пожилым, но едва ли моложе 30–40 лет. Два столетия назад такой возраст считался пожилым, в X в., несомненно, тоже. Нижняя граница даты рождения летописца — 20–30 гг. X в., верхняя — 50–60 гг. X в. Гадать бесполезно, хотя есть косвенные указания на то, что автор Начальной летописи родился скорее после середины X в., нежели до середины. Если бы его сознательная жизнь началась в первой половине X в., он имел бы более точные представления о смерти Олега, больше знал бы фактов, связанных с его правлением, знал бы, что термин «олег» раньше не являлся именем. Путаница с этим вопросом заставляет предположить, что родился летописец, скорее, между 950 и 960 гг.

В случае нижней границы даты рождения автор сам был свидетелем большинства событий, о которых в летописи не сообщается, в случае верхней границы его детство и юность прошли среди людей, помнивших по личным впечатлениям то, что происходило в первой половине X в. Возьмем для сравнения поколение, родившееся между 50–60 гг.

XX в. Начало их жизни прошло среди людей, помнивших царское время, революцию, Гражданскую войну, коллективизацию, воевавших в 40-х гг. Все эти события обсуждались на самом бытовом уровне, поэтому о том, что было в первой половине XX в., это поколение узнавало не из книг, не в школе, а просто потому, что было погружено в информацию о тех временах.

То же самое было в жизни автора Начальной летописи. Он не мог не знать о первой половине X в. большого количества сведений, которые вполне годились для летописи и для фиксирования которых он не нуждался в предшествующих летописных источниках. Положим, он мог слегка напутать с хронологией, но достоверность событий, о которых он знал, сомнению не подлежит. Вывод однозначный: летописец сознательно умолчал о событиях первой половины X в., а если учесть, что в византийских хрониках ничего не сообщается о нашествии русов ни в 907 г., ни в 911 г., то можно его заподозрить в сознательной фальсификации. Что останется от первых 42 лет русской истории в X в., если выбросить два Олеговых похода? Дата женитьбы Игоря на Ольге и дата смерти Олега. Даже летописец, живший более тысячи лет назад, должен был понимать, что этого мало.

Выше я уже касался версии, что, дескать, Владимир запрещал вносить в летопись факты, порочащие его предков, дабы лучше выглядеть в глазах цивилизованного Запада. Он не возражал, чтобы в летопись внесли весьма нелицеприятные записи про него самого, некоторые не слишком похвальные сведения о его отце, о весьма жестоких действиях его бабушки Ольги по отношению к древлянам, о вероломном убийстве Дира, а для дедушки Игоря сделал странное исключение, позволив, впрочем, описать провальный поход на Византию и смерть, для великого князя не слишком приличную. А читал ли когда-нибудь Владимир Святославич или кто-то из его окружения Начальную летопись 997 г.?

Сомнений быть не может — летописец по собственной инициативе вычеркнул большой кусок русской истории и положил начало большому белому пятну в последующих текстах «Повести временных лет». Значит, он не хотел об этом писать, ему было тяжело и неприятно включать в летопись сведения об этом периоде, как древним египтянам хотелось вычеркнуть из своей истории правление фараона Эхнатона. Значит, это был черный и позорный период истории страны.

Внутренняя причина неприглядного этапа истории всегда власть — в данном случае великий князь Игорь. Судя по его известным деяниям, он был негодным правителем и в большой степени свел на нет старания предшественников. Видимо, став взрослым, он не проявлял интереса к управлению страной, поэтому государственные заботы приходилось продолжать нести Олегу, его родственнику. Пока Олег был жив, государство держалось, и все понимали, чьими усилиями оно держится. Это обеспечило регенту популярность и почетное прозвище «олег», ставшее именем. Когда же Олега не стало, дела в государстве пошли вразнос. Писать об этом было неприятно. Ситуацией воспользовались хазары, и при Игоре русам пришлось вынести еще и хазарское иго, пришлось терпеть позорные поражения от хазар. В конце своего правления Игорь довел ситуацию в стране до критической точки, и летописец был вынужден рассказать кое-что о его гибели, хотя чести киевскому княжескому дому жалкая смерть монарха не делала.