Братские узы - Денис Лукашевич

Веллер без сил повалился прямо на ребристый пол, прислонился обожженной спиной к холодной, как лед, стене. Где-то за ней вибрировал мощный движок.

Наемник дышал судорожно, с надрывом. В жутком отсвете он казался залитым кровью, что, собственно, было недалеко от правды. «Наверное, я выгляжу не лучше», — сам себе грустно улыбнулся Марко, опустился к брату.

— Жив еще?

— Живее многих! — Хорошо, что у него хватает сил шутить. Добрый знак.

Наскоро перемотав бинтом, смоченным чем-то дезинфицирующим, изувеченное лицо брата, Марко только тогда позволил себе расслабиться.

— Лады. — Марко устало выдохнул. — Ты только без меня не окочурься, а я пока пойду прогуляюсь к нашему общему другу мастеру технических игрушек.

В кабину пилота, где колдовал Анджей, вел короткий коридорчик с матерчатыми петлями вдоль стен. Отдышавшись, Марко поднялся и пробрался к поляку. Тот был так крепко увлечен своими механическими чудесами, что и не сразу его заметил.

— Что там у нас?

— Все в полном порядке, етить вашу мать через колено, — взлетаем! — захохотал демоном Анджей и потянул на себя штурвал. Двигатель завыл еще больше.

На мгновение земля пропала из иллюминаторов, а голубой зрачок неба заглянул в кабину, но вскоре все вернулось на круги своя.

— Ой, перестарался! Сейчас выровняю. — Земля с этой высоты напоминала детскую площадку, где ребенок-педант аккуратно разложил черные кубики и прямоугольники. — Черт, черных набежала — тьма! — Анджей улыбнулся неуклюжему каламбуру.

— Оружие есть на борту? — Марко старался не глядеть вниз: с непривычки у него кружилась голова и жестоко мутило.

— Ага!

— Какое?

— Ракеты, пушки…

— Ну, тогда огонь из всех орудий!

— Есть, пан командир!

Тонкие холеные пальцы, на которых словно никак не повлияло долгое и небезопасное странствие, забегали на приборной панели, щелкнули тумблеры.

С воем и ревом, рассерженными бесенятами с пилонов сорвались дымные хвосты.

Вспыхнули багровые, в переплетении дымных прожилок сферы, лизнули огненными языками черное брюхо. Словно великан огромной ладонью слегка подтолкнул вертолет вверх. Анджей утопил мягкую кнопку на гашетке — завыли голодными волками автоматические пушки, роем крупнокалиберных свинцовых пчел накрыли разбегающиеся фигурки в черных мундирах. Бум-бум! — бухнуло так, что вертолет сотрясся крупной дрожью. Вспышка на мгновение ослепила Анджея.

Когда же он снова смог видеть, то узрел внизу настоящее огненное море, испаряясь черными дымными столбами. Пылало все: ангары, техника, земля, люди… Посадочная площадка превратилась просто в черную воронку, обрамленную огненным венчиком пожаров.

Как в легенде. Ортодоксы из Сан-Мариана утверждали, что пресвятой Конрад взошел на небеса в бушующем вихре огня, оставив после выжженное пятно земли пару километров в диаметре.

Марко волей-неволей улыбнулся: неужели и их могут принять за новых Божиих пророков? Ведь настоящее огненное восхождение на небеса! Ну и пусть — вот потеха будет, когда великие еретики будут объявлены великими святыми.

— Что у нас с топливом?

— Забиты под завязку, хватит, чтобы долететь до само Клейдена. Тут даже запасной бак имеется.

— Отлично, летим отсюда.

— А Войцех?

— Забирай этого чертового монаха и, все-таки, лети уже отсюда. Я даже готов сказать волшебное слово: пожалуйста!

По первости Войцеху показалось, что жуткий ангел мщения спустился с небес и рубанул наотмашь гигантским огненным мечом. Узкий юркий бронеавтомобиль, вооруженный пулеметом, инквизиторы в черных мундирах-сутанах скрылись в пылающем вихре. А с неба донесся рев трубного гласа.

Взметнулись вверх черные полосы дыма, завихрились вокруг неуклюжей туши «стальной стрекозы», зависшей над самой землей. Откинулась дверца в бронированном боку и вниз спустилась тонкой паутинкой спасательная лесенка. Чумазый, страшный, что черт, выглянул Марко.

— Войцех! Твою ж мать, быстро тащи сюда свою толстую святую задницу!

Теперь чернорубашечникам было уже не до мятежного брата-странника — успеть бы сою собственную задницу спасти. Вокруг полыхало пламя, утробно рыча, поглощая ненасытной пастью все новые и новые площади. Что-то бухало в пламени, истошно свистело, разносилась вокруг трещотка рвущихся патронов. Выл от боли незнакомец, скрытый стеной огня.

Пан штандарт-майор сорвал начинавший тлеть мундир, зашвырнул в самое пекло, отбросил бесполезный же автомат с опустевшим магазином и в два прыжка оказался у лестницы. С ловкостью паука взлетел в десантную камору. От плотного, пропахшего дымом тела сразу стало тесно.

Захлопнулась дверца, и вертолет стал стремительно набирать высоту. Постепенно полет его выровнялся, и «стальная стрекоза» взяла уверенный курс на запад, в сторону вольного Клейдена. Или, по крайней мере, считавшего себя таким.

Мелькнули и исчезли густо чадящие постройки базы, Нижний Город в тумане испарений, пришедших с пригородных болот-свалок, Стадиус, буйствовавший в спортивном безумии, острая вершина Богословской Учельни чуть не пропорол железное подбрюшье летающей машины. Вскоре и он вместе с остальной Санта-Силенцией скрылся за горизонтом.

Стальная туша мелко вибрировала, сдавленно гудели за бронированной переборкой турбина и винты. Словно странная, но искренняя колыбельная машины для людей, упрятанных в металлическое чрево. С жадностью изголодавшегося льва вертолет пожирал топливо и вспарывал лопастями винтов воздух, разрубая облака на мелкие ошметки. И летел вперед, над плодородными пашнями, тихими, уютными городками, заросшими густым лесом руинами. Только порой какой-нибудь уставший крестьянин разогнет ноющую от усталости спину и приметит черную точку в ослепительной голубизне неба, практически теряющуюся в облачном лабиринте. Пожмет плечами равнодушно и со вздохом вернется к работе…

Сверкающую огнями линию Стены, отделившую Познаньскую пустошь от Теократии, вертолет перелетел уже глубоко за полночь.

Мерно похрапывал Войцех, только его закрытые глаза могли обмануть только ребенка: Марко явственно видел, как бьет мелкая дрожь пудовые кулаки, как набухают твердые желваки на широкой физиономии.

Веллер спал, беспокойно стонал время от времени — совсем тихо, едва слышно, и это было уже достижение.

Анджей, сидя в кресле пилота и уверенно сжимая штурвал, что-то бубнел себе под нос. Судя по некоему подобию ритма, напевал что-то героически-пафосное. По глазам заметно, что чувствовал он себя королем мира.

«Ну что ж, вроде пока все тихо», — нечасто Марко делал подобные выводы. Жизнь не располагала к подобному. Хорошо, что хоть сейчас нашелся момент…

Моонструмец извлек из внутреннего кармана пластиковый прямоугольник. На девственно белой бумажке явственно проступали печатные символы. Цифры, буквы — сущая абракадабра. Покрутил в руках странный листок — ничего более.

— Интересно, не правда ли? — Все-таки Войцех не спал. Хитрая бестия. — И из-за этого клочка бумажки столько смертей и страданий. Хотелось бы мне узнать, что он скрывает в себе…

Всем хотелось бы, да только толкалось рассерженным младенцем предчувствие, что брат-странник — это последний человек, которому стоит знать значение странной надписи.

— Чудеса, дорогой мой, — манерой называть Пауло отвратительным «дорогой мой» у Пса появилась совсем недавно, — создаются исключительно людьми и для людей. С Божьего, само собой, соизволения. И самое главное чудо — это сам человек. Его душа и разум. Огненное восхождение, превращение воды в вино — так, балаганные фокусы. А вот изменить человека, заставить, убедить следовать новым идеалам, порой диаметрально противоположным его собственным — вот оно, чудо, дорогой мой!

Сантьяго аж передернуло от подобного. Все его существо и воспитание буквально корчилось от отвращения при взгляде на эту лоснящуюся довольством бледную харю. А слышать от нее рассуждения о чудесах было вдвойне неприятно — так бы и съездил по ней кулаком, но надо терпеть, изо всех сил. Совершая величайшее чудо: «ломая» самого себя. Но куда уж лучше это, чем то, свидетелем чего был обер-капитан.

При воспоминания об этом мужественного инквизитора буквально передергивало и испытывал он страх. Не простой страх, детище эволюции, мобилизующий силы на противостояние опасности, нет. То был настоящий животный ужас, когда ни рукой, ни ногой нельзя пошевелить. Только и стоять, как кролик, завороженный иламитским удавом, и смотреть. Смотреть не отрываясь, впитывать всем телам полноводье страха, текущего сквозь него…

Гнать прочь наваждение и стараться держать себя в руках. И как же трудно это сделать, когда эта черноволосая живая гора постоянно маячит перед глазами. Вроде и не варшавянин, но даст фору любому и бойцов Своры. Глаза-иглы его горят таким же фанатичным блеском, как и у остальных.